Несостоятельность попытки следственных и судебных органов инкриминировать участникам группы Зорге нарушение закона «О поддержании общественного порядка», составлявшего главный пункт предъявленного им обвинения, доказывается в целом ряде работ различных авторов и, что особенно показательно, японских исследователей материалов «дела Зорге». «Главные усилия группы Зорге,— пишет уже знакомый нам японский журналист Син Аоти,— были сосредоточены на том, чтобы установить, куда направлена политика Японии после маньчжурских событий: на север или на юг? Если на север, то последует ли нападение на СССР? Если на юг, то произойдет ли столкновение с США и Англией? На этом сосредоточивалась вся деятельность группы Зорге. Особенное значение этот вопрос приобрел после того, как Германия напала на Советский Союз. Нужно было выяснить, сможет ли СССР перебросить на запад из Сибири несколько сотен тысяч войск? Это был ключ, решавший исход войны с Германией» Ч

23 С п н Лот и. Поворотные пункты современной истории, стр. 171.

112

\ Если даже эта оценка суживает диапазон деятельности Зорге и его товарищей (не затрагивая, например, вопроса о том, что острие деятельности Зорге было в первую, очередь направлено против фашистской Германии), то основная се мысль правильна. Предотвращение войны против Советского Союза, борьба против фашизма и его чудовищных замыслов, угрожавших всему человечеству, \и с какой стороны не могли быть подведены под действие закона «О поддержании общественного порядка». Однако это было время, «когда, — писал Хоцуми Одзаки вДодном из своих писем из тюрьмы, — действует нечто ш\ос, нежели здравый смысл»2'1. Несмотря на полную очевидность нспричастия деятельности группы Зорге к «покушению» на существовавший в Японии государственный строй, судьи Накамура и Камэяма подтвердили главное обвинение прокуратуры.

Нужно было обладать огромной волей, чтобы, подвергаясь всем тяготам тюремного режима и изнурительным допросам, выматывавшим физические силы, продолжать свой поединок до конца. «Зорге спокойно слушал протокол допроса, составленный судьей и переведенный мной на немецкий язык,— вспоминает t-ситоси Икома.— Временами он указывал на неточности, настаивал на внесении исправлений, иногда протестовал, но чувствовалось, что все это ему порядком наскучило... В тех случаях, когда Накамура высказывал суждения, приходившиеся не по вкусу Зорге, или же задавал вопросы, задевавшие его за живое, Зорге в гневе стучал по столу, а после этого он не отвечал, что бы ему ни говорили» 2>.

— Какую информацию о японо-германских переговорах, имевших место в конце 1940 и начале 1941 г., получил обвиняемый от Одзаки и Вукелича? — спрашивает Накамура на допросе 25 августа.

— Эту информацию я получил в германском посольстве. Ни от Одзаки, ни от Вукелича такой информации я не получал, — решительно заявляет Зорге.

Но судья не ослабляет натиска:

— Какую информацию представил Одзаки по ново

24 X о ц у м и Одзаки, Любовь подобна падающей звезде, стр. 98.

25 Цит. по: «Материалы по современной истории. Дело Зорге»^ т. I, стр. XIII.

§ «Дело Зорго Ц3

ду поездки министра иностранных дел Мацуока n Eapoi весной 1941 г.? у

— О целях поездки Мацуока мне стало известно/ в германском посольстве. Одзаки лишь подтвердил ее правильность по двум-трем вопросам. Но то, что он мне/ говорил, само по себе никакой ценности не представляло, поскольку все это было мне известно по данным германского посольства.

— Какую информацию предоставил Вукелич /о состоянии сельского хозяйства в Японии? /

— Проблемами сельского хозяйства я занимался лично. Никакой информации по этим вопросам Вукелич мне никогда не давал. Лично же я изучал состояние сельского хозяйства по данным, которые публиковались в газетах на английском языке, издаваемых в Японии.

— Одзаки признался в том, что предоставлял обвиняемому информацию об откликах в различных кругах на заключение японо-советского пакта о нейтралитете. Подтверждает ли обвиняемый этот факт?

— Да, этот факт имел место. Однако это была не информация, полученная им из каких-либо секретных источников, а его оценка, сделанная им на основе личных наблюдений 26.

Это лишь отдельные выдержки из различных протоколов допроса. Но и они дают наглядное представление о той напряженной борьбе, которую вел Зорге за жизнь своих товарищей.

Зорге стремился облегчить участь и других обвиняемых. Анна Клаузен? Она никогда не являлась членом его группы...

— Когда Анна Клаузен ездила в Шанхай по поручению обвиняемого? — задает вопрос Накамура.

— Точно не помню, но такой случай как-то имел место. Кажется, это было в 1938 г.

И когда Накамура зачитывает Зорге данные, из которых следует, что поездки в Шанхай Анна Клаузен совершала не однажды, Зорге невозмутимо отвечает:

— Может быть, это так и есть, но лично я этого не помню.

Зорге решительно отвергает также попытки Накаму-ры, стремившегося вслед за Ёсикава зачислить в число членов группы Тэйкитн Каваи, Ёсйо Кавамура, СигУ* ру Мидзупо и других японцев. Нет, никто из них не являлся членом его организации. Они, возможно, поддерживали дружеские отношения с Одзаки или с Мияги, но никакой роли в деятельности его группы не играли, да и не могли играть, заявляет Зорге 27.

Выходе одного из последних допросов Зорге подвергает уничтожающей критике обвинения, предъявленные ему nWo товарищам. Его доводы глубоко логичны и обоснованны. Обвинения, выдвинутые против Вукелича, доказывает Зорге, совершенно несостоятельны. Ни по своему положению, ни по своим связям Вукелич не имел какого-либо доступа к секретным источникам. Вся его информация касалась внешнеполитических вопросов и носила общий характер. Ее он получал совершенно легальным путем либо от своих коллег иностранных корреспондентов, либо в японском агентстве новостей «Домэй Цу-син». Это был обычный обмен информацией, широко применявшийся среди журналистов. Разве такая деятельность корреспондента нарушает законы?

Такого же рода информацию представлял и Мияги, который по своему общественному положению также не мог получать какие-либо важные сведения. Чаще всего информация Мияги — это его личная оценка тех или иных событий, ставших уже достоянием гласности.

Политическую информацию в подлинном смысле слова, такую информацию, которая могла представлять интерес, говорит далее Зорге, получал только он да еще, пожалуй, Одзаки. Однако Одзаки большую часть своей информации получал в беседах и на заседаниях кружка «Асамэсикай» 28. Но ведь «Асамэсикай» не является какой-либо официальной или секретной организацией. Подобных групп или кружков немало в Токио и в настоящее время. Сведения, которыми обменивались участники «Асамэсикай» при обсуждении тех или иных проблем, по существу не являлись секретными, поскольку они уже ушли из своего секретного источника.

Переходя к анализу обвинений, выдвинутых против него самого, Зорге заявляет, что наиболее важную и достоверную информацию, которой располагала его группа, получал он лично. Но эту информацию он получал в германском посольстве. Какие же имеются основания рассматривать такую информацию как государственные секреты Японии, если она являлась достоянием другого государства — в данном случае Германии? В чем же, спрашивал Зорге, заключается нарушение им японских законов, если эта информация предоставлялась ему совершенно добровольно официальными сотрудниками германского посольства? Таким образом, способы, с помощью которых он получал информацию, не могут быть отнесены к шпионажу, а следовательно, не могут быть наказуемы по японским законам.

Касаясь сбора информации военного характера, Зорге подчеркивал, что такого рода информация интересовала его только с точки зрения установления общеполитического курса Японии и ее планов в отношении Советского Союза. Однако к действительно достоверной и ценной информации он относил только ту, которую получал в стенах германского посольства, поскольку эта информация составлялась немецкими военными специалистами для Берлина. Та же информация, которую он получал вне германского посольства, в частности от Л\ияги или от Одзаки, не была ни достоверной, ни важной, поскольку она обычно представляла собой отражение уличных слухов или их собственное мнение.