— Вот так разгром! — произнёс Эдмунд, оглядывая поляну.

Алиенора слегка пришпорила лошадь.

— Гуго… Томас! Что здесь такое происходило?

— Праздник, миледи, — довольным голосом сообщил Гуго, чуть придержав лошадь. — Ночь любви. Толпы музыкантов, парней с девчатами, игры и танцы, танцы, танцы…

— Расскажи, пожалуйста. Что за игры?

— Думаю, миледи, — вмешался в разговор Томас, — что мастер Гарвен правильно вчера сказал, насчёт того, что благородным девицам здесь не место. Очень, как бы это сказать, фривольные развлечения. Вроде того, что мне про прядильни рассказывали, только её пуще.

— Прядильни?!

— Ну да. Об этом лучше у Гуго спросить. Я-то только понаслышке об этом знаю, а простолюдины в Хартворде, да и во всех деревнях, каждый вечер там время убивают.

— Ну уж и каждый, — фыркнул Гуго. — Так, изредка, просто чтобы за девчонками поухаживать…

— Расскажи, расскажи… — в один голос потребовали обе девушки.

Гуго вздохнул.

— Ну, хорошо. Но вы уж имейте в виду, пожалуйста, что ничего такого в этом нет. И не только в Хартворде, а во всех селениях в общественных прядильнях такие порядки. Обычай, можно сказать.

— О-хо-хо, — сказал Томас.

— Именно. — Гуго с серьёзным видом кивнул. — Ну, девушки там по вечерам собираются. С веретенами и прялками. Когда прядёшь, остатки пеньки на колени сыплются, так парни должны эту пеньку постоянно отряхивать, чтобы девицы от работы не отвлекались.

— А сами они не могут стряхивать?

— Могут, конечно. Но, как бы это сказать, это ритуал, это часть ухаживания. За каждой девушкой обязательно должен какой-нибудь парень ухаживать, иначе её собственные товарки на смех её поднимут. Что, типа, кривая такая, или толстая, или вообще уродина что ли, что ни один на тебя не клюёт?

— Забавно, — протянула Алиенора. — Ну и что же в этом такого?

— Вот я и говорю, что ничего.

— Ох, леди Алиенора… — Томас подъехал к ним поближе. — Во-первых, парень сидит сзади девушки, а во-вторых, там частенько лучины гаснут. Так что отряхивать пеньку с женских коленок, сами понимаете, становится всё интереснее и интереснее. А сами девушки, как говорят, очень даже не против. Чем она зацелованнее после такого вечера, тем больше у неё, не знаю, как назвать, авторитета, что ли. В деревнях ведь, сами знаете, если девка до семнадцати лет замуж не вышла, и ни один парень на неё не позарился, то уж вся округа на неё косо смотрит и думает: может с ней не в порядке что? А во фризском языке — это народ такой есть за морем Арит, даже поговорка есть про эти прядильни: «Das ist eine rechte Gurgelfuhr». «Gurgelfuhr» там вместо слова «Kunkelfeier» — веретено. Звучит очень похоже, только получается что-то вроде «это самая настоящая свалка» вместо «это чинные посиделки».

— Вот оно что… — протянула Алиенора. — Пожалуй, я уж и не знаю, спрашивать ли дальше про вчерашний праздник…

— Да нет, тут оно всё поприличнее, только количество фривольностей всё равно не для знатных леди. Здесь старейшины местные да бабки за порядком наблюдают, но так выходит, что они и есть главные сводники. Тем более что все в масках, а это ещё больше веселья добавляет. Я так понимаю, что главная цель таких вечеринок — это познакомиться, пофлиртовать и, в конечном итоге, пожениться. Танцы настолько быстрые, и всё быстрее и быстрее, так что обязательно кто-нибудь падает и тогда образуется куча мала, из которой все такие раскрасневшиеся да расстёгнутые выбираются, что слов нет. А ещё много гаданий проводится, в основном на женихов, кто за кого да когда замуж выйдет. Видите двуколки сломанные? Так это в самом конце, ежели одна какая-то девица без жениха остаётся, она обязана, впрягшись в эту телегу, парней с их невестами за собой катать, и обязательно через пруд, чтобы самой в мокром платье остаться. И это самое платье все тут же хором начинают с неё стягивать, чтобы вроде как просушить. А иногда и все вместе туда шлёпаются. В целом всё таким образом. Но, вообще-то, очень весело. Никто никого ни к чему не принуждает, никто ни на кого не обижается и флиртуют все напропалую…

За разговорами вся компания уже давно миновала Аонгусов Луг, продолжая скорой рысью ехать по довольно широкой, хотя и дурно вымощенной дороге. Справа виднелся большой лес, тянувшийся до горизонта; где-то за ним шёл, почти параллельно дороге, тот самый огромный овраг, двигаясь вдоль которого можно быстро добраться до Драмланрига, хотя, по словам Пэдрига Гарвена, с намного меньшими удобствами. Кратко посовещавшись, молодые люди всё же выбрали дорогу на Рудлан, хотя и более длинную. По ней беспрепятственно, в отличие от лесной чащи, можно было ехать верхом, да и наличие обещанных деревень с постоялыми дворами больше грело душу, чем ночёвки на земле среди диких зверей. Голос Эдмунда, ратовавшего за лесную дорогу, остался в меньшинстве, да и забота об обеих девушках, не привыкших к отсутствию жизненных удобств, в конце концов заставила его согласиться с мнением остальных.

Слева расстилались бескрайние холмистые поля, заросшие вереском и кустарником. Где-то к северу от того места, где они сейчас ехали, к морю Арит несла свои воды самая большая река королевства, Тэлэйт. Название «Тэлэйт» переводилось как «корона» и в этом имелась некая мистическая связь с судьбами всего государства. Именно на её берегах в незапамятные времена основали Лонхенбург. Город, в котором нынче правил Роберт III Даннидир, восшествие которого на престол, пусть и опосредованным образом, оказало столь странное и неожиданное воздействие на судьбы всех пятерых — через длинную цепочку неожиданных, иногда страшных, а иногда и приятных моментов.

Как и говорил Гарвен, дорога вскоре начала плавно заворачивать на северо-восток, к Рудлану, располагавшемуся примерно на одинаковом расстоянии и от Лонхенбурга, и от резиденции герцога Ллевеллина. За Рудланом Восточный тракт, петляя по отрогам Нолтлэндских гор, делал резкий поворот на юг, прямиком к морскому побережью и замку Драмланриг.

Ровная местность давала лошадям возможность местами передвигаться даже скорой полевой рысью; к двум часам попополудни путники проехали, наверное, не меньше пяти лиг. Гуго с Эдмундом, не особенно привыкшие к верховой езде, уже на середине пути стали испытывать всяческие мелкие, а то и не очень, неприятности. Бесконечные холмы слева от дороги продолжались, но вдалеке на северо-востоке, окутанные синеватой дымкой, уже показались горные вершины. Изредка по обе стороны от дороги виднелись заброшенные селенья, а то и отдельные мазанки, оставленные жителями по неведомым причинам. По мнению Томаса, давала себя знать относительная близость Стены, тянувшейся с запада на восток за огромным оврагом. Некогда эти места были обитаемы, но страх перед нападением тёмных сил, а ещё пуще того — пугающие слухи, добрую половину из которых Томас считал сказками, мало-помалу заставляли жителей покидать обжитые дома и скучиваться в больших деревнях, предоставлявших, конечно, лучшие возможности для обороны от предполагаемого вторжения.

Вскоре решили сделать недолгую остановку: до селения Калдикот, первого на их пути, оставалось ещё около четверти пути, и даже с перерывом на обед и краткий отдых имелись все возможности достичь его до захода солнца. На Калдикоте знания Томаса о дальнейшей дороге заканчивались; даже до самой этой деревни сторожевые отряды из замка Хартворд никогда не добирались, но, впрочем, дорога обещала быть не такой уж и сложной. Если тракт и дальше будет таким же ровным и достаточно широким, то проблем путники не предвидели. До этого места, где они остановились, основная дорога не имела заметных ответвлений, только три-четыре прибитые пылью тропы, ведущие, по всей видимости, в другие деревни. Все они настолько явно отклонялись от выбранного на восток направления, что даже не возникало мысли о том, что друзья могут заблудиться.

Сам Калдикот, кстати, находился на самом востоке владений графа Клеймора; Алиенора слегка поёжилась, услышав об этом. Земли Рича Беркли верхней своей границей почти примыкали к лично королевским и представляли собой довольно узкую и длинную полоску земли, по размерам раз в пять меньше графства его старшего брата. Северная часть этой полосы, где и находился, собственно, сам замок Клеймор, терялась среди Нолтлэндских скал, среди, как говорили, обширных и неуютных болот, а юг почти достигал большого оврага. Именно это обстоятельство и позволяло причислять графа Рича к числу могущественных и почти независимых пограничных баронов, все обязанности которых перед королевской властью ограничивались защитой рубежей перед Стеной.