Иными словами, одна из причин неудачи «Красного мая» в самой идеологии Великого Отказа. Герберт Маркузе дал точную, на мой взгляд, характеристику современной капиталистической системы, которая, полностью контролируя процесс потребления производимых ради получения максимальной прибыли товаров и услуг, одновременно контролирует поступки, вкусы и даже мысли потребителей. Как ни печально это признавать, но подавляющее большинство граждан капиталистически х стран сегодня уже превратились в людей «одномерных». Продали-таки они душу дьяволу общества потребления. Но это теперь, а в начале шестидесятых, когда Маркузе писал свою знаменитую книгу, его одномерный человек только-только формировался. По сути, все сказанное Маркузе более походило на прогноз (ныне оправдавшийся). Утверждать, что западное общество уже тогда состояло из одномерных людей и его мог изменить лишь бунт аутсайдеров, было преждевременно. Вспомним, что в майские дни 1968-го решающую поддержку студентам оказали все же не аутсайдеры, а рабочий класс. Их поддержали своим авторитетом выдающиеся представители науки и культуры, которых никак нельзя было считать изгоями общества. Именно поддержка рабочих и интеллигенции и обеспечила студентам пусть и временную, но все же победу. Почти миллион парижан, которые вышли на демонстрацию 13 мая, – это ведь тоже общество. Вероятно, филистер уже и тогда составлял большую часть общества, но не самую активную и талантливую. Да и он был скорее жертвой, чем опорой капиталистической системы, которая несет прямую ответственность за масштабную деформацию человеческой личности. СИСТЕМА – а не общество.

Отвергать общество, а не систему – это, уверен, большая ошибка. И не только потому, что у ниспровергателя ценностей всего общества не может быть массовой поддержки. Не соглашаться с общественным мнением человек, безусловно, имеет право, но совершенно не считаться с интересами большинства людей у него морального права нет. Хотя бы потому, что, как сказал все тот же Сартр, «человек не замкнут в себе, а всегда присутствует в человеческом мире». Вспомним, что великий Сократ принял смертный приговор, вынесенный ему афинским обществом, хотя и не согласился с ним. Тот, кто игнорирует сложившиеся в обществе правила, а к тому же еще и «волю богов» (то есть общечеловеческую мораль), обязательно будет творить произвол. В каких-то ситуациях произвольные решения могут оказаться полезными, но, в общем – то, безграничный произвол страшен. Сартровский Орест, идя своим собственным путем, принимая решения исключительно своевольно, совершил жуткое преступление. Многим бунтарям 1968-го он, кстати, казался героем.

Даже не принимая правила, господствующие в обществе, нельзя выступать против общества как такового. Думаю, если есть желание (и моральная потребность) изменить общество, нужно менять его изнутри, стараться превратить в объединение граждан, а не просто потребителей. И добиваться, чтобы общество граждан (в которое должно трансформироваться сегодняшнее общество потребления) могло участвовать в принятии важнейших для жизни людей политических, экономических и культурных решений. Хотя бы (поначалу) наряду с государством и капиталом. Разумеется, конкурировать в борьбе за общественные симпатии с мощной системой капитализма очень трудно. Но все-таки не менее, думаю, перспективно, чем устраивать бунты и революции, опираясь лишь на аутсайдеров, которые, к тому же, часто бунтуют исключительно ради развлечения. В конце концов, капиталистическая система не вечна и ее уже сотрясают мощные кризисы.

Ностальгия Андрея Тарковского

Почти все фильмы Андрея Тарковского – это притчи на одну и ту же тему [10] . Эта тема выходит за рамки киноискусства и, если согласиться с Достоевским в том, что «искусство – само себе цель», то и за рамки искусства как такового. Сам Тарковский признавался в последние годы жизни, что не знает, является ли искусство всего лишь «прелестью», т. е. соблазном, или же его задача – помочь человеку «духовно возродиться». Несомненно, что искусство как «прелесть» режиссер отвергал, а духовному возрождению послужить хотел.

«Быть художником – не самое важное… Истина жизни важнее произведения искусства», – говорил автор «Андрея Рублева», «Соляриса», «Сталкера», «Ностальгии» и «Жертвоприношения». Для Андрея Тарковского эта истина жизни и видимая реальность вовсе не одно и то же. Герои его фильмов не принимают прагматично-рассудочного восприятия жизненных реалий. Для них типична тоска-ностальгия по временам (возможно, никогда не существовавшим), когда человеку присущ был универсализм мировоззрения и вера во вселенскую гармонию. Поскольку почти всем своим творчеством Тарковский развивает одну-единственную тему, попробую нащупать эту тему и проследить причины, побуждающие режиссера ее без конца исследовать, основываясь на материалах фильма «Ностальгия» и высказываниях самого режиссера.

Для начала попытаемся понять, какая сила заставляла художника вести бесконечный духовный поиск. Сам Тарковский не скрывал, что такая сила есть и его творческий потенциал постоянно ею провоцируется. Касаясь проблемы художественного творчества вообще, но при этом, несомненно, основываясь на собственном опыте, он говорил: «Художник всегда испытывает давление, какое-то излучение. Думаю, в идеальных условиях художник просто не смог бы работать. Ему не хватало бы воздушного пространства. Художник должен испытывать какое-то давление. Я не знаю, какое именно, но должен. Можно сказать, что искусство существует лишь потому, что мир плохо устроен…» Что нужно делать, чтобы человек мог выжить в этом плохо устроенном мире? Поиском ответа на этот вопрос и был занят всю свою творческую жизнь подлинный художник Андрей Тарковский.

Что волнует героя «Ностальгии»?

Впервые я смотрел фильм «Ностальгия» летом 1983 года в Мюнхене, куда его привезли с Каннского фестиваля. Рецензии в немецких газетах были не очень вразумительные: «Загадочная русская душа», «Новый Достоевский», «Таинственно, поэтично, иконописно». Охотно шли смотреть «Ностальгию» русские эмигранты, легко представить себе, какие ассоциации вызывал у них фильм соотечественника с таким названием. Кажется, их ожидания не оправдались – картина оказалась не совсем о том, точнее, совсем не о том.

Вкратце о фабуле фильма. Московский историк Андрей Горчаков ищет для своей будущей книги материал о жизни в Италии русского композитора XVIII столетия Павла Сосновского. Его сопровождает переводчица – итальянка славянского происхождения золотоволосая Евгения. В небольшом городке Баньо Виньони Андрей встречает Доменико, которого некоторые считают пророком, а большинство – сумасшедшим. Тот просит Андрея о помощи. Очень нужно сделать важнейшее, с точки зрения Доменико, дело – перенести горящую свечу от одного до другого края местного бассейна, где целыми днями полощутся постояльцы старой гостиницы. Андрей соглашается и берет свечу. Вскоре Евгения покидает Андрея, а сам он собирается вернуться в Москву. Но тут в Рим приезжает с какой-то особой целью Доменико и спрашивает, выполнил ли тот свое обещание. В Риме на Капитолийском холме Доменико, взобравшись на памятник Марку Аврелию, убеждает нескольких ротозеев круто изменить свою жизнь. Завершив речь, он, облившись бензином, сжигает себя. И в тот момент, когда в Риме в муках сгорает Доменико, в Баньо Виньони, в бассейне, где недавно спустили грязную воду, зажигает свечу Андрей Горчаков. Он проносит ее вдоль бассейна и умирает. Вот и все.

Да, еще несколько раз возникают на экране, словно из памяти Андрея, дом где-то в глубине России, женщина с тревожными глазами, дети, собака. В последних кадрах русская изба оказывается под сводами разрушенной итальянской церкви. И там же сидит только что умерший Андрей – с собакой, у края лужи, в которой отражаются церковь и дом. Падает снег и слышно, как причитает русская баба:

Ваши венки поверху плывут,