чалью в сердце. И я был бы последним ничтожеством, если бы

просил тебя остаться со мной. Но я хочу этого. Поверь мне, я овла-

дею мастерством и буду лучшим, чтобы стать достойным тебя. Я

отдам тебе свою жизнь, я буду служить тебе. Доверься мне! Ты

узнаешь самое преданное сердце на свете. Ты единственная из

всех, кого я знаю, кто достоин любви. Прими меня таким, какой

я сейчас, и я сделаю все для тебя. Я люблю тебя.

Она мягко прикрыла ладонью его губы. Он сжал ее руку, прижал

к лицу и держал молча, не отпуская. Прошло несколько секунд или

минут в молчании. Потом Джек сказал, не глядя на нее.

— Я буду служить тебе верой и правдой, где бы ни было.

— Пообещай мне, Джек.

— Все, что попросишь.

Она улыбнулась.

— Ни одной женщине, кроме меня, потому что ты это уже опро-

метчиво сделал, не обещай сделать все, не услышав сначала ее

просьбы. И еще…

Он ждал.

— Поверь, Джек, все слова, какие ты сейчас сказал мне, через некото-

рое время тебе обязательно снова пригодятся. Запомни их и сохрани

в своем сердце. Добром и трепетом. Слова ужасны, Джек. Самые прекрас-

ные из них могут выглядеть в отражении зеркал самыми жестокими.

— Зеркал?

— В сердце, Джек. Прости меня — сейчас я не смогу солгать. Не

здесь. Не сегодня. Не я. Прости меня, Джек.

Он с трудом справился со слезами. Виола вспомнила, как точно

также сама стояла не столь давно на коленях перед Ричардом и го-

ворила ему о своей готовности вечно служить ему верой и прав-

дой. Джек первым нарушил молчание.

— Я больше не буду докучать тебе. Я пойду в мастерскую. Оста-

вайся здесь, тебя никто не потревожит.

Виола вздохнула. Даже в хмельную ночь собеседник вынужден

покинуть ее. Еще два часа назад она была уверена, что ни в ком не

283

СЕРЕБРЯНЫЙ МЕРИДИАН

может пробудить страсти, и вот получила первое в жизни призна-

ние в любви. Немыслимый театр, в котором коллизии превращают

своих героев — достойных и сильных людей — в тривиальных

участников ни к чему не ведущего фарса. Она, Ричард, Жаклин, Уильям, Энн, Джек — сколько может длиться эта череда невостре-

бованных влюбленных? Принять любовь Джека? Она представила

себя рядом с ним и поняла, что выглядит его старшим братом, потом, вообразив себя в платье невесты, показалась самой себе

его матерью. Кошмарное видение. Нет, она могла быть расточи-

тельницей своей жизни, но не чужой.

Уильям в эту ночь, лежа без сна рядом с Энн в своем новом страт-

фордском доме, думал о том же — о любви и судьбе. После бурной, жаркой и ласковой близости, в возможность которой оба уже от-

казались верить, он забылся недолгим сном. А проснулся с мыс-

лями о сестре. Даже к этому размягчающему сердце и утешающему

душу покою рядом с женой он обязан Виоле. Не он, а она почув-

ствовала, что именно нынче они с Энн смогут возродить их брак.

Виола могла думать за него, говорить за него, принимать реше-

ния за него, писать, как он, и вместе с ним — быть для него всем.

Где она сейчас? С кем она сейчас? Он знал — одна. Но не знал, за-

хочет ли она впустить кого-то в свою жизнь. Найдись на свете от-

чаянный смельчак, кого не смутили бы ни ее ум, ни горячность, ни отвага, этот безвестный будет счастливцем.

Он в ней найдет любви многообразье:

Найдет в ней мать, любовницу и друга,

Найдет в ней феникса, вождя, врага,

Монархиню, богиню, проводницу,

Советницу, изменницу, подругу;

В тщеславье скромность и в смиренье гордость, Гармоний фальшь и нежность диссонансов,

Прелестных, нежных, ласковых имен,

Чей восприемник Купидон. Он будет —

Не знаю, кто... Спаси его Господь*.

* Шекспир У. Все хорошо, что хорошо кончается (пер. Т. Щепкиной-Куперник).

284

ЧАСТЬ II. ГЛАВА X

Через неделю он вернулся в Лондон и не узнал Виолу. Она встре-

тила его в женском платье, на ее локоны, разделенные прямым

пробором, была надета сеточка, унизанная мелкими бусинками.

— Ты прелестна, — задохнулся он от восторга, обнимая ее. — Ты

прекрасна. Мне надо было убежать из деревни на неделю раньше, чтобы это увидеть. Что с тобой? Что произошло?

— Не мое это все, — махнула она рукой. — Не понимаю, как

можно жить в этой сбруе. Вернее, в попоне.

— Зачем же ты оделась как фея? — засмеялся Уилл.

На что услышал саркастическое: «Все остальное в стирке!»

За ужином Уилл вопросительно поглядывал на нее. Обычно

стоило ему перешагнуть порог, он слышал: «Ты не представляешь, что мне удалось сделать!» или «Я сегодня такое нашла, милый мой, ты не поверишь!» Это значило, что его ожидает работа над чер-

новиками, новыми набросками и вариантами. Но давно она

ничего подобного не говорила и ничего нового не читала вслух.

— Ты что-нибудь написала? — не утерпел он.

— Нет.

— Ты часом не заболела?

— Нет.

А про себя подумала: «Я выздоровела вместе с тобой».

— Но что же тогда? Почему ты не пишешь?

— Я набираюсь сил.

— Хорошо, если так.

* * *

Летом разразился скандал, вновь грозивший оставить «Слуг

графа Пембрука» без заработка. В июле они представили в театре

«Лебедь» пьесу «Собачий остров», сатирически нацеленную на

очень высоких чиновников и вызвавшую тем самым недовольство

властей. Пьесу сочли «непристойной», усмотрев в ней «мятежное

и клеветническое содержание». Нескольких актеров и одного дра-

матурга, а им был известный критик Шакспира Бен Джонсон, аре-

стовали и посадили в тюрьму на три месяца. Тайный совет

потребовал, чтобы «никакие пьесы не ставились в Лондоне…

в это лето», и более того, «те театры, что построены единственно

с этой целью, были бы снесены». Антрепренер Хенслоу сумел до-

казать властям, что его театр «Роза» используется также и для дру-

285

СЕРЕБРЯНЫЙ МЕРИДИАН

гих развлечений публики. После разбирательств с другими заве-

дениями судьи обязали владельцев несчастной «Куртины» «снести

до основания подмостки, галереи и комнаты».

В конце месяца труппа собралась на рабочий совет. Виола тоже

была на собрании. Решали ехать в длительное турне, взяв ссуду, поскольку своих денег на это явно не хватало, или закрыться ми-

нимум на полгода.

Огастин Филипс высказался за закрытие. Ричард Бербедж — за

гастроли. Голоса разделились поровну.

— Я не хочу питаться старыми почтовыми клячами, — кричал Гасси.

— А я не хочу питаться молодыми городскими крысами, — горя-

чился Бербедж.

Уилл пытался утихомирить спорщиков.

— Тише, тише, дети, успокойтесь.

— Уилл, да сколько можно? Для нас это — петля! Понимаешь? Петля!

Не все из нас торгуют книжками. Прости, Себ. И не все из нас пишут.

Упрек, вырвавшийся у Гасси скорее от досады на общую беспо-

мощность, чем от зависти, имел свои основания. Издатели оце-

нили интерес к поэмам Уильяма «Венера» и «Лукреция». Скоро

выйдет «Трагедия короля Ричарда II», одна из любимых пьес са-

мого Уилла, всей труппы и публики. Вслед за ней издатель Эндрю

Уайз готовил к печати «Трагедию короля Ричарда III».

— Нужно ехать с уже изданной пьесой, — сказал Уилл.

— Как это?

— Забрать у Уайза тираж «Ричарда» и продавать во время пред-

ставлений.

— Положим, так. Но на какие деньги его выкупить?

— Я сам могу это сделать. Потом вернете мне в рассрочку. Если

продадим даже часть тиража, сумеем залатать кое-какие дыры.

Бербедж хлопнул Уилла по плечу.

— «Ричард!» Снова «Ричард»! Наш многоликий «Ричард»!

— Двуликий.

— Все равно! Друзья, выше нос! — Бербеджу идея пришлась по