в деле, касающемся подачи нового прошения о присвоении их

роду герба. После долгих споров, обсуждений и проектов со-

вместными усилиями выбрали следующий эскиз родового

знака: на щите был изображен сокол, держащий в одной лапе

копье. Крылья сокола распростерты — что означало «потряса-

ние». По диагонали герба также изображалось копье — золотое

с серебряным наконечником. Девиз гласил « Non sainz droit» —

«Не без права». Отец хотел, чтобы девиз был написан непре-

менно по-французски — в знак того, что владельцы герба люди

образованные и владеют им по праву. Как ни пытались Уилл

и Виола объяснить несуразность, наивность и самонадеянность

такой композиции — убедить отца они не смогли. На их счастье, он отказался от шлема с перьями, римских доспехов на соколе, перчатки, обнимающей копье, и еще кучи прочих витийств

вокруг эмблемы.

Глава Геральдической палаты пожаловал этот герб Джону, «по

ходатайству и получив достоверные сведения», что его «предок

за свою верную службу был отмечен и награжден славной памяти

рассудительнейшим королем Генрихом VII». Эту семейную исто-

рию Джон пересказывал всем миллионы раз, и сам искренне

верил в нее.

Эскапада Джона не осталась незамеченной. В тот же год Бен

Джонсон, один из соперников Уильяма в поэтическом мире, вывел в своей пьесе «Всяк в своем нраве» деревенского простака

Солиардо, который получил собственный герб и хвастал всем:

«Я могу теперь писать, что я — дворянин. Вот моя грамота, она

270

ЧАСТЬ II. ГЛАВА IX

обошлась мне в тридцать фунтов, клянусь!» На гербе красовалась

голова вепря и девиз «Не без горчицы».

Однако Уилл не обиделся. К досаде Джонсона он вместе со

всеми искренне потешался над этой «головой с горчицей» в пив-

ной «Надежда», куда компания сочинителей и актеров собралась

после показа пьесы.

— Не без перца, — продолжил ряд Уилл.

И все подхватили — «Не без уксуса», «Не без соли» и прочая, прочая, пока насмешка не превратилась в новое меню, какое было

решено прикрепить к дверям пивной.

Постепенно перипетии трудного года улеглись и закончились.

После долгого перерыва, вызванного болезнью брата, во время

которого в «Белом грейгаунде» ее подменял Джаспер Филд, брат

Ричарда, Виола вернулась в книжный магазин.

Ричард пришел туда в день ее выхода на работу. Один. Он был

свеж и светел. Он был рад.

— С возвращением, — сказал он. — У нас много новинок. Тебе те-

перь предстоит читать и запоминать.

— Чего еще можно желать, Ричард. Я истосковалась!

— Мы тоже.

«Мы» полоснуло, как лезвие. «Тоже» окутало, точно одолжен-

ный плащ.

— Как ты думаешь? Может открыть здесь еще один театр? —

вдруг не свойственным ему шутливым тоном спросил Ричард. —

Лично для тебя?

— «Не без права», — в тон ответила Виола.

Ричард качнул головой и щелкнул языком.

— Боюсь, епископ не позволит, — сказал он и вышел на улицу.

Имогена*

…То господин мой,

Британец доблестный и столь же добрый,

… Нет больше

Такого господина. Пусть пройду я

С востока к западу, просясь на службу,

* Шекспир У. Цимбелин (пер. А. Курошевой).

271

СЕРЕБРЯНЫЙ МЕРИДИАН

Сыщу хороших много, буду верен,

Но не найду такого.

Люций

Добрый отрок,

Ты жалобами трогаешь не меньше,

Чем господин твой кровью. Кто же он?

Имогена

Ричард дю Шан*.

За ним из двери в лавку влетел свежий влажный воздух. Начи-

налась весна.

* Ричард дю Шан — французское написание имени Ричард Филд (прим.

автора).

272

ЧАСТЬ II. ГЛАВА X

Глава X

— Фокусник, когда же ты успел?

Они стояли перед домом Клоптона на Чэпл-стрит в Стратфорде.

Из кирпича, с каменным фундаментом, островерхой крышей и ок-

нами-эркерами, выходящими на восток, в сад. В два сада. Уильям

купил этот дом, Нью-Плейс, ничего не говоря о сделке Виоле, с намерением сделать им обоим подарок к тридцать третьему дню

рождения и крещения. Пик жизни. Самый ее зенит. Все теперь

будет отмеряться от этой даты — все, что было прежде, все, что

будет потом. Они оба уже не дети, и даже не молодая поросль. Они

— две крепкие, сильные ветви древнего и стойкого ствола. Жи-

тели столицы, каких привечают по всей стране в лучших домах.

Театралы. Драматурги. Актеры. В его понимании они были суть

одно, несмотря на то, что его жизнь была у всех на виду, а ее — все-

гда скрытая под маской.

О своем намерении купить дом в Стратфорде Уильям поделился

с Ричардом Бербеджем в начале зимы.

— По дороге в школу я каждый день проходил мимо, — вспо-

минал он, и глаза его смотрели мечтательно. — Красавец-дом.

Я показал его сестре, и она тоже заболела им навсегда. Пони-

маешь?

— Еще бы!

— Его, правда, придется достроить, обновить. И, знаешь, я хочу

разделить его поровну — две части, два сада, два амбара, два ко-

лодца и все такое прочее. Пять комнат на каждой половине с ка-

мином в каждой и обязательно два кабинета, в которых будет

находиться то, чем теперь торгует продавщица книжной лавки

«Белый грейгаунд» в приходе Св. Павла. К тому же «Большой

дом» Клоптона, известный всему городу как Нью-Плейс — «новое

место», сам собою уже красноречиво подтверждал, что его вла-

дельцем мог быть только достойный, честный человек, имею-

273

СЕРЕБРЯНЫЙ МЕРИДИАН

щий положение и уважаемый городским сообществом. Уильям

всегда помнил об этом.

— Но почему в Стратфорде, Уилл? Ты хочешь туда вернуться?

А театр?

Уилл помолчал.

— «Милорд, ведь это только театр, всего лишь розыгрыш»*, —

тихо ответил он. Я хотел было купить дом здесь, в Лондоне, но

после… — он запнулся. — После того, как Гэмнет…

— Уилл, не надо.

— Когда-нибудь наша сумасшедшая жизнь в театре закончится.

И после того, как это произойдет, я хочу вести жизнь благопри-

стойную. Тем более, что у меня есть жена и две дочери.

— А сможешь? Разве в тебе живет хоть в малой степени почтен-

ный отец семейства?

— Конечно, — Уилл улыбнулся. — Ведь это будет новая пьеса.

К тому же у нас есть два исполнителя на главную роль. Этот дом

за все пережитое вместе со мной, за терпение, волнения и тре-

воги должен стать для Виолы пристанью. Я никогда не смогу от-

благодарить ее, как она этого заслуживает. Так пусть у нее будет

своя крыша над головой, где она, если захочет, одна или нет, по

достижении зрелости найдет покой и умиротворение.

— Не хочу обижать твое самолюбие, пожилой ребенок, — сказал

Бербедж, — но ты сейчас воркуешь точно голубь. Выходит в груди

нашего пересмешника и впрямь бьется хрупкое сердце?

Уилл кивнул.

— Выходит.

— Значит, ты задумал оставить театр? — спросила Виола, узнав

новость.

— Не торопись. Всему свое время.

— Не знаю, смогу ли я уехать.

Он нежно взял ее за уши, уткнулся лбом в ее лоб, как в детстве, и прошептал.

— Пора взрослеть.

— И это не про нас.

Оба засмеялись.

— Надо, чтобы в доме жили дети — сказал Уилл. — Наши дети.

* Шекспир У. Укрощение строптивой, вариант, 1594 г. (пер. О. Кельберт).

274

ЧАСТЬ II. ГЛАВА X

— Твои, дорогой, твои.

— И твои тоже.

— О чем ты? Звезды материнства не светят мне. Для этого надо

быть женщиной, а я забыла, что это значит.

Месяц назад Уильям закончил оформление сделки. В день Свя-