Но когда они пришли въ школу, гд

ѣ

собрались мальчики и д

ѣ

вочки для полученія наградъ, и Николинька, хотя съ заст

ѣ

нчивостью, но съ благороднымъ достоинствомъ сталъ н

ѣ

которыхъ ув

ѣ

щевать, а другихъ благодарить за хорошее ученье и дарить приготовленными школьнымъ учителемъ, старымъ длинноносымъ музыкантомъ, волторнистомъ Данилой, пряниками, платками, шляпами и рубахами, онъ увидалъ его совс

ѣ

мъ въ другомъ св

ѣ

т

ѣ

. Одинъ изъ старшихъ учениковъ поднесъ Князю не въ счетъ ученья написанную имъ пропись въ вид

ѣ

подарка. Отличнымъ почеркомъ было написано: «Героевъ могли призвести счастье и отважностей, но великихъ людей!».

Николинька поц

ѣ

ловалъ мальчика, но, выходя, подозвалъ Данилу и кротко выговаривалъ ему за непослушаніе. Николинька самъ сочинялъ прописи, который могли понимать ученики (и изъ которыхъ н

ѣ

которыя вошли даже въ поговорку между мальчиками, какъ-то: «за грамотнаго 2-хъ неграмотныхъ даютъ» и т. д.), но Данила отв

ѣ

чалъ:

— Я, Ваше Сіятельство, больше далъ переписать насчетъ курсива руки прикащичьяго сына».

— Да в

ѣ

дь смысла н

ѣ

тъ, Данила, этакъ онъ привыкнетъ не понимать, что читаетъ, и тогда все ученье пропало.

— Помилуйте-съ.

Ужъ не разъ бывали такія стычки съ Данилой. Князь противъ т

ѣ

леснаго наказанія, даже мальчикамъ, и одинъ разъ, разговаривая съ Данилой, увлекся такъ, объясняя ему планъ школы и посл

ѣ

дствія, которыя онъ отъ нея ожидаетъ, что слёзы выступили у него на глазахъ, и Данило, отвернувшись почтительно, обтеръ глаза обшлагомъ.

— А, все, Ваше Сіятельство, шпанскую мушку не мѣшаетъ поставить, коли л

ѣ

нится, — сказалъ онъ, подмигивая съ выразительнымъ жестомъ.

Выходя изъ школы, Ламинскій сд

ѣ

лалъ Николиньк

ѣ

н

ѣ

сколько вопросовъ, которые навели этаго на любимую тему, и онъ, наконецъ, сказалъ ему то же, что нынче утромъ сказалъ Чурису, т. е. что онъ посвятилъ свою жизнь для счастья мужиковъ. Ламинскій понялъ эти слова иначе, ч

ѣ

мъ Чурисъ — они тронули его. Онъ зналъ откровенность, настойчивость и сердце Николиньки, и передъ нимъ мгновенно открылась блестящая будущность Николиньки, посвященная на добро, и добро, для котораго только нужно желать его д

ѣ

лать. — По крайней м

ѣ

р

ѣ

такъ ему казалось, и поэтому-то онъ такъ сильно завидовалъ Николиньк

ѣ

, несмотря на то, что однаго нын

ѣ

шняго утра достаточно бы было, чтобы нав

ѣ

ки разочаровать его отъ такого легкаго и пріятнаго способа д

ѣ

лать добро.

— Ты р

ѣ

шительно великій челов

ѣ

къ, Николинька, — сказалъ он — ты такъ хорошо ум

ѣ

лъ понять свое назначеніе и истинное счастіе.

Николинька молчалъ и красн

ѣ

лъ.

— Зайдемъ въ больницу? — спросилъ онъ.

— Пожалуйста, все мн

ѣ

покажи, — говорилъ Ламинскій съ открытой веселой улыбкой Николиньк

ѣ

, который большими шагами шелъ впереди его.

— Я понимаю теперь твое направленіе, и не можешь себ

ѣ

представить, какъ завидую теб

ѣ

! Ахъ, ежели бы я могъ быть такъ же какъ ты, совершенно свободенъ, в

ѣ

рно, я не избралъ бы другой жизни. Что можетъ быть лучше твоего положенія: ты молодъ, уменъ, свободенъ, обезпеченъ, и, главное, — добръ и благороденъ, — не такъ, какъ обыкновенно понимаютъ это слово, а какъ мы съ тобой его понимаемъ — и ты посвятилъ свою жизнь на то, чтобы завести такое хозяйство, какое должно быть, а не такое, какое завела рутина и нев

ѣ

жество между нашими пом

ѣ

щиками; и я ув

ѣ

ренъ, что ты усп

ѣ

ешь совершенно, что хозяйство твое будетъ прим

ѣ

рное, что ты образуешь своихъ крестьянъ, что ты пріобр

ѣ

тешь этимъ славу и счастіе, которыхъ ты такъ достоинъ. Я ужасно теб

ѣ

завидую. Ежели бы я былъ свободенъ...

— Да разв

ѣ

ты не свободенъ? — перебилъ Николинька, съ участіемъ вглядываясь въ одушевленное и грустное выраженіе лица своего друга. —

— А отецъ? — отв

ѣ

чалъ онъ скороговоркой, — в

ѣ

дь я еще ребенокъ, я ничего не им

ѣ

ю. Мое назначеніе шляться по баламъ, д

ѣ

лать визиты и числиться въ какомъ-то Министерств

ѣ

, въ которомъ я не ум

ѣ

ю, не хочу и не могу быть на что-нибудь полезенъ. Отецъ никакъ не хочетъ понять, что мы живемъ ужъ не въ его время, что меня не можетъ удовлетворить то, что удовлетворяло его, когда онъ былъ молодъ, что я не могу жить безъ ц

ѣ

ли ц

ѣ

лый в

ѣ

къ. Положимъ, что меня никто не принуждаетъ увлекаться т

ѣ

мъ, ч

ѣ

мъ я увлекаюсь, но это д

ѣ

лается невольно; дайте мн

ѣ

свободу и самостоятельность, а не держите, какъ ребенка, и я бы, можетъ быть, могъ быть такимъ-же хорошимъ и полезнымъ челов

ѣ

комъ, какъ и ты.

Николинька молчалъ: ему пріятно было вид

ѣ

ть въ своемъ друг

ѣ

это жаркое сочувствіе къ избранной ц

ѣ

ли его жизни, но, вм

ѣ

ст

ѣ

съ т

ѣ

мъ, онъ зналъ, что это сочувствіе только минутное; онъ зналъ, что Ламинскій былъ одинъ изъ т

ѣ

хъ людей, которые влюбляются въ мысли такъ же, какъ другіе влюбляются въ женщинъ. Въ первую минуту увлеченія они не только не сомневаются въ ея безусловной истин

ѣ

, но и не воображаютъ возможности противор

ѣ

чія въ приложеніи ея. Они любятъ ее, какъ женщину, со слезами и полною в

ѣ

рою въ ея непогр

ѣ

шительность и такъ же, какъ женщин

ѣ

, изм

ѣ

няютъ ей для другой и отъ восторга вдругъ переходятъ къ равнодушію. Увлеченіе ихъ бываетъ такъ сильно, что не можетъ быть продолжительно, и такъ отвлеченно, что никогда оно не заставляетъ ч

ѣ

мъ-нибудь положительнымъ жертвовать для него. — Такъ Ламинскій приходилъ въ искренній энтузіазмъ отъ каждой новой благородной мысли, которая съ д

ѣ

тства приходила въ его голову, а продолжалъ съ большимъ порядкомъ и усп

ѣ

хомъ вести самую св

ѣ

тскую жизнь, противуположную вс

ѣ

мъ т

ѣ

мъ мыслямъ, которыя приходили ему. Было ли это сомн

ѣ

ніе въ своихъ силахъ, привычка къ разладиц

ѣ

между мыслями и поступками? Богъ знаетъ. В

ѣ

рно только то, что это не было притворство, и Николинька зналъ это.

II. ПРЕДИСЛОВІЕ НЕ ДЛЯ ЧИТАТЕЛЯ, А ДЛЯ АВТОРА.

Главное основное чувство, которое будетъ руководить меня во всемъ этомъ романе, — любовь къ деревенской помещичьей жизни. — Сцены столичныя, губернскія и кавказскія вс

ѣ

должны быть проникнуты этимъ чувствомъ — тоской по этой жизни. Но прелесть деревенской жизни, которую я хочу описать, состоитъ не въ спокойствіи, не въ идилическихъ красотахъ, но въ прямой ц

ѣ

ли, которую она представляетъ, — посвятить жизнь свою добру, — и въ простоте, ясности ея.

Главная мысль сочиненія: счастіе есть доброд

ѣ

тель.

Юность чувствуетъ это безсознательно, но различныя страсти останавливаютъ ее въ стремленіи къ этой ц

ѣ

ли. И только опытъ, ошибки и несчастія заставляютъ, постигнувъ ц

ѣ

ль эту сознательно, единственно стремиться къ ней и быть счастливу, презирая зло и спокойно перенося его. На этомъ основаніи и романъ долженъ д

ѣ

литься на 3 части. — Благородное, но неопытное увлеченіе юности, ошибки и увлеченіе страстями. Исправленіе и счастье. Побочный мысли: главныя пружины человеческой д

ѣ

ятельности 1) добрыя: а) добродетель, б) дружба, с) любовь къ искуствамъ; 2) злыя: а) тщеславіе, б) корысть, с) страсти: а') женщины, б') карты, с') вино.

(Отрицательная мысль: любовь, въ романахъ составляющая главную пружину жизни, въ действительности — посл

ѣ

дняя).

П[обочная] м[ысль]: какъ трудно — делать добро и какъ его нужно делать.

Главныя лица.

1) Герой. Человекъ добрый, благородный и восприимчивый, увлекающійся всемъ и до того пылкой, что даже добрыя начала приносятъ вредъ ему.

2) Представит[ельница] добродетели и дружбы (ея прошедшее) старая дева, тетка его невесты (представительницы любви ко всему изящному и первая любовь его).

3) Его невеста.

4) Представитель тщеславія пом

ѣ

щикъ (неразобр.).[100]