Большой, статный ростъ, странная, маленькими шажками походка, привычка подергивать плечомъ, маленькіе, всегда улыбающіеся глазки, большой орлиной носъ, неправильныя губы, которыя какъ-то неловко, но пріятно складывались; большая, почти во всю голову, лысина и недостатокъ въ произношеніи, пришепетываніе, — вотъ наружность моего отца съ т
ѣ
хъ поръ, какъ я его запомню, — наружность, съ которой онъ умѣ
лъ всѣ
мъ нравиться, прослыть и дѣ
йствительно быть человѣ
комъ à bonnes fortunes.115 Что онъ нравился женщинамъ, это я понимаю, потому что знаю, какъ онъ былъ предпріимчивъ и сладострастенъ, но какой у него былъ корешокъ, чтобы нравиться людямъ всѣ
хъ возрастовъ, сословий и характеровъ: старикамъ, молодымъ, знатнымъ, простымъ, свѣ
тскимъ, ученымъ и въ особенности тѣ
мъ, которымъ онъ хотѣ
лъ нравиться?Онъ ум
ѣ
лъ взять верхъ въ отношеніяхъ со всякимъ. Не бывши никогда человѣ
комъ очень большого свѣ
та, онъ всегда водился съ людьми этаго круга и такъ, что былъ уважаемъ. Онъ зналъ ту крайнюю мѣ
ру самонадѣ
янности и гордости, которая возвышала его въ мнѣ
ніи свѣ
та, не оскорбляя никого. Онъ былъ въ иныхъ случаяхъ оригиналенъ, но не до крайности, а употреблялъ оригинальность какъ средство, замѣ
няющее для него иногда свѣ
тскость или богатство. Ничто на свѣ
тѣ
не могло возбудить въ немъ чувства удивленія: въ какомъ бы онъ ни былъ блестящемъ положеніи, казалось, онъ для него былъ рожденъ. Онъ умѣ
лъ показывать одну блестящую сторону своей жизни, и такъ хорошо умѣ
лъ скрывать ту мелочную, наполненную досадами и огорченіями сторону жизни, которой подлежитъ всякій смертный, что нельзя было не завидовать ему. Онъ былъ знатокъ всѣ
хъ вещей, доставляющихъ удобства и наслажденія, и умѣ
лъ пользоваться ими.Хотя онъ никогда ничего не говорилъ противъ религіи и всегда наружно былъ набоженъ, но я до сихъ поръ сомн
ѣ
ваюсь въ томъ, вѣ
рилъ ли онъ во что-нибудь или нѣ
тъ? Его правила и взглядъ на вѣ
щи всегда были такъ гибки, что рѣ
шить этотъ вопросъ очень трудно, и мнѣ
кажется, что онъ былъ набоженъ только для другихъ.Моральныхъ же уб
ѣ
жденій, что, независимо отъ закона религіи, хорошо или дурно, и подавно у него не было; его жизнь была такъ полна увлеченіями всякаго рода, что онъ не успѣ
лъ, да и не находилъ нужнымъ подумать объ этомъ и составить себѣ
какія-нибудь правила. Къ старости у него однако составились постоянныя правила и взглядъ на вещи, но не на основаніи моральномъ или религіозномъ, а на основаніи практическомъ, т. е. тѣ
поступки и образъ жизни, которые доставляли ему счастіе или удовольствіе, онъ считалъ хорошими и находилъ, что такъ всегда и всѣ
мъ поступать должно. Говорилъ онъ очень увлекательно, и эта способность, мнѣ
кажется, способствовала гибкости его правилъ; онъ въ состояніи былъ тотъ же поступокъ разсказать какъ самую невинную шалость и какъ низкую подлость, а онъ всегда говорилъ съ убѣ
жденіемъ.Какъ отецъ, онъ былъ снисходителенъ, любилъ блеснуть своими д
ѣ
тьми и нѣ
женъ, но только при другихъ, не потому, чтобы онъ притворялся, но зрители возбуждали его — ему нужна была публика, чтобы сдѣ
лать что-нибудь хорошее.Онъ былъ челов
ѣ
къ съ пылкими страстями; преобладающія страсти были игра и женщины. Во всю свою жизнь онъ выигралъ около двухъ милліоновъ, и всѣ
ѣ
тъ? не 8наю; знаю только то, что у него была одна исторія за карты, за которую онъ былъ сосланъ, но вмѣ
стѣ
съ тѣ
мъ онъ имѣ
лъ репутацію хорошаго игрока и съ нимъ любили играть. Какъ онъ умѣ
лъ объигрывать людей до послѣ
дней копейки и оставаться ихъ пріятелемъ, я рѣ
шительно не понимаю, — онъ какъ будто дѣ
лалъ одолженіе тѣ
мъ, которыхъ обиралъ.Конекъ его былъ блестящія связи, которыя онъ д
ѣ
йствительно имѣ
лъ, частью по родству моей матери, частью по своимъ товарищамъ молодости, на которыхъ онъ въ душѣ
сердился за то, что они далеко ушли въ чинахъ, а онъ навсегда остался отставнымъ поручикомъ гвардіи; но эту слабость никто не могъ замѣ
тить въ немъ, исключая такого наблюдателя, какъ я, который постоянно жилъ съ нимъ и старался угадывать его.Онъ, какъ и вс
ѣ
бывшіе военные, не умѣ
лъ хорошо одѣ
ваться; въ модныхъ сюртукахъ и фракахъ онъ былъ немного какъ наряженый, но зато домашнее платье онъ умѣ
лъ придумывать и носить прекрасно. Впрочемъ, все шло къ его большому росту, сильному сложенію, лысой голове и самоувѣ
реннымъ движеніямъ. Притомъ онъ имѣ
лъ особенный даръ и безсознательное влеченіе всегда и во всемъ быть изящнымъ. Онъ былъ очень чувствителенъ и даже слезливъ. Часто, читая вслухъ, когда онъ доходилъ до патетическаго мѣ
ста, голосъ его начиналъ дрожать, слезы показывались, и онъ оставлялъ книгу, или даже на дурномъ театрѣ
онъ не могъ видѣ
ть чувствительной сцены, чтобы у него не выступили слезы. Въ этихъ случаяхъ онъ самъ на себя досадовалъ и старался скрыть и подавить свою чувствительность.Онъ любилъ музыку и по слуху п
ѣ
лъ, акомпанируя себя, романсы пріятеля своего А.....а, Цыганскія пѣ
сни и нѣ
которые мотивы изъ оперъ. Онъ не любилъ ученую музыку и откровенно говорилъ, не обращая вниманія на общее мнѣ
ніе, что сонаты Бетховена нагоняютъ на него сонъ и скуку, и что онъ ничего не знаетъ лучше, какъ «Не будите меня молоду», какъ ее пѣ
вала Семенова, и «Не одна», какъ пѣ
вала Танюша.Онъ былъ челов
ѣ
къ прошлаго Александровскаго вѣ
ка и имѣ
лъ общій молодежи того вѣ
ка неуловимый характеръ волокитства, рыцарства, предпріимчивости, самоувѣ
ренности и разврата. На людей иынѣ
шняго вѣ
ка онъ смотрѣ
лъ презрительно. Можетъ быть, этотъ взглядъ происходилъ не изъ гордости, а изъ тайной досады, что въ наше время онъ уже не могъ имѣ
ть ни того вліянія, ни тѣ
хъ успѣ
ховъ, которые имѣ
лъ въ свое...Только тотъ, кто не живалъ хозяиномъ въ деревн
ѣ
, можетъ не знать, сколько непріятностей могутъ надѣ
лать ему сосѣ
ди своимъ сутяжничествомъ и ссорами, помѣ
щики однаго съ нимъ. уѣ
зда — своими языками, и власти — прижимками и придирками; можетъ не знать, сколько они ему испортятъ крови и какъ отравятъ все счастіе его жизни.Чтобы избавиться отъ вс
ѣ
хъ этихъ гоненій, которымъ неизбѣ
жно подвергается каждый помѣ
щикъ, есть три способа: первый состоитъ въ томъ, чтобы законно, въ отношеніи всѣ
хъ, исполнять обязанности и пользоваться правами помѣ
щика. Этотъ способъ, хотя самый простой и первый, представляющійся разсудку, къ несчастію до сихъ поръ остается на степени умозрѣ
нія, потому что невозможно дѣ
йствовать законно съ людьми, употребляющими законъ, какъ средство безнаказаннаго беззаконія. Второй способъ состоитъ въ знакомствѣ
и пріятельствѣ
не только съ лицами, представляющими власти уѣ
здныя и Губернскія, но и со всѣ
ми помѣ
щиками, съ которыми столкнетъ. васъ судьба, или которые пожелаютъ вашего знакомства, и въ мирномъ, полюбовномъ прекращеніи всѣ
хъ возникающихъ столкновений. Этотъ способъ малоупотребителенъ, во-первыхъ, потому, что дружескія связи со всѣ
мъ уѣ
здомъ сами по себѣ
уже представляютъ непріятность не меньшую той, которой вы хотѣ
ли избѣ
гнуть, и, во-вторыхъ, потому, что слишкомъ трудно человѣ
ку непривычному умѣ
ть держаться, избѣ
гая клеветы и злобы, между всѣ
ми непріязненностями, беззаконіями и низостями Губернской жизни, вы не должны забывать ничего, не пренебрегать никѣ
мъ: вы должны стараться, чтобы всѣ
безъ исключенія были вами довольны. Горе вамъ, ежели вы нажили хоть однаго врага, потому что каждый замарашка, который нынче еще в смиренной позѣ
стоялъ у притолки вашей двери, завтра можетъ надѣ
лать вамъ кучу непріятностей.115
[удачливым.]