(Какъ я уже сказалъ, я любилъ ихъ обоихъ, но никогда вм

ѣ

ст

ѣ

, а днями: н

ѣ

сколько времени одного, потомъ другого.) Отчего я не говорилъ ни Петруш

ѣ

, ни брату, никому, что я такъ любилъ его? Не знаю. Должно быть меня не поняли бы; ежели бы я и попробовалъ передать свое чувство, приняли бы это за простую обыкновенную привязанность, но мн

ѣ

этаго не хот

ѣ

лось, и, должно быть предчувствуя, что меня не поймутъ, я глубоко таилъ это сладкое чувство. Впрочемъ, надо зам

ѣ

тить, что тогда я никакъ бы не сказалъ, что меня не понимаютъ, напротивъ, мн

ѣ

казалось, что я не понимаю чувствъ Петруши, и всячески старался постигнуть вс

ѣ

его мысли. Отчего не могъ я выговорить слова любви, когда сильно было во мн

ѣ

это чувство, и отчего я посл

ѣ

, когда уже пересталъ такъ сильно чувствовать, пересталъ и стыдиться признаваться въ любви?

Недолго поговорили мы съ Ивиными и пошли дальше, но они об

ѣ

щались быть вечеромъ. Пройдя Тверскую площадь, папа повернулъ на Тверскую и зашелъ въ кондитерскую, чтобы взять къ вечеру конфектъ и угостить насъ. Великол

ѣ

піе м

ѣ

ста, въ которое мы взошли, крайне поразило меня, т

ѣ

мъ бол

ѣ

е, что не ожидалъ увидать ничего, кром

ѣ

сладкихъ пирожковъ и карамелекъ, а противъ чаянія моего, удивленнымъ взорамъ моимъ представился ц

ѣ

лый міръ роскоши. Въ середин

ѣ

комнаты стоялъ стулъ не стулъ, столъ не столъ, шифоньерка не шифоньерка, а что-то странное, круглое, покрытое совершенно пирожками вс

ѣ

хъ цв

ѣ

товъ, форматовъ. Но это зр

ѣ

лище не могло исключительно привлечь моего вниманія, потому что окошки изъ ц

ѣ

льныхъ стеколъ, шкапы съ стеклами, конторки съ стеклами, кругомъ всей комнаты, которые вс

ѣ

были уставлены уже не только пирожками — что пирожки? — но конфектами, бутылочками, сюрпризами, корнетами, коробочками такихъ прекрасныхъ цв

ѣ

товъ, что и ихъ хот

ѣ

лось отв

ѣ

дать. Блескъ золотыхъ каемокъ, драпри, разноцв

ѣ

тныя бумаги со вс

ѣ

хъ сторонъ притягивали мои взоры. Около одного шкапа сид

ѣ

ла хорошенькая барыня, чудесно од

ѣ

тая, въ шелковомъ плать

ѣ

и съ воротничками такими же точно, какъ у maman, и читала Французской романъ. Все это сильно поразило меня, я не зналъ, на что смотр

ѣ

ть, и можно ли мн

ѣ

ступать по ковру запыленными сапогами, нужно ли благодарить эту барыню, ежели она хозяйка, за то, что она это все такъ устроила и позволила намъ взойдти.

Она встала изъ-за прилавка, только что мы взошли, положила книгу и спросила папа по-Французски, что ему угодно. «Такъ это просто торговка», подумалъ я: «а какъ од

ѣ

та, какія у нея б

ѣ

лыя руки, и какъ она хорошо говорить по-Французски». Мн

ѣ

было нисколько непріятно вид

ѣ

ть, что торговка можетъ од

ѣ

ваться такъ же, какъ и maman, и читать Французскія романы. «Вотъ что значить Москва», и я отъ души жал

ѣ

лъ, что н

ѣ

тъ зд

ѣ

сь Натальи Савишны или охотника Турка, съ которыми я могъ бы под

ѣ

литься своимъ удивленіемъ, но я тутъ же р

ѣ

шилъ при первомъ свиданіи все это подробно передать имъ. Папа очень см

ѣ

ло потребовалъ конфектъ, всякаго сорта по фунту, и барышня, удивившая меня своей наружностью, съ большой ловкостью и скоростью стала доставать горстями изъ каждаго ящика и класть на м

ѣ

дные блестящіе в

ѣ

сы. Папа, облокотившись на конторку, что-то говорилъ ей полушопотомъ, и я зам

ѣ

тилъ, что онъ чрезвычайно пріятно улыбался, и глаза у него были подернуты ч

ѣ

мъ-то маслянымъ. Кондитерша, продолжая заниматься своимъ д

ѣ

ломъ, отрывисто отв

ѣ

чала круглыми французскими фразами, съ прибавленіемъ Monsieur и тоже замысловато улыбалась. Папа взглянулъ на меня, мой взглядъ выражалъ «я васъ наблюдаю», его взоръ выразилъ: «совс

ѣ

мъ теб

ѣ

не нужно наблюдать, и ты мн

ѣ

надо

ѣ

даешь этимъ». Мы оба въ взгляд

ѣ

мгновенно поняли другъ друга, поэтому долго не смотр

ѣ

ли другъ другу въ глаза, а смигнули и стали смотр

ѣ

ть въ другую сторону. «Что вы хотите, д

ѣ

ти?» спросилъ онъ насъ. Очень естественно, что, находясь въ уб

ѣ

жденіи, что зд

ѣ

сь всего, что только есть прекраснаго, можно спросить, я сталъ въ тупикъ отъ такого вопроса, и не зналъ, чего пожелать, боясь ошибиться и попросить не самаго лучшаго. — «Велите имъ дать шеколаду». — «Ernest», крикнула громкимъ голосомъ Француженка. Выб

ѣ

жалъ въ фартук

ѣ

довольно запачканный мальчикъ Ernest и объявилъ, что шеколадъ сейчасъ будетъ поданъ въ заднія комнаты, куда мы тотчасъ же и отправились. Володя смотр

ѣ

лся съ зам

ѣ

тнымъ удовольствіемъ въ трюмо, я смотр

ѣ

лъ на газеты въ рамкахъ и съ любопытствомъ пересматривалъ столбцы темнаго для меня содержанія — шеколаду все не было. Я пошелъ тихими шагами къ двери и сталъ смотр

ѣ

ть въ зеркало средней комнаты, въ которомъ отражались фигуры папа и француженки. Она сид

ѣ

ла опять на своемъ м

ѣ

ст

ѣ

и держала въ рукахъ книгу, но не читала, а говорила; папа, прищуривъ см

ѣ

ющіеся масляные глазки и сладко улыбаясь, стоялъ противъ нее и перегнувшись черезъ конторку; лицо его было отъ нее ближе, ч

ѣ

мъ того требовали приличія; мн

ѣ

даже показалось, что онъ ее тронулъ рукой, и что я очень хорошо вид

ѣ

лъ, это, что онъ, перегнувшись еще больше, вытянулъ мокрыя губы и защурилъ глазки и должно быть хот

ѣ

лъ ее поц

ѣ

ловать, потому что головой сд

ѣ

лалъ быстрое движеніе впередъ, но отчего-то вдругъ остановился и, покрасн

ѣ

въ, с

ѣ

лъ на стуло. Въ эту самую минуту зазвен

ѣ

лъ колокольчикъ на двери, и въ зеркал

ѣ

показалась фигура щегольски од

ѣ

таго господина, съ шляпой на голов

ѣ

, и мн

ѣ

слышно было, какъ онъ съ Французскимъ удареніемъ сказалъ: «bonjour, Monsieur», и прошелъ. Это должно быть былъ хозяинъ. Куда д

ѣ

валась величавость, спокойствіе и сознаніе своей власти, которыя всегда выражало лицо папа, въ ту минуту, какъ онъ, какъ школьникъ, отскочилъ, покрасн

ѣ

лъ и съ беззаботнымъ видомъ сталъ смотр

ѣ

ть кругомъ себя. Ernest явился съ шеколадомъ; мы съ большимъ наслажденіемъ выпили по чашк

ѣ

этаго напитка, я помню даже, что обжегъ себ

ѣ

ротъ, выпачкалъ вс

ѣ

губы и утиралъ ихъ бисквитами. Мы вышли. Папа держалъ подъ мышкой конфеты и продолжалъ говорить съ Француженкой, которая мн

ѣ

очень была противна. Главное, я никакъ не могъ понять отношеній папа съ нею, но предчувствовалъ, что тутъ что-то нехорошо. Онъ, докончивши какой-то разговоръ, сказалъ ей: «Да, я ужъ старикъ», причемъ погладилъ себя по лысин

ѣ

. Опять, мн

ѣ

кажется, онъ зам

ѣ

тилъ мои требующіе объясненія, на него устремленные, взоры и съ н

ѣ

которой досадой сказалъ: «пойдемте». Сказать, что я не понималъ, что онъ волочился за этой Француженкой, было бы неправда, но ясно выразить эту мысль тогда я ни за что бы не р

ѣ

шился, да и не могъ.

*№ 20 (II ред.).

Столъ былъ широко раздвинутъ — три доски были вложены. По середин

ѣ

стола, въ хрустальной чаш

ѣ

, красовались Крымскіе виноградъ и яблоки, съ боковъ, тоже въ хрустальныхъ блюдечкахъ, съ колпаками, стояли варенья. Люди въ б

ѣ

лыхъ галстукахъ и съ праздничными лицами оканчивали приготовленія. Изъ гостиной слышны были голоса, мужскіе и женскіе, то громкія, отрывистые, то плавные, то слышенъ былъ см

ѣ

хъ. Можно было прямо съ отцемъ взойдти въ гостиную, но мн

ѣ

показалось страшно, не приготовившись, подвергнуться вдругъ взглядамъ всего тамъ собраннаго общества, я поб

ѣ

жалъ наверхъ, но такъ какъ мн

ѣ

тамъ нечего было д

ѣ

лать, притомъ же все было убрано, и я од

ѣ

тъ, я только прошелся по комнатамъ и пошелъ опять внизъ. Я остановился въ зал

ѣ

. Лакеи посмотр

ѣ

ли на меня съ удивленіемъ, не понимая, должно быть, зач

ѣ

мъ я остановился вдругъ около двери и сталъ прохаживаться, какъ будто я и не думалъ идти въ гостиную. Я покрасн

ѣ

лъ. Хотя я зналъ, что ч

ѣ

мъ больше я стараюсь быть незам

ѣ

ченнымъ, т

ѣ

мъ больше посл

ѣ

обращу на себя общее вниманіе, какая-то непреодолимая преграда была для меня въ дверяхъ гостиной — я подходилъ къ дверямъ, но не могъ переступить эту преграду. Чтобы объяснить ч

ѣ

мъ-нибудь мое присутствіе въ зал

ѣ

и отъ того чувства, которое заставляетъ насъ шевелиться и что нибудь д

ѣ

лать въ припадкахъ заст

ѣ

нчивости, я подошелъ къ столу и хот

ѣ

лъ взять н

ѣ

сколько ягодокъ винограду, но дворецкій, усмотр

ѣ

въ этотъ мой замыселъ разрушить порядокъ его устройства, остановилъ меня и сказавъ: «н

ѣ

тъ, ужъ позвольте», отодвинулъ отъ меня вазу и сталъ опять поправлять. Въ эту самую минуту выходила изъ гостиной бабушка, которую велъ Кукурузовъ, и за ними вс

ѣ

попарно. Я отступилъ почти за спину дворецкаго и оттуда кланялся вс

ѣ

мъ проходящимъ, такъ что меня никто не зам

ѣ

тилъ и не отв

ѣ

тилъ на мои поклоны, ч

ѣ

мъ я былъ доволенъ и тоже н

ѣ

сколько оскорбленъ. За об

ѣ

домъ я все время сид

ѣ

лъ и думалъ о томъ, какъ пріятно жить въ деревн

ѣ

и тяжело жить въ город

ѣ

. Воображеніе мое рисовало мн

ѣ

картины прошедшаго изъ деревенской жизни, я вспоминалъ лугъ, на которомъ играли по вечерамъ въ бары и гор

ѣ

лки, вспоминалъ св

ѣ

жее с

ѣ

но и пахучія копны въ саду, на которыхъ мы прыгали и въ которыя зарывались, лучи заходящаго солнца, св

ѣ

жесть утра, прудъ въ ясный день и въ м

ѣ

сячную ночь, когда съ балкона видно было, какъ онъ осв

ѣ

щалъ плотину и отражался въ вод

ѣ

; вспоминалъ ту свободу, веселость, которую всегда тамъ чувствовалъ; maman, разум

ѣ

ется, всегда была на первомъ план

ѣ

этихъ картинъ и не мало служила къ ихъ украшенію. Теперь же я чувствовалъ, что что-то враждебное и дурное закралось въ мою душу и что оно-то заставляло меня красн

ѣ

ть и страдать безъ всякой вн

ѣ

шней причины. Ежели бы я тогда зналъ то, что теперь знаю, я сказалъ бы себ

ѣ

, что это что-то враждебное есть тщеславіе, одинъ изъ пороковъ самыхъ обыкновенныхъ и безвредныхъ, но зато ближе вс

ѣ

хъ соединенныхъ съ наказаніемъ.