Борю выгнали из латвийской журналистики.

Тянуло снова увидеть фильм, он обошел кварталы центра. В «Айне», «Форуме» и «Дайле» билетов не было, народ терпеливо ждал.

Ночью он сказал женщине – она делила с ним постель:

– Я последняя жертва Легиона. Та засмеялась. Вскоре исчезла.

Очерк о старообрядцах напечатали, сняв абзац о вековой духовной культуре. Автор ничто не порицал, веру и неверие.

Он ждал Нину в кафе. Вошла полная зрелой прелести женщина. Боря понял, она впервые в кафе и в первый раз в жизни на летней улице без чулок. Об очерке они не говорили. Потом пошли в кино, и в такси он, замирая, положил ладонь на ее круглое и теплое колено. Нина жила на острове Луцавсала, вышла за квартал от дома. Боря догнал и сказал – приду вечером. Нина перешла улицу.

Вечером он стоял у жиденькой двери ее квартиры. Слушал покойный голос Нины и восклицания регента хора. Потом что – то механическое включилось, может быть кофемолка или чайник закипел. Под утро Боре пришло на ум: старообрядка, лет двадцати шести, замужем не была, значит неизбежно девица, у них это фанатично. Впрочем, ночью всё могло решиться с регентом. Не ломиться же мне было в ту проклятую дверь.

Боря изредка писал дневник. Там долги, телефонные номера, памятки на неделю. Скромно о девушках. И признания и клятвы самому себе начать с понедельника новую жизнь: «Превращаюсь постепенно в асоциальную личность, выпадаю из ряда. Призрачная работа, сумрачное общение с тремя – четырьмя людьми, которым я не должен ничего. Свободен от любви (?) и очень зависим от денег. Но злобным неудачником не стану».

Он любит море, корабли, порт и моряков тоже. Это его истинная тема. Он много знает о торговом флоте, маяках, рыбаках, портовых нравах, и кто такие портовые шипшандлеры. О прокладке курса относительно кривизны Земли, о биографиях кораблей и даже о мелкой контрабанде джинсов, гипюра и складных зонтиков. Был в рейсах на Калининград и Ленинград, и однажды на морских маневрах. Вид эскадры в боевом строю завораживает. Флотские кегебисты «не рекомендовали к печати». Вовлечь их в обсуждение текста и, жертвуя деталями, спасти тему, не удалось.

Боря прижился в порту, надоел всем и все его знают. Фанат, не в Сочи, не в Ялту, не в Анапу командировку выбивает: на промыслы, работа восемь часов через восемь.

– Если рейс без захода в иностранный порт, то пробить можно – сказал могущественный Иван Шикарев. – Стажером штурмана, например. Но вы верно хотите «в загранку»?

Мираж.

Вечером накануне океанского рейса позвонил Нине. Она узнала почти сразу, была мила. Но ничего личного. Боря постеснялся спросить, вышла ли она за регента хора. Звонил же ради этого. Вяло, с кашей во рту мямлил, хотел бы встретиться месяца через два, после моря.

Дневник Бори. «Северное море у Фризских островов. К полудню масса судов спешит в Ла Манш, видны белые меловые скалы Дувра. Многолюдно, как в трамвае. Прохладно и появились новые птицы, бакланы? «Неман» тащится угрюмо, непреклонно день и ночь на рыбные промыслы к Северной Америке. Везет пресную воду, топливо, тралы, провизию для сотни траулеров и нескольких больших плавбаз. Ничего на «Немане» не происходит. Собственно, морская профессия тому и служит, чтобы ничего не приключалось, крутила бы вал машина и подрагивали ей в такт тонкие переборки кают. – К чему же романтика моря, размышлял Боря. – Ее придумали советские писатели для красоты слога.

Тихий скандал. Мне предлагают одну из женщин экипажа, до жути просто. Позвал к себе старший помощник Юра Коломиец и говорит – познакомься, это Т. Н, кастелянша. Она будет за тобой присматривать, что пришить, постирать и вообще. Выпили рюмку, Т. Н. вышла. Я к Юре – делишь?

– Конечно, чтоб свары не раздуть, рейс длинный. А не захочет то и не надо. Но это редко. Мне стыдно смотреть Т. Н. в глаза. Старательно ее избегаю».

«Неман» спускается на юг вдоль побережья США, раздать груз, и домой. Траулеры подходят днем и чаще ночью, одни по работе, другие только за почтой. На «Немане» меняют кино. В столовой команды значительно обсуждают уже виденные фильмы, новых на промысле нет. Обмен доверяют опытному спорщику, уж постоит за коллектив.

– На плавбазе, что крутите? – «Подвиг разведчика», «Ошибка резидента», «Брильянтовая рука». И 66 минут поцелуев.

– Мы вам за Поцелуи десять серий Штирлица, не подряд, дадим. Поцелуи советские, новые?

– Идет. Коробки лент закладывают в бочку. «Тут же в бочку посадили, засмолили, покатили и пустили в окиян, как велел-де царь Солтан». На траулере выловят.

Той же ночью Боря увидел час «только поцелуев» – искусно смонтированные куски фильмов с Кларой Лучко, Викой Федоровой, Ириной Купченко, Валентиной Теличкиной. Безвестный режиссер пытался придать актрисам некоторую эротичность (под реплики здешней публики «не стесняйся, лифчик сними»), но на материале советского кино не удалось.

Дневник Бори. «Ночью была прекрасная видимость, далекий смутный свет. Штурман сказал – Нью Йорк. Но мы вне береговой зоны. Сегодня пасмурно, волна и думается туго. Трудности плаванья вообще, и океанского промысла не преувеличены. Для спокойствия духа положено здесь вино. Дают «Совиньон». Маленький праздник, одни вальяжно пьют в кают – кампании, другие гонят из вина брагу. Мысль не идет дальше таких мелочей.

Жил был мальчик наивный. А теперь хана. Что – то во мне затвердело, напишу о промыслах и пойду машины красить. На Нине женюсь».

Выбирают трал. Когда трал подтягивают вверх, раздается звук, будто кричит рыба: тысячи разинутых рыбьих ртов и выпученных глаз. На самом деле она мертва, убита давлением стянутого канатами трала. На сети повисли бесформенной гроздью кальмары. Корабельный кот трогает кальмара лапой и глядит с отвращением. Повар нарежет их свежими кубиками и зажарит в масле. Падает из трала акула, мощно и опасно бьет хвостом. Тралмастер убивает ее двумя ударами обуха по голове и свежует, отделяя твердую синюю кожу. Можно кошельки шить. Чехол для перочинного ножа.

Дневник Бориса. Привет самому себе, любимому. Я на океанском рыбном промысле. Выпала Банка Джорджес. Я здесь и даже иду на Галифакс. Америку надо повидать, а то девки засмеют. «Неман» отработал свое и снимался на Ригу. Вчера вечером подошла транзитом на Канаду «Нора». Я же неделю слушал служебное радио и был готов: кто и куда подходит и зайдет?

С «Норы» начались дни величия, живу в двухкомнатной каюте. Мебель под старый дуб. Хорошие гравюры. Спальня под мореный орех с разводами. Ванная: зеркальные стены. Каюта бывшего владельца. Поясню, судно строилось в ФРГ. Но наши мареманы недовольны техникой и называют эту серию «реванш за Сталинград».

Времен в море три: корабельное, по Гринвичу и по Риге. Не меня первого это привело к относительности времени вообще и нашей жизни в частности. Океан абсолютно, космически пустынен и каждый ищет в нем своё. Я пока не понял, что ищу и прошу у него. Свободы от комплекса непризнанности?

В море без выходных, да на промысле чуть что аврал на двенадцать часов. И меня привлекают. Все же почитываю «Записки из кругосветного плаванья корвета «Абрек» в 1865 году». Парусные мастера зашивали в гроты платки своих женщин.

Такие мои новости. К родному и дальнему берегу – без любого интереса.

Радиообмен. Боря дружит с радистами, собственниками политических и морских новостей. Наконец, они властители мощного радио. Но частные переговоры запрещены, а по милости радиста – возможны только ночью.

– С женщиной будешь говорить – сказал радист утвердительно. Все звонят – им. Можешь обратиться к президенту США, только не матери его скверно. Две минуты. Я выйду.

В Риге не сразу ответил мужской голос. Борис, ожидавший услышать Нину, растерянно спросил:

– Извините, который час?

– У нас два часа ночи, а у вас?

– У нас еще вчерашний день, перешли, знаете ли, границу перемены дат. Бред и мираж.

Наконец Нина: – Борис, вы нелепый человек, вторгаетесь в мою жизнь.

Совсем посторонний.