— Какъ же быть, в

ѣ

дь міръ не согласится съ тебя земли сложить.

— Изв

ѣ

стно д

ѣ

ло, коли землей владать, то и барщину править надо, какъ-нибудь малаго дождусь, только будетъ милость ваша насчетъ училища его увольте, а то намедни Земской приходилъ, говорилъ Его Сіятельство гн

ѣ

ваться изволятъ, что мальчишки н

ѣ

тъ. — В

ѣ

дь какой у него разумъ, Ваше Сіятельство, онъ еще и ничего не смыслитъ.

— Н

ѣ

тъ, Иванъ, мальчикъ твой ужъ можетъ понимать, ему учиться пора. — В

ѣ

дь я для твоего-же добра говорю, ты самъ посуди, какъ онъ у тебя подрастетъ, хозяиномъ станетъ, да будетъ граммоти знать и считать будетъ ум

ѣ

ть, и въ Церкви читать, в

ѣ

дь все у тебя дома съ Божьей помощью лучше пойдетъ, — договорилъ Николинька, стараясь выражаться какъ можно популярн

ѣ

е.

— Не спорно, Ваше Сіятельство, да дома-то побыть некому: мы съ бабой на барщин

ѣ

, онъ хоть и маленекъ, а все подсобляетъ: и скотину загнать, лошадей напоить. Какой ни есть, а все мужикъ, — и онъ съ улыбкой опять провелъ рукою по его лицу.

— Все таки ты присылай его, когда ты самъ дома, и когда ему время, — слышишь.

— Слушаю, — неохотно отв

ѣ

чалъ Чурисъ.

— Да, я еще хот

ѣ

лъ сказать теб

ѣ

, — сказалъ Николинька, — отчего у тебя навозъ не довоженъ?

— Какой у меня навозъ? и возить нечего, 2-хъ кучь не будетъ. Скотина моя какая: кобыла, да коровенка, а телушка осенью изъ телятъ Ш[калику?] отдалъ вотъ и скотина моя.

— Отчего-жъ у тебя скотины мало, а ты осенью ей телку изъ телятъ отдалъ?

— Кормить неч

ѣ

мъ.

— Разв

ѣ

соломы не достанетъ теб

ѣ

на 2-хъ коровъ-то, в

ѣ

дь у другихъ достаетъ.

— У другихъ земли навозныя, а моя земля глина.

— Такъ вотъ ты и навозь, чтобы не было глины и чтобы было ч

ѣ

мъ скотину кормить.

— Да и скотины-то н

ѣ

ту. Какой будетъ навозъ. — Опять и то сказать, Ваше Сіятельство, не навозъ хл

ѣ

бъ родитъ, а все Богъ. Вотъ у меня л

ѣ

тось на пр

ѣ

сномъ осьминник

ѣ

6 копенъ стало, а съ навозной и крестца не собрали. Никто, какъ Богъ, — прибавилъ онъ со вздохомъ. — Да и скотина мн

ѣ

ко двору нейдетъ, вотъ л

ѣ

тось одна телка сдохла, другую продали, и за прошлый годъ важная корова пала. — Все мое несчастье.

— Ну, братецъ, чтобы ты не говорилъ, что у тебя скотины н

ѣ

тъ отъ того, что корму н

ѣ

тъ, а корму н

ѣ

тъ, оттого, что скотины н

ѣ

тъ, вотъ возьми себ

ѣ

7 р. с., — сказалъ Николинька, доставая и разбирая скомканную кучку асигнацій изъ кармана шароваръ, и купи себ

ѣ

на мое счастье корову, а кормъ бери съ гумна, я прикажу. Смотри же, чтобы къ будущему Воскресенью у тебя была корова, я зайду.

Чурисъ такъ долго съ улыбочкой переминался, не подвигая руку за деньгами, что привелъ Николиньку въ краску и заставилъ протянутую руку Николиньки дрожать отъ напряженія и положить наконецъ деньги на столъ.

— Много довольны вашей милостью, — сказалъ Чурисъ съ улыбкой, жена-же его опять бросилась въ ноги, начала плакать и приговаривать, «вы наши отцы, вы наши матери кормилицы».

Не въ силахъ будучи укротить ее, Николинька вышелъ на улицу, а за нимъ всл

ѣ

дъ Чурисъ.

— Я радъ теб

ѣ

помогать, — сказалъ Николинька, останавливаясь у колодца и отв

ѣ

чая на благодарности Чуриса, — теб

ѣ

помогать можно, потому что я знаю, ты не л

ѣ

нишься. Будешь трудиться и я буду помогать, съ Божьей помощью и поправишься.

— Ужъ не то что поправиться, только бы не совс

ѣ

мъ раззориться, Ваше Сіятельство. Жили при бачк

ѣ

съ братьями то ни въ чемъ нужды не видали, а вотъ какъ помёръ онъ, да какъ разошлись, такъ все хуже, да хуже пошло. Все одиночество!

— Зач

ѣ

мъ же вы разошлись?

— Все изъ за бабъ вышло, Ваше Сіятельство. Тогда уже д

ѣ

душки вашего не было, также какъ вы до всего самъ доходилъ. Славный порядокъ былъ, а то при немъ бы и думать не см

ѣ

ли бы, запоролъ бы. Не любилъ покойникъ мужикамъ повадку давать. А нами посл

ѣ

вашего д

ѣ

душки зав

ѣ

дывалъ Алпатычъ — не т

ѣ

мъ будь помянутъ — челов

ѣ

къ былъ пьяный, неопстоятельный. Пришли къ нему просить разъ, другой, н

ѣ

тъ, мылъ, житья отъ бабъ, дозволь разойдтись, ну подралъ, подралъ, а наконецъ тому д

ѣ

лу вышло, все-таки поставили бабы на своемъ — врозь стали жить. А ужъ одинокій мужикъ — изв

ѣ

стно какой. Ну, да и порядковъ то никакихъ не было, орудовалъ нами Алпатычъ, какъ хот

ѣ

лъ. Чтобъ было у тебя все, а изъ чего нашему брату взять, этаго не спрашивалъ. — Тутъ подушные прибавили, столовый запасъ то-же сбирать больше стали, а земель меньше стало, и хл

ѣ

бъ рожать пересталъ. Ну, а какъ межовка прошла, да какъ онъ у насъ наши навозныя земли въ господскій клинъ отр

ѣ

залъ, злод

ѣ

й, и пор

ѣ

шилъ насъ совс

ѣ

мъ, хоть помирай. Батюшка вашъ, Царство Небесное, баринъ добрый былъ, да мы его и не видали, почитай, все въ Москв

ѣ

жилъ, ну, изв

ѣ

стно и подводы туды чаще гонять стали. Другой разъ распутица, кормовъ н

ѣ

тъ, а вези. Нельзя-жъ безъ того. А съ опекой-то, — сказалъ онъ на расп

ѣ

въ, ухъ, много горя, много приняли мужички. Онъ махнулъ рукою и замолчалъ.

Ну, какъ теперь, Ваша Милость до своего лица всякаго мужичка допускаете, такъ и мы другіе стали, и прикащикъ-то другой челов

ѣ

къ сталъ. — Мы теперь знаемъ хоша, что у насъ баринъ есть, и ужъ какъ, и сказать нельзя, какъ мужички за это вашей милости благодарны.

Славный народъ и жалкій народъ, подумалъ Николинька, приподнялъ шляпу и пошелъ дальше.

Чурисъ былъ однимъ изъ т

ѣ

хъ мужиковъ, которыхъ Николинька называлъ консерваторами, и которые составляли главный камень преткновенія для вс

ѣ

хъ предполагаемыхъ имъ улучшеній въ хозяйств

ѣ

и быт

ѣ

самихъ крестьянъ. Чурисъ с т

ѣ

хъ поръ, какъ отд

ѣ

лился отъ своего брата, сталъ б

ѣ

денъ. Онъ былъ работящій, см

ѣ

тливый, веселый и добрый мужикъ. Хотя немножко болтунъ. Первые года онъ старался поправиться, поднять свое хозяйство; но судьба пресл

ѣ

довала его: то коровенка, то лошадь падетъ, то жена двойняшку родитъ, то на хл

ѣ

бъ незародъ. Управляющій же, рад

ѣ

я о барской и преимущественно своей польз

ѣ

, не переставалъ тянуть со вс

ѣ

хъ мужиковъ все, что было можно вытянуть. При такихъ обстоятельствахъ безпрерывный трудъ и см

ѣ

тливость Чуриса не осуществляли его надеждъ: прикупить лошадку, другой станъ колесъ завести, землицы принанять, а только, только доставляли возможность буквально не замерзнуть и не умереть отъ голода ему и его семейству. Такъ прошло годъ, два и больше. Съ молодостью проходили тоже и надежды, которыя она породила (у нихъ тоже есть молодость и надежды). Наконецъ Чурисъ привыкъ къ мысли, что вся жизнь его должна пройти такъ, чтобы всевозможнымъ трудомъ добывать едва достаточныя средства къ существованію. Онъ почелъ такое состояніе нормальнымъ, необходимымъ. Странно сказать: онъ привыкъ къ нему и наконецъ полюбилъ свою привычку. — Такъ что ежели бы Чурису дали средства выйдти изъ б

ѣ

дности, въ которой онъ находился, онъ безсознательно не употребилъ бы ихъ, потому что слишкомъ привыкъ къ своему положенію. — Николинька испыталъ это. Вс

ѣ

пособія, которыя онъ давалъ такимъ консерваторамъ, ничего не помогали. И что-же было требовать отъ нихъ? Они продолжали проводить жизнь въ посильномъ труд

ѣ

, но заставить ихъ трудиться не такъ, какъ они трудились всю свою жизнь, было невозможно. — «Богъ послалъ, Богъ не зародилъ, Богу угодно» вотъ аргументы, противъ которыхъ ничего не могли сд

ѣ

лать вс

ѣ

уб

ѣ

жденія и сов

ѣ

ты Николиньки о необходимости порядочнаго, заботливаго хозяйства. И то сказать: какое ут

ѣ

шеніе оставалось бы у этихъ людей, ежели бы они не думали, что тяжелый крестъ, который они несутъ, посланъ имъ отъ Бога, и что во всемъ одна воля Его.

Глава. Юхванка Мудреной

.[97]

«Юхванка мудреный хочетъ лошадь продать», прочелъ Николинька въ записной книжечк

ѣ

и перешелъ черезъ улицу къ двору Юхванки-Мудренаго.