Адам Фальконер тоже не испытывал страха. Бой освободил его от груза умствований, тяготивших юношу всю его недолгую жизнь, и Адам наслаждался новым для него чувством раскованности. Подобно другим офицерам, он спешился, чтобы не поймать шальную пулю. Коней отвели поглубже в лес. Так офицеры Легиона нарушили ещё один приказ Фальконера: командиры, несмотря ни на что, не должны покидать сёдел.
То, что тёртые калачи вроде Томаса Труслоу сохраняли под обстрелом спокойствие, Натаниэля Старбака не изумляло. Сюрпризом стало самообладание Адама и майора Бёрда. Труслоу время от времени с десятком застрельщиков пробирался за изгородь, делал несколько выстрелов и возвращался. Майор Бёрд же регулярно покидал укрытие, замысловатой шуткой или просто фразой-другой поддерживал боевой дух солдат. Старбак понимал, что только такие примеры мужества не дают большинству легионеров впасть в панику и разбежаться. Находились в рядах Легиона, впрочем, и малодушные, пользовавшиеся самым незначительным предлогом, чтобы забиться в чащу подальше от пуль и картечи.
Вылазки Труслоу и храбрецов из полков Эванса закончились тем, что янки вывели на пастбище целую толпу застрельщиков, отвечавших на каждый выстрел сотней пуль. Спасаясь от них и урагана картечи южане хоронились в подлеске, за деревьями, в ямках. Офицеры форсили друг перед другом, щеголяли смелостью, вставая в полный рост как можно ближе к границе леса и заводя светскую беседу ровным голосом. Адам громко объявил это пустым бахвальством. Когда же кто-то из оскорбившихся офицеров предложил ему «пустое бахвальство» повторить, вышел прямо к изгороди и, явно рисуясь перед Легионом, стал невозмутимо прогуливаться, сколько ни уговаривали его не подставляться.
Майор Бёрд наблюдал за рискованной проказой Адама вместе со Старбаком.
— Обратили внимание, мистер Старбак, — прищурился майор, — Пули янки уходят выше.
— То есть?
— Целятся янки в Адама, а пули летят гораздо выше него.
— Да, правда. — хмыкнул удивлённо Натаниэль.
Северяне-застрельщики сосредоточили огонь на Адаме, но бушевала свинцовая буря высоко над головой Фальконера-младшего. Удивление, впрочем, уступило место гневу.
— Осёл! Он же погибнуть может!
— Это из-за отца. — предположил Бёрд, — Фальконера в тяжкую годину нет с Легионом, и Адам чувствует себя обязанным держать марку. При отце он едва ли позволил себе такую выходку. В отсутствие родителя Адам преображается, не находите, мистер Старбак?
— Я обещал его матери, что с ним ничего не случится.
— Очень глупо с вашей стороны. Вы как собираетесь обеспечить исполнение своего обещания? Купите ему дурацкий стальной нагрудник, что рекламируют в газетах? — Бёрд отсмеялся и серьёзно добавил, — Моя сестра взяла с вас обещание только, чтобы принизить Адама. Разговор ведь происходил при нём?
— Да.
— Видите ли, семейка Фальконеров — тот ещё клубок змей, и моя сестрица набралась у них яда. — Бёрд хихикнул, — Адама, однако, сказанное не касается. Он — лучший из них. И мужественный.
— Точно. — подтвердил Старбак и устыдился.
Ему похвастать было нечем. Бившая через край самоуверенность рассеялась, как туман на солнце, при виде флага родины. Он даже не выстрелил ни разу. Всё, на что он оказался способен — осторожно выглядывать из-за дерева, и то лишь потому, что хотел детально описать артиллерийский огонь в следующем послании к Салли. Дым, сразу после выстрела почти белоснежный, истончаясь в воздухе, становился сизым. Один раз он заметил след летящего снаряда, а мигом позже картечина проломилась сквозь ветки где-то позади и взорвалась. Пушки, поставленные у фермы, подожгли стог, и сено запылало, выбрасывая в небо языки пламени с клубами тёмного дыма.
— Кстати, от нас ушёл бедняга Дженкинс. — сообщил Бёрд тоном, каким мог бы сообщить о видах на урожай овощей.
— Ушёл? Куда ушёл?
— В мир иной, разумеется. Разнесло на мелкие кусочки.
В голосе майора Старбак расслышал нотку грусти. Натаниэль к Дженкинсу симпатии не испытывал. Собственного избрания в командиры роты «К» тот добился, выставив личному составу пару бочонков самогона, а груз обязанностей свалил на Томаса Труслоу.
— И кто теперь будет вместо Дженкинса?
— Всё зависит от того, кого захочет мой любезный зятёк. Хотя нет, правильнее будет сказать: кого захочет Труслоу. — Бёрд засмеялся, дёргая по-птичьи головой, — Может, и никто. Неизвестно, будет ли к концу дня существовать рота «К», Легион, да и Конфедерация.
Рядом взорвался заряд картечи, и Бёрд со Старбаком пригнулись. Над макушками провизжали осколки. Бёрд выпрямился и достал сигарку:
— Угоститесь?
— С удовольствием.
Бельведер Делани приохотил Натаниэля к сигарам. С каждым днём Старбак курил всё больше и больше.
— Вода есть? — осведомился Бёрд, протягивая табачную скрутку.
— Увы, нет.
— С водой у нас туго. Доку Билли она нужна для раненых, а фляги давно пусты. И к Булл-Рану не сунешься.
Тем временем к Эвансу подтянулись подкрепления. Два полка пехоты подтянулись на правый фланг, но даже с алабамцами и миссисипцами на одного южанина приходилось три-четыре янки. Количество стрелков на склоне увеличилось, и ружейный огонь стал гуще.
— Надолго нас не хватит. — мрачно констатировал Бёрд.
— Майор Бёрд! Майор Бёрд! — среди деревьев показался офицер-каролинец.
— Здесь!
— Приказ полковника Эванса, сэр. Атаковать. — лицо у каролинца было чёрным от пороховой гари, мундир порванным, голос хриплым, — По сигналу рожка. Атакуем всем фронтом.
Офицер помедлил, как если бы понимал, что требует невозможного, и тихо добавил:
— Ради Юга, майор.
— Ради Юга. — задумчиво повторил майор, затем кивнул, — Хорошо.
Самоубийственная атака ради Юга, ради чести, ради чистой совести. Пусть даже битва и война будут проиграны.
Четыре роты, прикрывавшие каменный мост, были вынуждены оставить позиции, когда полковник-янки Уильям Шерман отыскал выше по течению брод и обошёл арьергард Эванса сбоку. Южане дали по нему жидкий залп и отступили.
На дальнем конце моста появился офицер в синей форме и помахал саблей.
— Прекратить огонь! — распорядился командир батареи, — Орудия вычистить! Коней сюда!
Мост был взят, и ничто не мешало армии северян его перейти, чтобы дополнить удар по мятежникам с тыла фланговым ударом.
— Теперь, джентльмены, безопасно, и вы можете спуститься осмотреть пушки. — обратился к спутникам капитан Джеймс Старбак.
Тем, впрочем, его разрешение не требовалось. Пешком и на лошадях штатские, среди которых было немало и просто зевак, двигались вниз. Надутый конгрессмен путался под ногами суетящихся артиллеристов, размахивал сигарой и орал:
— На Ричмонд, ребята! На Ричмонд! Рычащего пса надо выпороть прежде, чем он станет кусаться!
По мосту шагала пехота федералов в серых, а не привычных синих, мундирах. Второй Висконсинский снаряжался в спешке и форму шил из того сукна, что имелось в наличии.
— Выше флаг, парни! — приговаривал их полковник, — Пусть Господу не придётся нагибаться с небес, чтобы видеть, что идут честные висконсинцы, а не мятежная мразь!
За мостом «честные висконсинцы» свернули с тракта к северу, чтобы помочь колонне, совершающей обход, разобраться с выставленным, судя по дыму и пальбе, южанами заслоном. Джеймс Старбак не сомневался в том, что зажатым между висконсинцами и обходной колонной бунтовщикам долго не выстоять. Господь благоволит к тем, кто чтит его. Кому, как не северянам дарует он победу в день воскресный? Кое-кто из иностранных советников поздравил капитана с победой. Тот растянул губы в улыбке:
— Так и планировал наш командующий. Сопротивление ожидалось, и меры по его подавлению были предусмотрены планом.
Величием момента из иностранцев не проникся лишь Лассан. Хмыкнув, он поинтересовался, почему не слышно артиллерии конфедератов.
— Может, вы ещё не дошли до их позиций, а?
— Может быть, сэр. — поджал губы Старбак, — Но исключительно потому, что среди мятежников нет профессионалов, и они не знают, как эффективно располагать артиллерию.