«Какъ опять къ мужику?» скажетъ читатель. Да, опять къ мужику, преспокойно отв

ѣ

титъ авторъ и прибавитъ: Читатель! Ежели вамъ скучны путешествія моего героя, не перевертывайте страницъ: интересн

ѣ

е ничего не будетъ, а бросьте книгу. И вамъ будетъ не скучно, и мн

ѣ

будетъ пріятно. О васъ, читательница, я и не говорю. Не можетъ быть, чтобы вы дочли до этихъ поръ. Но ежели это случилось, то пожалуйста бросьте книгу, тутъ ничего н

ѣ

тъ для васъ <интереснаго> ни Графа богача соблазнителя въ заграничномъ плать

ѣ

, ни маркиза изъ-за границы, ни Княгини съ кораловыми губами, ни даже чувствительнаго чиновника; о любви н

ѣ

тъ, да кажется и не будетъ ни слова, все мужики, мужики, какіе то сошки, мерена[?], сальныя исторіи о томъ, какъ баба выкинула, какъ мужики живутъ и дерутся. — Р

ѣ

шительно н

ѣ

тъ тутъ ничего достойнаго вашего высокаго образованія и тонкихъ чувствъ. Вамъ, я думаю, надо

ѣ

ло слушать, какъ супругъ или папенька вашъ возится съ мужиками; а можетъ быть даже вы никогда и не думали о нихъ; притомъ ихъ такъ много ⁹/₁₀ нашего народонаселенія, такъ чтоже это за р

ѣ

дкость: что же для васъ можетъ быть пріятнаго читать такую книгу, въ которой больше ничего н

ѣ

тъ, какъ мужики, мужики и мужики. — А можетъ быть въ васъ больше сердца, ч

ѣ

мъ высокаго образованія и тонкихъ чувствъ, тогда читайте, милая добрая читательница, и примите дань моего искренняго къ вамъ удивленья и уваженья. Итакъ, я см

ѣ

ло веду васъ вм

ѣ

ст

ѣ

съ Николинькой къ Давыдк

ѣ

Б

ѣ

лому, избранные читатели, хотя изба его далеко на краю околицы. Но кто этотъ небольшой челов

ѣ

къ съ двумя крошечными, но густыми черными клочками усовъ подъ самымъ носомъ (по мод

ѣ

) съ большимъ брюхомъ, съ тяжелой палкой въ рук

ѣ

, въ клеенчатой глянцовитой фуражк

ѣ

, въ длиннополомъ оливковомъ сертук

ѣ

, изъ кармана котораго торчитъ фуляръ, въ часахъ съ ц

ѣ

почкой и въ голубыхъ узкихъ панталонахъ со стрипками? Онъ медленно величественной походкой идетъ намъ на встр

ѣ

чу и не отв

ѣ

чаетъ на поклоны крестьянъ, которые издали набожно кланяются ему. Ужъ не старый-ли это Князь? Онъ больше похожъ на Князя, ч

ѣ

мъ нашъ худощавый Николинька, который в

ѣ

чно торопится и ходитъ не слишкомъ чисто. Такъ по крайней м

ѣ

р

ѣ

думаютъ Хабаровскiе мужички и дворовые при вид

ѣ

часовъ, платковъ, торчащихъ изъ кармана, и пуза, которое отростилъ себ

ѣ

Яковъ Ильичь — прикащикъ. Завид

ѣ

въ Николиньку, который остановился, чтобы подождать прикащика, Яков Ильичь сбросилъ съ себя величіе, какъ негодящійся при такихъ обстоятельствахъ предметъ, и скорыми шагами, спрятавъ платки въ глубину кармана, тяжело дыша отъ необычайной толщины, подошелъ къ Князю и снялъ блестящую фуражку.

— Над

ѣ

нь Яковъ.

Яковъ над

ѣ

лъ.

— Гд

ѣ

изволили быть, Ваше Сіятельство?

— Былъ у Юхванки. Скажи пожалуйста, что намъ съ нимъ д

ѣ

лать?

— А что, Ваше Сіятельство?

Князь разсказалъ ему б

ѣ

дность, въ которую вводитъ себя Юхванка и его нерад

ѣ

ніе къ хозяйству, «какъ будто онъ хочетъ отъ рукъ отбиться», прибавилъ онъ.

— Не знаю, Ваше Сіятельство, какъ это онъ такъ вамъ не показался: онъ мужикъ умный, грамотный, при сбор

ѣ

подушныхъ онъ всегда ходить и ничего, честный, кажется, мужикъ, и старостой при моемъ ужъ управленіи 3 года ходилъ, тоже нич

ѣ

мъ не зам

ѣ

ченъ. Въ третьемъ год

ѣ

опекуну угодно было его ссадить, такъ онъ и на тягл

ѣ

исправенъ былъ. Нешто хм

ѣ

лемъ позашибаетъ, зато аккуратный мужикъ, учтивый, и самоварчикъ у него есть. Становой ли, землем

ѣ

ръ, кто бывало за

ѣ

детъ, или офицера поставятъ: все бывало къ нему. Обходительный мужикъ! —

— То-то и б

ѣ

да, — отв

ѣ

чалъ Николинька съ сердцемъ, что онъ никогда мужикомъ работникомъ не былъ, а только вотъ сборщикомъ ходить, фабричничать, старостой мошенничать, трубочки, да грамотки, да самоварчики. Онъ и хочетъ, кажется, чтобы я его съ земли снялъ, да на оброкъ пустилъ. Только я этаго не сд

ѣ

лаю, за что другіе за него работать будутъ? Мать его кормила, выростила, пусть и онъ ее кормитъ. Отпустить его несправедливо, а и д

ѣ

лать что съ нимъ, не знаю.

— Вотъ вы съ опекунами, — продолжалъ онъ горячо, — Яковъ Ильичъ снялъ фуражку. — Вм

ѣ

сто того, чтобы этакихъ негодяевъ изъ вотчины вонъ, въ солдаты отдавать — изъ лучшихъ семей брали и хорошихъ мужиковъ раззоряли.

— Да в

ѣ

дь не годится, — тихо отв

ѣ

чалъ Яковъ Ильичъ, — разв

ѣ

не изволили зам

ѣ

тить, у него зубъ переднихъ н

ѣ

тъ?

— В

ѣ

рно нарочно выбилъ?

— Богъ его знаетъ, ужъ онъ давно такъ.

— Счастіе, что такихъ негодяевъ мало, а то что бы съ ними д

ѣ

лать? — сказалъ Николинька.

— Надо постращать, коли онъ такъ себ

ѣ

попустилъ, — сказалъ, подд

ѣ

лываясь Яковъ Ильичъ.

— И то сходи-ка къ нему, да постращай его, а то я не ум

ѣ

ю, да мн

ѣ

и противно съ нимъ возиться.

— Слушаю-съ, — сказалъ Яковъ Ильичъ, приподнимая фуражку, — сколько прикажете дать?

— Чего сколько? — спросилъ съ изумленіемъ Николинька.

— Постращать, т. е. сколько розогъ прикажете дать?

— Ахъ, братецъ, сколько же разъ нужно теб

ѣ

говорить, что я не хочу и не нахожу нужнымъ наказывать тел

ѣ

сно. Постращать значитъ словами, а не розгами. <Сказать ему, что, ежели онъ не исправится, то его накажутъ, а не бить.>

— По нашему, по деревенскому, не такъ-съ...

— Какой ты несносный челов

ѣ

къ, Яковъ!

— Слушаю-съ, я поговорю, а вы домой изволите?

— Н

ѣ

тъ, къ Давыдк

ѣ

Б[

ѣ

лому].

— Вотъ тоже лядъ-то. Ужъ эта вся порода Козловъ такая; чего-чего съ нимъ не д

ѣ

лалъ, ништо не беретъ. Вчера по полю крестьянскому про

ѣ

халъ, у него и гречиха не пос

ѣ

яна. Что прикажете д

ѣ

лать съ такімъ народомъ. Хоть бы старикъ-то сына училъ, а то такой-же и себ

ѣ

, и на барщин

ѣ

только черезъ пень колоду валитъ. Въ прошломъ год

ѣ

передъ вашимъ прі

ѣ

здомъ земли вовсе не пахалъ; ужъ я его при сходк

ѣ

дралъ, дралъ.

— Кого? неужели старика?

— Да-съ, такъ в

ѣ

рите-ли, хоть бы те что, встряхнулся, пошелъ и то осьминника не допахалъ, и в

ѣ

дь мужикъ смирный и не куритъ.

— Какъ не куритъ?

— Не пьетъ. Эта вся ужъ порода такая, вотъ Митрюшка тоже ихней семьи, такая жъ лядъ проклятый.

— Ну, ступай, сказалъ Князь и пошелъ къ Давыдк

ѣ

Б

ѣ

лому.

Давыдкина изба криво и одиноко стоитъ на краю деревни, выстроенной въ линію. Около нея н

ѣ

тъ ни двора, ни авина, ни амбара. Только какіе то грязные клевушки для скотины л

ѣ

пятся около съ одной стороны, съ другой кучею наваленъ л

ѣ

съ, и высокій, зеленый бурьянъ растетъ на томъ м

ѣ

ст

ѣ

, гд

ѣ

когда-то былъ дворъ.

Никого не было около избы кром

ѣ

свиньи, которая лежала у порога; Николинька постучался въ разбитое окно, никто не отзывался, онъ подошелъ къ с

ѣ

нямъ и крикнулъ: «хозяева», — тоже самое; потомъ прошелъ с

ѣ

ни, заглянулъ въ клевушки и вошелъ въ отворенную избу; тощій, старый п

ѣ

тухъ и дв

ѣ

курицы, забравшіяся на столъ и лавку въ тщетной надежд

ѣ

найти какія-нибудь крохи, съ кудахтаньемъ, распустивъ крылья, забились по ст

ѣ

намъ, какъ будто ихъ хот

ѣ

ли р

ѣ

зать. 6-аршинную избенку всю занимала съ разломанной трубой печь, ткацкій станъ, который не былъ вынесенъ, потому что некуда было его поставить, почерн

ѣ

вшій столъ и грязная лужа около порога, образовавшаяся во время дождя въ прошлую нед

ѣ

лю отъ течи въ потолк

ѣ

и крыш

ѣ

. Полатей не было. Трудно было подумать, чтобы м

ѣ

сто это было жилое, такой р

ѣ

шительный видъ запуст

ѣ

нія и безпорядка носила на себ

ѣ

, какъ наружность, такъ и внутренность избы; однако тутъ жилъ Давыдка Козелъ и даже въ настоящую минуту, несмотря на жаръ Іюньскаго дня, увернувшись съ головой въ полушубокъ, кр

ѣ

пко спалъ, забившись въ уголъ печи. Даже испуганная курица, вскочившая на печь и б

ѣ

гавшая по спин

ѣ

его, нисколько не м

ѣ

шала ему. —