— Вот раз не дура полная, дочка, — бери и выходи замуж. Пока не поздно.

— Мне еще двадцати нет. Долго еще будет не поздно.

— Пользуйся возрастом, говорю тебе. Сейчас нормальные мужики перебирают товаром, носы воротят. Можешь не успеть, дочь.

Таких разговоров родная мать уж точно не вела с ней никогда. От неожиданности Алиса даже не нашла подходящих слов, только присела на краешек дивана, сложила руки перед собой на коленях, словно школьница, по-птичьи наклонила голову, глядя на лежащую мать новым, изучающим взглядом.

— Можешь объяснить, чего тебя понесло?

— Ты сейчас деньги зарабатываешь, сама. Лицом торгуешь, это так называется?

«Не только лицом», — подумала Алиса. Впрочем, полноценной, настоящей торговлей телом ее род занятий также вроде нельзя окрестить. Впрочем, ни сама девушка, никто другой пока еще не отдавал себе отчета в полной мере: есть ли вообще грань, некая условная черта, отделяющая то, что они делают перед веб-камерами в загородном двухэтажном доме, от профессиональной проституции. Торговля телом, как ни взгляни, оттенков и нюансов фактически лишена.

— Грубовато называется, — ответила Алиса.

— Видела я по телевизору, показывали этот ваш модельный бизнес.

— Интересно, что показывали, чего я не успела узнать?

Алиса подозревала: вот сейчас мама заговорит о сексуальных услугах.

— Девки там, в этой вашей системе, быстро стареют. Изнашиваются, одна фифа так прямо и сказала в телевизор.

— И все?

— Разве мало? Ты не тапочек паршивый, Алиса. Новую себя не купишь.

— Потянуло тебя на какую-то непонятную философию. Так сильно болит?— Не кривляйся. Я тебе добра желаю. Ты вот начала в ночные смены ездить. У вас там студию только в такое время получается снять дешевле. Жадная она, Воронша, разве нет?

Здесь девушка предпочла благоразумно промолчать. Она сама придумала эту версию: подходящее для фотосессий помещение дешевле арендовать на ночь, чем на день. Сказка хоть как-то оправдывала ее ночные отсутствия, хотя более здравомыслящий человек давно заподозрил бы неладное. Впрочем, и эта легенда скоро могла потерять актуальность: Алиса понятия не имела, сколько они еще будут работать так, как теперь, и у нее уже не хватало фантазии — как объяснить дальнейшие ночные отсутствия, не может же ночная фотосъемка длиться вечно. Пусть даже ночное время выпадает Алисе раза два-три в неделю. Когда ее нет дома по нескольку часов днем, выдумывать проще.

— Экономная, — проговорила девушка. — Дела сейчас не очень.

— Ага, у нее всегда — не очень… А люди видят, на каком джипе катается по городу. Постоянно с разными местными начальниками. С милицейскими чуть не в обнимку. С этими… олигархами нашими…

— Мам, вот я тебя умоляю: где у нас олигархи? В наших-то широтах…

— Ищи. Не сыщешь здесь — шукай дальше. Без олигарха, дочка, тебе сейчас нельзя.

Алиса вздрогнула и откинула голову, словно получила пощечину.

— Ты что… Ты серьезно?

— Даже очень. Тебе мужик нужен, Алиса. Богатый, солидный. Пускай даже не сильно молодой. Молодые сейчас мозги коноплей прокурят, печень горилкой попортят, и все, дочка: сушите весла, пишите письма. От таких уроды рождаются. Без глаза, без пальца, с болячками разными…

— Ты это тоже по телевизору видела?

— Видела, — кивнула мать.

— Когда ты только успеваешь его смотреть.

— Зима, дочка. Базар рано расходится. И вообще… Хочешь — сама проверь, там, когда ни включишь, только про такое и вещают. Я уже просвещенная.

— Вижу.

— Плохо видишь! — повысила голос мать, неловко повернулась, скривилась, — видимо, боль в пояснице напомнила о себе. — И глядишь не туда, — продолжила уже тише. — Можно подумать, не знаешь, как Воронша ваша по жизни устроилась. Не нужна была никому. Пока молоденькая — еще так-сяк. Чуть постарше — надо богатого дядьку искать. Нашла. Пожила. Развелась. Хату вон какую получила. И живет в свое удовольствие. Вас вот, глупеньких, муштрует под себя.

Разве не так?

— Мы с ней, мама, в баню вместе не ходили. И Валентина мне не подружка, детей нам не крестить.

— Их завести сперва надо, детей-то! — снова выкрикнула мать, тут же закашлялась, опять заговорила спокойнее. — Ей поздно уже. Да и не хочет, я так думаю. Хотела бы — давно подсуетилась, муж бы еще на алименты расщедрился. Потом решал вопросы для сыночка, никуда не делся бы. Сейчас, Алиса, на вопросы не отвечают — их решают.

— Тоже по телевизору видела?

— Не первый год на базаре стою.

— Ага, то-то я слышу, новости базарные.

— Тебе вот смешно, девушка…

— Ой, мам, в том, что ты сейчас тут говоришь, смешного мало, правда.

— Я согласна, дочка. И послушай меня, не перебивай, когда еще вот так получится, — мать снова поудобнее устроилась на подушках, на этот раз двигаясь осторожно, стараясь вновь не спровоцировать боль. — Девчонки, твои красивые подружки, чего в модели подались, под Валькино крыло, как думаешь? Продать себя дороже. Чтоб по гостиницам не шляться в городе, по барам или того хуже — по вокзалам да трассам. Они вкладывают в себя. И ты вкладывай, девочка. Я в свое время про такое не думала. Я вообще думала мало, знала еще меньше. Сама ведь видишь, как живем. Полно мужиков ездит вокруг, которым для этого самого ихнего престижу нужна рядом лялька вроде тебя.

У Алисы сперло дыхание.

— Мама… Я для тебя… Я — лялька?

— Для меня ты дочка… которой я не хочу такой жизни. И я не всегда такая была. Родилась не хуже тебя нынешней с лица. Куда все ушло, не скажешь мне? Может, фотографий наших из альбома давно не смотрела?

Она права: Алиса давненько не перебирала семейные альбомы, этот неизменный атрибут любого дома уверенно уходил в небытие. На смену пришли цифровые фотографии, сложенные в компьютерную папку. Чтобы их просмотреть, надо включать компьютер специально, потому бесконечное перелистывание снимков давно перестало быть одним из любимых занятий современников.

Но тут же девушку озарила вспышка воспоминаний: давно, очень давно виденное старое черно-белое фото, на котором она сама, молодая, моложе даже себя нынешней, стоит у забора в старомодном некрасивом платье… Да, так выглядела ее мать в свои семнадцать. И такой ее Алиса не видела вживую ни разу, с самого своего рождения.

— Была я красивая, была, — повторяла между тем женщина, уже не обращая внимания на то, слушает ее дочка или нет. — Могло и у меня по-другому склеиться. Ты хоть времени не теряй. Любой ведь возьмет. Хорошо устроишься — нам с Колькой помощь…

— Мама! Я вам разве не помогаю и так! Совести у тебя нет! — взорвалась Алиса, даже вскочив на волне праведного гнева.

— Твоих денег не надо, дочка. Тебе они слишком тяжело даются. Мужикам, сволочам, легче, проще. Вот они пускай содержат и кормят. Тебя и нас заодно.

Девушка не поверила своим ушам. Она не хотела этому верить: родная мать уговаривает ее продать себя подороже. Видит в этом единственный выход, даже не подозревая: Алиса с недавних пор этим же и занимается. Тут же подумалось: рассказать бы тебе все, отхлестать правдой по глазам. Что бы тогда сказала, интересно?.. Она даже открыла рот, собираясь обрушить на мать откровения. Но промолчала, закусила губу, повернулась и вышла в соседнюю комнату, к большому зеркалу.Встала перед ним, оглядела себя с ног до головы. И приняла решение: в самом деле, гори оно все огнем.

Собиралась недолго. Не знала, куда хочет уехать, — ей не терпелось поскорее убраться отсюда. О том, кто и когда сделает матери следующий укол, даже не подумала. Ничего, даст Бог, не помрет. Она давно живет, многое успела понять в своей и чужой жизни. Настолько много, что готова смириться, если ее дочь продаст себя пусть не первому попавшемуся богачу, ладно — не второму, зато третьему — уж непременно, наверняка. К тому же Алису только сейчас переполнила обида: маму совсем не интересует, где пропадает ее дочь. Она готова поверить любой лжи, даже не задумываясь, может ли происходить подобное на самом деле. Это оказалось, по большому счету, самым важным — мать мало волнует, чем зарабатывает на жизнь дочь и нравится ли это самой девушке.