Въ новыхъ тесовыхъ воротахъ, которыя съ скрипомъ отворились, Николиньку встр

ѣ

тилъ Илья. Онъ велъ поить 2 тройки кр

ѣ

пконогихъ, гривистыхъ и рослыхъ коней. Лошади хотя были сыты и веселы, были уже не совс

ѣ

мъ св

ѣ

жи. У н

ѣ

которыхъ широкія копыта, потные колени погнулись, и во многихъ м

ѣ

стахъ видны были старые побои на спин

ѣ

и бокахъ. Лицо Илюшки Болхина, одно изъ красив

ѣ

йшихъ лицъ, которыя когда либо мн

ѣ

удавалось вид

ѣ

ть. Все, начиная отъ св

ѣ

тло-русой головы, обстриженной въ кружокъ, до огромныхъ тяжелыхъ сапогъ съ сморщенными широкими голенищами, над

ѣ

тыхъ съ особеннымъ ямскимъ шикомъ на его стройныя ноги — все прекрасно.

Онъ средняго роста, но чрезвычайно строенъ. Правильное лицо его св

ѣ

же и здорово; но беззаботное и вм

ѣ

ст

ѣ

умное выраженіе ясныхъ, голубыхъ глазъ и св

ѣ

жаго рта, около котораго и пушекъ еще не пробивается, дышитъ какою-то необыкновенно пріятною русскою прелестью. Можетъ быть бываютъ фигуры изящн

ѣ

е фигуры Илюшки, но фигуры граціозн

ѣ

е и полн

ѣ

е въ своемъ род

ѣ

желать нельзя: такъ хорошо его сотворила русская природа и нарядила русская жизнь. Какъ хорошо обхватываетъ косой воротъ б

ѣ

лой рубахи его загор

ѣ

лую шею и низко повязанный поясокъ его мускулистый и гибкій станъ. Какая ловкая и ув

ѣ

ренная походка, несмотря на эти огромные сапоги. Порадовалась душа Николиньки, глядя на него, когда онъ, поклонившись ему, бойко встряхнулъ св

ѣ

тлыми кудрями. На широкомъ двор

ѣ

подъ высокими нав

ѣ

сами стоитъ и лежитъ много всякаго мужицкаго добра, тел

ѣ

ги, колеса, ободья, сани, лубки... Подъ однимъ изъ нихъ Игнатка и Карпъ прилаживаютъ дубовую ось подъ новую троичную тел

ѣ

гу. — Игнатъ побольше, поплотн

ѣ

е и постарше Ильи; у него рыжеватая бородка клиномъ, и онъ од

ѣ

тъ не по степному: на немъ рубаха пестрая, набойчатая и сапоги, <сапоги р

ѣ

зкая черта въ мужицкомъ быт

ѣ

— они всегда что нибудь да значатъ> но, несмотря на сходство съ братомъ, онъ не хорошъ собой. Карпъ еще повыше, еще поплотн

ѣ

е, еще постарше, лицо его красно, волоса и борода рыжія, а на немъ пасконная рубаха и лапти.

— Игнатъ, — сказалъ Князь.

— Чего изволите, — отв

ѣ

чалъ онъ, бросая подушку на землю.

— Вотъ, братецъ, я принесъ теб

ѣ

деньги, — сказалъ Князь, опуская глаза и доставая знакомую намъ смятую пачку ассигнацій, — которыя об

ѣ

щалъ дать теб

ѣ

отъ Шкалика. Смотри-же, забудь все, что онъ сд

ѣ

лалъ, и не им

ѣ

й на него больше зла. Кто старое помянетъ, тому глазъ вонъ, — прибавилъ Николинька для популярности р

ѣ

чи.

Игнатъ молчалъ и, улыбаясь глазами, съ любопытствомъ сл

ѣ

дилъ за движеніемъ рукъ Николиньки, которыя тряслись, разбирая смявшуюся въ лепешку пачку ассигнацій. Молчание, продолжавшееся все это время, было крайне тягостно для моего заст

ѣ

нчиваго героя. По какой-то странной причин

ѣ

онъ всегда терялся и красн

ѣ

лъ, когда ему приходилось давать деньги, но теперь въ особенности онъ чувствовалъ себя въ неловкомъ положеніи. Наконецъ 15 р. отсчитаны, и Николинька подаетъ ихъ, но тутъ Игнатъ начинаетъ улыбаться, чесать затылокъ и говорить: «на что мн

ѣ

его деньги? Ваше Сіятельство, я и такъ попрекать не стану. Съ к

ѣ

мъ гр

ѣ

хъ не случается».

Въ это время подходитъ сгорбленный, но еще кр

ѣ

пкій старикъ съ багровой пл

ѣ

шью посередин

ѣ

б

ѣ

лыхъ, какъ сн

ѣ

гъ, волосъ съ с

ѣ

дою желтоватою бородою и нависшими бровями, изъ подъ которыхъ весело смотрятъ два умные, прекрасные глаза: это самъ старикъ Болха пришелъ съ осика посмотр

ѣ

ть, что ребята работаютъ. Николинька обращается къ нему и сначала объясняетъ все д

ѣ

ло. Старикъ внимательно слушаетъ д

ѣ

ло и р

ѣ

зко обращается къ Карпу. «Возьми деньги. Благодари Его Сіятельство», говоритъ онъ Игнату и самъ кланяется.

— Меня не за что благодарить.

Сваливъ наконецъ эту тяжелую для него обузу, Николинька по своему обыкновенію вступилъ въ хозяйственный разговоръ съ старикомъ, котораго умные р

ѣ

чи и сов

ѣ

ты онъ любилъ слушать, и, разговаривая, пошелъ посмотр

ѣ

ть съ нимъ новую хату.

Войдя въ избу, старикъ еще разъ поклонился, смахнулъ полой зипуна съ лавки передняго угла и, улыбаясь, спросилъ: «ч

ѣ

мъ васъ просить, Ваше Сіятельство».

Изба была б

ѣ

лая (съ трубой), просторная, съ полатями и нарами: св

ѣ

жія осиновыя бревны, между которыми видн

ѣ

лся недавно завядшій мохъ, еще не почерн

ѣ

ли, новыя лавки и полати не сгладились, и полъ еще не убился. Одна молодая, худощавая, хорошенькая крестьянская женщина, жена Ильи, сид

ѣ

ла на нарахъ и качала ногой зыбку, прив

ѣ

шанную на шест

ѣ

къ потолку, въ которой задремалъ ея ребенокъ, другая, Карпова хозяйка, плотная, краснолицая баба, засучивъ выше локтя сильныя, загор

ѣ

лыя руки, передъ печью крошила лукъ въ деревянной чашк

ѣ

. А

ѳ

енька была въ огород

ѣ

. Въ изб

ѣ

кром

ѣ

солнечнаго жара было жарко отъ печи, и сильно пахло только что испеченнымъ хл

ѣ

бомъ. Съ полатей поглядывали внизъ курчавыя головки двухъ д

ѣ

тей, забравшихся туда въ ожиданіи об

ѣ

да. — Николинька съ

ѣ

лъ кусокъ горячаго хл

ѣ

ба, похвалилъ избу, хл

ѣ

бъ, хорошенькую д

ѣ

вочку, которая, закрывши глазенки, чуть зам

ѣ

тно дышала, раскидавшись въ зыбк

ѣ

и не желая ст

ѣ

снять добрыхъ мужичковъ, поторопился выдти на дворъ и въ самомъ пріятномъ расположеніи духа пошелъ съ старикомъ посмотр

ѣ

ть его осикъ. — Былъ часъ десятый; прозрачныя б

ѣ

лыя тучи только начинали собираться на краяхъ ярко-голубаго неба; теплое, іюньское солнушко прошло ¹/₄ пути и весело играло на фольг

ѣ

образка, стоящаго на середин

ѣ

осика, оно кидало яркія т

ѣ

ни и цв

ѣ

ты на новую соломенную крышу маленькаго рубленнаго мшенника, стоящаго въ углу ос

ѣ

ка, на просв

ѣ

чивающіе плетни, покрытые соломой, около которыхъ симетрично разставлены улья, покрытые отр

ѣ

зками досокъ, на старыя липы съ св

ѣ

жей, темной листвой, чуть слышно колыхаемой легкимъ в

ѣ

тромъ, на низкую траву, пробивающуюся между ульями, на рои шумящихъ и золотистыхъ пчелъ, носящихся по воздуху и даже на с

ѣ

дую и плешивую голову старика, который съ полуулыбкой, выражающей довольство и гордость, вводилъ Николиньку въ свои исключительныя влад

ѣ

нія. Николиньк

ѣ

было весело, онъ вид

ѣ

лъ уже вс

ѣ

хъ своихъ мужиковъ такими-же богатыми, такими-же добрыми, какъ старикъ Болха, они вс

ѣ

улыбались, были совершенно счастливы и вс

ѣ

мъ этимъ были обязаны ему; онъ забылъ даже о пчелахъ, который вились около его.

— Не прикажете-ли с

ѣ

тку, Ваше Сіятельство, пчела теперь злая, кусаютъ? Меня не кусаютъ.

— Такъ и мн

ѣ

не нужно.

— Какъ угодно, — отв

ѣ

чалъ Болхинъ, оттыкая одну колодку и заглядывая въ отверстіе, покрытое шумящею и ползающею пчелою по кривымъ вощинамъ. Николинька заглянулъ тоже.

— Что скоро будутъ роиться? — Въ это время одна пчела забилась ему подъ шляпу и билась въ волосахъ, другая — ужалила за ухо. Больно ему было, б

ѣ

дняжк

ѣ

, но онъ не поморщился и продолжалъ разговаривать.

— Коли роиться, вотъ только зачала брать-то, какъ сл

ѣ

дуетъ. Изволите вид

ѣ

ть теперь съ калошкой идетъ, — сказалъ старикъ, затыкая опять улей и прижимая тряпкой ползающую пчелу. — «Лети, св

ѣ

тъ, лети, — говорилъ онъ, огребая н

ѣ

сколько пчелъ съ морщинистаго затылка. Пчелы не кусали его, но зато б

ѣ

дный Николинька едва-едва выдерживалъ характеръ: не было м

ѣ

ста, гд

ѣ

-бы онъ не былъ ужаленъ, однако онъ продолжалъ распрашивать...

— А много у тебя колодокъ? — спросилъ Николинька, ступая къ калитк

ѣ

.

— Что Богъ далъ, — отв

ѣ

чалъ Болхинъ, робко улыбаясь. — Вотъ, Ваше Сіятельство, я просить вашу милость хот

ѣ

лъ, — продолжалъ онъ, подходя къ тоненькимъ колодкамъ, стоявшимъ подъ липами, — объ Осип

ѣ

, хоть-бы вы ему заказали въ своей деревн

ѣ

такъ дурно д

ѣ

лать.