Умозаключения, на основании которых прокуратура квалифицировала группу Рихарда Зорге как некий «шпионский центр» Коминтерна, выглядят как причудливая смесь нелепой фантазии и политического невежества. Эта отличительная черта любой антикоммунистической фальшивки проявилась здесь особенно рельефно. «Обоснование» мотивов, по которым группа Рихарда Зорге должна рассматриваться как «международная коммунистическая шпионская организация», было построено на шулерской манипуляции, в результате которой на свет появился некий «московский центр», якобы объединявший в своем составе Коммунистический Интернационал и государственные и партийные органы Советского Союза. На этом сфабрикованном «основании» составители обвинительного заключения утверждали, что деятельность группы Зорге была направлена к «достижению целей Коминтерна» 23.
В публикации о «деле Зорге» японские власти представили японских антифашистов и борцов против милитаризма и войны, какими в действительности являлись соратники Зорге, как «изменников» и «предателей родины». В письме от 2 июня 1942 г. Хоцуми Одзаки пишет
21 См. «Материалы по современной истории. Дело Зорге», т. II, стр. 297—304.
22 См. там же, т. III, стр. 13-2—.139.
23 См. там же, т. II, стр. 298; т. III, стр. 132—133.
жене и дочери: «Уже было официальное сообщение о моем деле. У меня сжимается сердце, когда я думаю о том, какой это удар причинило вам»24.
Близкий друг Одзаки и его семьи Синъити Мацумото опасался, что арест Одзаки оттолкнет от него друзей. Чтобы подготовить к этому жену Одзаки, он говорил ей: «Сейчас все меньше людей будет приходить сюда к вам... В конце концов останутся только те, кто разделяет идеи Одзаки. Это неизбежно. Будьте готовы к этому»25.
Однако никто из привлеченных по «делу Зорге» не подвергся моральному осуждению друзей и знакомых. Как пишет Мацумото, никто из них не отвернулся от Одзаки и его семьи. Даже люди, стоявшие на иных идеологических позициях, находили время, чтобы зайти к жене Одзаки и выразить ей свое сочувствие26. «Многочисленные друзья, с которыми Одзаки поддерживал отношения,— пишет Хоцуки, — не отвернулись от его семьи. И тем, что его жена и дочь сумели благополучно пережить тяжелые военные годы и были ограждены от холодного презрения людей, считавших Одзаки шпионом и изменником родины, они были обязаны силе дружбы, которая связывала Одзаки со многими людьми»27.
Син Аоти объясняет это тем, что «действия Одзаки не были результатом его личной заинтересованности или личной выгоды, а скорее являлись актом самопожертвования» 28. Конечно, личные качества Одзаки и его обаяние, несомненно, сыграли немалую роль в том, что друзья и знакомые не отвернулись от него и его семьи в те тяжелые времена. Но главная причина, почему Одзаки и другие жертвы судебной расправы вопреки усилиям властей не получили морального осуждения со стороны всех тех, кто знал их, имела более глубокие основания. Ненависть простых людей Японии к фашизму и войне, понимание— пусть даже нередко и интуитивное,— что люди, объявленные предателями, были в действительности героями, мужественно бросившими вызов этой ненавистной политике фашизма и войны,— таковы были причины, вызывавшие глубокое уважение к их подвигу.
Синъити Манумото был среди тех, кто первым сразу же после капитуляции Японии приложил усилия, чтобы японская общественность смогла увидеть «дело Зорге» в его истинном свете. «Если слово «отечество»,— писал тогда Мацумото,— имеет в виду империалистическую и милитаристскую Японию, то, конечно, Одзаки предал это отечество. Но если слово «отечество» имеет в виду трудящиеся массы, составляющие подавляющее большинство японского народа, то Одзаки никоим образом не предавал отечества. Более того, он действовал ради спасения отечества, отдав свою жизнь во имя его процветания» 2Э.
После окончания войны, краха военно-фашистского режима Японии и публикации подлинных материалов имена Зорге, Одзаки", Мияги, Вукелича и других погибших вызвали глубокое уважение не только в СССР и Японии, но и во всем мире, как имена героев, отдавших свои жизни борьбе против черных сил фашизма, воины, за прогресс и лучшее будущее человечества.
29 Цит. по кн.: Хоцуки Одзаки, Дело Зорге..., стр. 181.
СУД. ПРОЦЕДУРА ЁСИН
Следствие по «делу Зорге», продолжавшееся более полугода, было наконец закончено, и все его материалы вместе с обвинительными заключениями прокуратуры в отношении каждого обвиняемого переданы в Токийский окружной уголовный суд. И хотя результаты проведенного следствия были грубо фальсифицированы, Зорге достиг своей цели — дело было передано в гражданский суд. Конечно, Зорге не питал особых иллюзий в отношении судебного процесса, но ему удалось выиграть время и избежать застенков военщины и ее кэмпэйтай.
По заключению прокуратуры первое разбирательство «дела Зорге» в суде должно было рассматриваться с применением процедуры ёсин.
В структуре судебной системы Японии того времени существовали следующие инстанции: ку-сайбанеё (местный или участковый суд), тихо-сайбансё (окружной суд), косоин (апелляционный суд) и дай-синъин (верховный суд). В местном суде все дела разбирал один судья, в окружном и апелляционном — коллегия из трех человек, из которых один являлся председателем. Коллегия верховного суда состояла из пяти человек.
Окружные суды разбирали все дела, выходящие за пределы юрисдикции местных судов. При рассмотрении окружным судом уголовных дел судебная процедура в Японии, как и в других капиталистических странах, предусматривала возможность вынесения присяжными заседателями вердикта о виновности или невиновности обвиняемых.
Наряду с этим существовало положение, исключавшее применение суда присяжных. В таких случаях его заменяли процедурой ёсин.
Для ведения процедуры ёсин назначался один из судей окружного суда, перед которым ставилась задача— исследовать обоснованность представленных прокуратурой вещественных и косвенных улик, а также самого об» виниle.'ibiioi о заключения1. Таким образом, формально проведение этой процедуры предназначалось для того, чтобы предотвратить возможные ошибки при обвинении подсудимого. Но в действительности ее применение ставило обвиняемого в особо тяжелые условия. Это было связано как с процессуальными особенностями процедуры ёсин, так и с правами судьи 2. Процедура ёсин могла завершиться либо освобождением обвиняемого из-за недоказанности его вины, либо передачей дела в местный суд, либо, наконец, решением судьи о том, что данное дело подлежит юрисдикции окружного суда. Последнее влекло за собой составление судьей сюкэцу кэттэй (заключительного определения). По существу это был обвинительный акт.
Проведение процедуры ёсии имело две важные процессуальные особенности. Во-первых, хотя она и являлась частью судебного разбирательства, обвиняемый был лишен права пользоваться услугами адвоката. И во-вторых, все материалы, включая решения и определения судьи, проводившего ёсин, принимались коллегией окружного суда как бесспорные доказательства, не подлежащие дополнительному расследованию или проверке3.
Таким образом, уголовные дела, которые по заключению прокуратуры должны были рассматриваться окружным судом с применением процедуры ёсин, проходили две стадии судебного разбирательства — ёсин, а затем коллегию окружного суда, выносившую приговор. Стадия судебного разбирательства коллегией называлась «кохан» (открытое слушание дела). Однако это вовсе не означало, что любое дело на стадии кохан обязательно становилось гласным, а судебное разбирательство — открытым. В отличие от процедуры ёсин, проводившейся как закрытое судебное разбирательство, при кохан допускалось участие сторон - прокурора и адвокатов.
Совершенно очевидно, что процедура осин полностью исключала процессуальные принципы судопроизводства, которые хотя и формально, но все же признавались в качестве основных в других капиталистических странах: гласность, право обвиняемого на защиту, состязательность обвинения и защиты, участие присяжных. Но самое главное состояло в том, что все решения и определения ёсин хандзи (судья, проводивший ёсин) рассматривались как бесспорные; следовательно, процедура ёсин по существу являлась важнейшей стадией судебного разбирательства, так как фактически именно здесь и решалась судьба обвиняемого.