Наконец подошел Тургенев, пришел папа, — вальдшнепа нет.

— Может быть, подранили, мог убежать, — говорил папа, удивляясь, — не может быть, чтобы собака не нашла, она не может не найти убитую птицу.

— Да нет же, Лев Николаевич, я видел ясно, говорю вам, камнем упал, не раненый, а убитый наповал, я знаю разницу.

— Но почему же собака его не находит? Не может быть, что-нибудь не то.

— Не знаю, но только скажу вам, что я не лгу, камнем упал, — настаивал Тургенев.

Так вальдшнепа и не нашли, и остался какой-то неприятный осадок, как будто кто-то из двух не совсем прав. Или Тургенев, говоря, что он убил вальдшнепа, или папа, утверждая, что собака не может не найти убитой птицы.

И это случилось как раз тогда, когда обоим им так хотелось избежать всяких недоразумений.

Ведь для этого они даже избегали серьезных разговоров и проводили время только в приятных развлечениях...

Вечером, прощаясь с нами, папа тихонько шепнул нам, чтобы мы утром, пораньше пошли опять на это место и поискали бы хорошенько.

И что же оказалось?

Вальдшнеп, падая, застрял в развилке, на самой макушке осины, и мы насилу его оттуда вышибли.

Оба они оказались правы, и все кончилось к обоюдному удовольствию.

«Мои воспоминания» были переведены на японский язык с текста, печатавшегося в 1913 году в газете «Русское слово», и вышли под названием «Ко-но митару тити Торустой» в Токио, изд. Синтёся, в 1914 г., раньше, чем они вышли отдельным изданием в России [24]. Из этого и других имеющихся на японском языке источников (они указаны ниже) заимствованы и отдельные детали рассказа. Психологическая разработка, разумеется, принадлежит автору; в связи с ней сделаны некоторые симптоматические отступления от рассказа в мемуарах И. Л. Толстого. О сложности отношения Акутагава к личности Л. Н. Толстого говорит и такая его заметка: «Если прочесть биографию Толстого, написанную Бирюковым, то ясно, что «Исповедь» и «В чем моя вера» были ложью. Но ничье сердце не страдало так, как сердце Толстого, ее рассказывающего. Его ложь сочится алой кровью куда больше, чем правда иных» («Слова пигмея», «Толстой»).

Стр. 383. ...сказал именно «откусить». — См. «Мои воспоминания» И. Л. Толстого, стр. 29.

...они не позволят мне их целовать. — См. П. Бирюков, «Л. Н. Толстой. Биография», т. II, 1908, стр. 275.

Стр. 386. ...которая обычно служила Толстому кабинетом. — См. «Мои воспоминания», стр. 132.

...на стене голова оленя... — См. там же, стр. 41—42.

Стр. 387. Если будет время, прочитайте. — Сухотина-Толстая пишет: «Тургенев много говорил о Мопассане... Он первый указал на него моему отцу, когда Мопассан был еще начинающим молодым писателем. Он дал отцу роман Мопассана «La maison Tellier» и посоветовал отцу прочесть его. Но на отца эта книга не произвела впечатления» (Сухотина-Толстая, «Друзья и гости Ясной поляны», по изд. 1923 г., стр. 14).

Стр. 388. Это был Гаршин. — Речь идет о посещении Гаршина в марте 1880 года, когда у него уже начиналась психическая болезнь (см. «Мои воспоминания», стр. 135).

...во всем, что делают другие, подозревает фальшь. — Бирюков приводит цитату из воспоминаний о Тургеневе Евгения Гаршина: «У Толстого, рассказывал Тургенев, рано сказалась черта, которая затем легла в основание всего его довольно мрачного миросозерцания, мучительного прежде всего для него самого. Он никогда не верил в искренность людей. Всякое душевное движение казалось ему фальшью...» (Бирюков, «Л. Н. Толстой. Биография», т. I, 1906, стр. 276).

Стр. 397. Суси — колобки из вареного риса, сдобренного уксусом и солью, с рыбной или овощной начинкой.

Стр. 398. Тэнгу — персонаж японских сказок, который часто совершает злые проделки.

Стр. 402. Тё — мера длины, равная 109 м.

Стр. 403. В часы первой стражи — в восемь часов вечера.

...за храмом Акиторибэ, посвященным Биндзуру... — Японские храмы, как буддийские, так и синтоистские, обычно посвящены какому-нибудь одному божеству или святому. Биндзуру (санскр. Pindola) — первый из шестнадцати архатов, то есть учеников Будды.

Стр. 404. ...ее лицо показалось мне ликом бодисатвы. — «Образ бодисатвы» здесь соответствует нашему «ангельский лик».

Стр. 405. ...нашел там много зеркал и мечей. — Зеркала в древности были металлические, обычно бронзовые.

Генерал Ноги принадлежит к числу тех деятелей новой Японии, имена которых особенно охотно использовались для националистической пропаганды. Один из крупнейших японских полководцев, он выступил на авансцену в решающий момент развития японского империализма. Участие в японо-китайской войне дало ему чин генерал-лейтенанта и баронский титул. Но славу принесло ему взятие Порт-Артура в японо-русскую войну. Ноги, уже в чине полного генерала, состоял в должности командующего 3-й армией, сформированной специально для взятия Порт-Артура, и руководил жесточайшими штурмами, стоившими японцам огромных потерь. Порт-Артур был взят 1 января 1905 года. Эта решающая для исхода войны победа дала генералу Ноги графский титул и звание члена Высшего военного совета.

Однако не только военные успехи сделали из генерала Ноги популярнейшую фигуру националистической пропаганды. Не меньшую популярность создало ему то, что его можно было назвать «образцом древнего воина, живым воплощением бусидо». Воспитанный в духе традиций кодекса феодальной воинской чести (он родился в 1848 г.), генерал Ноги подчеркнуто воплощал эти традиции в жизнь. Особенно прославляется как проявление бусидо его смерть. После кончины императора Мэйдзи, последовавшей в июле 1912 года, он, как говорят официальные биографы, «впал в безысходную тоску» и в конце концов совершил самоубийство. Это самоубийство явилось величайшим актом феодальной верности, требовавшей «смерти вслед за господином». В день похорон императора, 13 сентября, за несколько часов до смерти, он в полной форме, при всех орденах сфотографировался и затем при звуке выстрела, оповещавшего о выезде катафалка с прахом императора, совершил у себя дома харакири. Одновременно, следуя феодальному принципу верности мужу, покончила с собой его жена.

Самоубийство Ноги доставило ему, пожалуй, большую славу, чем вся его жизнь. В 1916 году Ноги посмертно был возведен в звание особы второго ранга. Дом, где он покончил с собой, был превращен в храм, посвященный его духу, — это так называемый Ноги-дзиндзя.

В рассказе «Генерал» имеется ряд купюр во всех изданиях этого рассказа, в том числе и послевоенных, сделанных в оригинале японской цензурой. Некоторые из пропусков восстановлены (на что указывают в переводе квадратные скобки) в книге Вада Сигэдзиро «Акутагава Рюноскэ», Осака, 1956; другие предположительно в издании Собрание сочинений Акутагава, 1958 (т. II, стр. 403—406).

Акутагава по поводу этих купюр писал: «В моем рассказе «Генерал» власти вычеркнули ряд строк. Однако, как видно из нынешних газет, живущие в нужде инвалиды войны ходят по улицам Токио с плакатами вроде таких: «Мы обмануты нашими командирами, мы — подножка для их превосходительств», «Нам жестоко лгут, призывая не вспоминать старое» и т. п. Вычеркнуть самих инвалидов как таковых и властям не под силу» («Заметки Тёкодо», II).

Стр. 416. ...каны разливали легкую теплоту. — Каны — система отопления, принятая в Китае и в Корее и состоящая в том, что снизу обогреваются пол и лежанки.

Стр. 422. ...хозяин в фундоси принялся бороться со служанкой, на которой была набедренная повязка. — Фундоси — мужская набедренная повязка типа плавок. Надо учесть, что в японском театре женские роли традиционно исполняют мужчины.

Стр. 425. Акагаки Гэндзо — один из сорока семи самураев (см. вводное примечание к рассказу «Оиси Кураноскэ в один из своих дней»). Для театра Кабуки была написана и пьеса о нем.

Токури-но вакарэ — расставание за бутылочкой сакэ (току-ри — бутылка особой формы, узкая и высокая).