6 Там же, стр. 58.

мы полагали, что, даже выставив адвоката по своему выбору, мы, учитывая ситуацию того времени, не сможем добиться, чтобы в суде развернулась честная борьба мнений (да вряд ли и нашелся бы адвокат, который принял бы подобное поручение). Мы думали главным образом о том, как бы затянуть процесс, ибо рассчитывали, что таким путем удастся сохранить жизнь Одзаки до поражения Японии, которое лично я считал неизбежным. В этом случае можно было бы надеяться на освобождение Одзаки в числе всех политических заключенных»8.

Друзья Одзаки надеялись (конечно, весьма наивно), что отказ от «борьбы мнений», т. е. от борьбы на судебном процессе специально выбранного адвоката против обвинений, предъявленных прокуратурой и подтвержденных судьей ёсин, в какой-то степени повлияет на позицию судей и тем самым скажется на участи Одзаки.

Впоследствии Мацумото понял иллюзорность таких надежд и сожалел о принятом решении: «Очевидно, это была наша непоправимая ошибка. До настоящего времени я не могу не вспоминать об этом с невыносимым страданием» 9.

Защитником Одзаки был назначен адвокат Сюндзо Кобаяси, позднее ставший членом верховного суда. Возможно, его позиция в данном судебном процессе помогла ему в дальнейшем сделать карьеру. Во всяком случае Кобаяси не скрывал своей неприязни к Одзаки и его деятельности. На суде он был намерен объяснять действия Одзаки его политическими «заблуждениями» и на этом основании добиваться «снисхождения» |0. Такая позиция защиты не сулила Одзаки ничего хорошего, особенно если учесть обстановку политического террора, господствовавшего в то время.

Защитником Рихарда Зорге, а также Макса и Анны Клаузен был назначен адвокат Сумицугу Асанума.

Положение адвокатов осложнялось еще и тем, что «дело Зорге» было строго секретным, а это ограничивало доступ защиты к материалам следствия. Им разрешалось знакомиться с материалами дела только в помещении

10 См.: Chalmers Johnson, An Instance of Treason. Ozaki Hotsumi and Sorge Spy Ring, стр. 192,

суда и в перерыве между заседаниями. При этом строжайше воспрещалось снимать копии, производить выписки или делать для себя какие-либо пометки п. Во время же заседания суда, когда все материалы и доказательства находились на столе у председательствующего, адвокат в случае необходимости должен был испрашивать разрешения председателя коллегии, чтобы посмотреть тот или иной документ. Не приходится сомневаться, что адвокаты, чувствуя себя пасынками Фемиды, не слишком часто это делали, опасаясь излишней «назойливостью» навлечь на себя неудовольствие председателя.

Ведение процедуры кохан началось в конце мая 1943 г. Дело каждого обвиняемого слушалось отдельно. По-прежнему они содержались в строгой изоляции друг от друга. Супруги Клаузен, например, впервые увиделись лишь поздней осенью 1943 г., спустя два года после ареста. Это произошло в день объявления им приговоров |2.

Процедура кохан началась с рассмотрения дел Рихарда Зорге и Хоцуми Одзаки. Первое заседание суда по делу Одзаки состоялось 31 мая, о чем мы узнаем из его письма к жене, датированного 1 нюня 1943 г.: «Присутствие публики в зале суда было запрещено с самого начала. Из обвиняемых нахожусь в суде только я. Я один буду предстоять перед лицом трех судей и двух прокуроров... В зале суда человек десять специально приглашенных — кто они такие?» 13.

В письме от 5 июня Одзаки пишет: «Второе заседание суда закончилось в пятлицу. Следующее заседание состоится на той неделе в понедельник.'Если дело будет идти с такой скоростью, то, я думаю, что после трех заседаний оно будет практически закончено и начнутся прения сторон. Судебный приговор будет, очевидно, вынесен после того, как закончится рассмотрение дел других обвиняемых» и.

Предположение Одзаки в общем оправдалось. Рассмотрению его дела было посвящено семь заседаний, и в течение двух недель оно было практически закончено.

11 См.: То с л то О б и, Фрагменты о Зорге, стр. б.

12 Julius Made г.... Dr. Sorge funkt aus Tokyo, стр. 192.

13 X о ц у м и Одзаки, Любовь подобна падающей звезде, стр. 69.

14 Там же, сгр. 73.

Темп, совершенно несвойственный для обычно медлительной и неповоротливой судейской колесницы Японии! В письме от 15 июня Одзаки писал: «Вчера закончилось слушание моего дела. Теперь как будто будут рассматриваться дела всех других главных обвиняемых». Далее он вносит поправку в свое прежнее предположение о времени выступления сторон: «Только после этого будут заслушаны речи прокурора и защитника по моему делу. Как сказал мне один судейский чиновник, у меня теперь будет достаточно времени, чтобы отдохнуть. Возможно, это продлится месяц или полтора» 15.

Слушание дела Рихарда Зорге, как уже было сказано, началось одновременно со слушанием дела Одзаки. Судебные заседания по рассмотрению дел каждого из этих двух «самых главных» обвиняемых, судя по письмам Одзаки, проводились попеременно — по два-три раза в педелю. Дела всех обвиняемых рассматривал один и тот же состав суда: председательствующий — Тадаси Та-када, члены — Масару Хигути (он все-таки вошел в состав суда, хотя и на правах члена коллегии) и Фумигэн Митида. Обвинение было представлено начальником отдела окружной прокуратуры Тонэо Накамура и его заместителем — Исаму Хирамацу 16.

Все судьи, прокуроры и адвокаты были одеты в черные мантии, отороченные яркой пурпурной тканью, а мантии адвокатов лишены этого символа судейского величия: они были отделаны чем-то белым, придающим им куда более скромный, незначительный вид.

За столом, установленным на возвышении, находились члены судейской коллегии во главе с председателем. И здесь же рядом сидел прокурор. Адвокаты расположились за столом, находящимся прямо па полу зала перед креслом председателя, а не па специальном возвышении. Уже в этих, чисто внешних отличиях подчеркивается фактическое неравенство сторон — обвинения и защиты.

В мрачном судебном зале тоскливую пустоту подчеркивал десяток молчаливо маячивших приглашенных — особо доверенных лиц.

Условия, в которых теперь проходила борьба отваж-

tiofo сч)ветского разведчика, были еще более тяжелыми, чем в период следствия и процедуры ёсин. Так же как и тогда, слушание дела велось на японском языке. Но если во время следствия и в процедуре ёсин Зорге хоть имел возможность требовать обстоятельного перевода, то теперь он был лишен и этого. С трудом улавливал он смысл того, что скороговоркой говорили прокурор, председательствующий или секретарь суда, одновременно следя за интермиттирующим (прерывистым) переводом, который делал для него Еситоси Икома.

Но и в этих условиях Рихард Зорге вел свой последний бой с не покидавшим его мужеством и непреклонностью. Как и на протяжении всего следствия и ведения процедуры ёсин, участники процедуры кохан более всего интересовались идейными убеждениями обвиняемого, пытаясь добиться его отказа от них. Но потуги их были тщетны. По свидетельству адвоката Асанума, на вопрос Такада о мотивах вступления в ряды коммунистов Рихард Зорге ответил: «Я участвовал в первой мировой войне, сражаясь и на западном, и на восточном фронтах. Несколько раз был ранен. На своем личном опыте я убедился, что война — это несчастье. Но война — это в конечном счете не что иное, как результат соперничества в капиталистическом обществе. Я убежден: чтобы устранить эту трагедию человечества, надо уничтожить капитализм» 17.

С той же благородной самоотверженностью, как и во время следствия, Рихард Зорге и при слушании дела коллегией окружного суда, по словам адвоката Асанума, «всю вину брал на себя и пытался снять се с других обвиняемых». В связи с этим адвокат говорил: «Доктор Зорге очень затруднял мне вести его защиту»18.

Дело в том, что Асанума, выступая на суде, избрал следующую версию защиты: Зорге — иностранец, и поэтому он должен нести меньшую ответственность, чем обвиняемые японцы, особенно Одзаки, ибо они нарушили законы государства, гражданами которого являются. Поэтому, считал Асанума, суд должен учесть это обстоятельство и определить меньшую меру наказания для Зорге, чем для Одзаки. Но Рихард Зорге не допускал и мысли о том, чтобы искать смягчения своей участи подобной ценой.