Не отставали от нее и родители Римера. Естественно, они были вужасе от выбора сына. Они готовили его для совсем другой жизни,рассчитывали связать сына узами брака с девушкой его круга, укоторой было бы хорошее приданое и влиятельные родители - а туткакая-то ведьма, бедная, как церковная мышь, да и родителей-то у неевовсе нету. Но и они смирились - куда деваться, если обожаемыйединственный сын и слышать ни о ком, кроме упомянутой ведьмы, не хочет?

Они были убеждены, что я приворожила Римера, заручившисьподдержкой всех темных сил разом. Я не стала их разубеждать,достаточно было того, что я и мой возлюбленный знали: магия здесь нипри чем. А заблуждение его родителей было нам даже на руку: кто-тошепнул им, что любовный приворот - коварная штука, сопротивление егосиле может стоить их сыну жизни. Наверное, именно этому мы и былиобязаны их согласием.

Так или иначе, споры были позади. Мы объявили о своей помолвке истали готовиться к свадьбе. Счастье мое было безграничным. Оноподнимало к облакам, осыпало солнечным светом, звенело в птичьихтрелях и пело в каждом мгновении. Как там говорится в эльфийскихлюбовных романах - "ничто не предвещало беды"? Да, верно, ничто непредвещало. А если бы и предвещало - за своим счастьем я не заметилабы не то что тайных, неявных знаков, подаваемых судьбой, - мимопрямого предупреждения прошла бы, не вздрогнув. В семнадцать лет таклегко быть беспечной…

Беда пришла откуда не ждали. Однажды вечером, за неделю допредполагаемой свадьбы, Ример, возвращаясь домой, заметил, как утрактира четверо подвыпивших парней избивали ребенка: мальчик,трактирный слуга, посмел, как им показалось, недостаточно вежливо кним обратиться. Ример не смог пройти мимо. Каким бы избалованным иизнеженным ни был мой жених, он всегда вступался за слабых, онпросто не мог поступить иначе. За что и поплатился.

Когда его принесли, почему-то в мой дом, а не в дом его родителей,я не сразу узнала собственного жениха - окровавленного, избитоготак, что ни одной кости целой не осталось. Я не верила, что это он,до последней минуты. Я была убеждена, что кровоподтеки и ножевыераны скрывают лицо другого человека, не имеющего к Римеру никакогоотношения.

Я осознала, что произошло, только во время погребального обряда.Все события этого дня в памяти затянуло липким туманом, притупляющимчувства и глушащим разум. Считать ли это милостью богов или ихнаказанием, я и сама не знаю. Пожалуй, это все же к лучшему. Я самане вполне осознавала, что делала. Кажется, я кричала, билась вистерике, кидалась на гроб и умоляла похоронить меня вместе с ним…И еще много чего говорила. Если убийцы Римера вышли живыми из тойдраки, то после им уж точно не поздоровилось - и десятой долипроклятий, которые я наслала на их головы, хватило бы, чтобыперебить население целого города, не то что несколько человек.

Дарилен в тот же день перебрался в домик моей Наставницы. После онпризнался, что боялся, как бы я от отчаяния не натворила глупостей ине оставила его одного.

Мой друг напрасно опасался, я бы не покончила с собой. Яненавидела себя, считая виновной в гибели Римера, - ведь в тот деньименно я уговорила его задержаться, уйди он пораньше, и все моглосложиться иначе, - но прервать собственную жизнь у меня не хватилобы духу, за что моя ненависть к самой себе полыхала еще сильнее.

Дарилен был со мной неотлучно полгода. Вместе с Наставницей ониотпаивали меня настойками и эликсирами. Хвала богам, они не пыталисьстереть мне память, только успокаивали. Ума не приложу, как имхватило терпения выдержать меня столько дней, да еще при этомнянчиться, кормить чуть не с ложечки и вытирать слезы. Много слез.

Дар не сочувствовал мне, не утешал фальшиво, как многие другие.Почему-то все вокруг, кроме его и Наставницы, считали своим долгомзаметить, что я еще молода, а значит, смогу найти замену Римеру. Даеще смели указывали на плюсы моего положения - ведь мы не успелипожениться, и я могла не считать себя вдовой. Чудо, что я так и неубила никого из этих сочувствующих толстокожих кретинов…

Дар часто просто сидел рядом и молчал, позволяя мне часамивысказывать ему мои довольно однообразные на тот момент мысли.Выговорившись всласть, я засыпала, а бедняга Дар мучился моимипереживаниями. Он будто брал на себя часть моей боли, и мнестановилось чуточку легче. С тех пор я перестала обижаться на боговза то, что они отняли мою родную семью, - взамен они послали мнелюдей, чужих по крови, но родных по духу. Наставница заменила мнемать, Дарилен - брата. Да и не всякий родной брат смог бы сделатьдля сестры столько, сколько делал для меня Дар.

После этого я повзрослела. Я все-таки добилась своего: меняпохоронили вместе с Римером. Прежнюю меня. В этой жизни осталасьнезнакомая мне, неприкаянная, не знающая цели странная девушка,которая отчего-то кричала по ночам и не выносила одиночества.

Теперь я точно знаю, отчего так боялась повторить судьбу бабкиТрилы - я предчувствовала, что такая же участь уготована и мне. Я несчитаю замужество предательством по отношение к Римеру, он бы поняли простил меня, если бы я вдруг захотела тепла семейного очага. Но язнаю: никогда и никого больше я не смогу назвать своим мужем. Им могбыть только Ример - или никто.

Заринна надолго замолчала, глядя в сердце костра сухими глазами.Слезы, отпущенные ей на целую жизнь, она истратила за полгода всемнадцать лет. На будущее не осталось ни одной крохотной слезинки.

Зато у Маржаны и Айны, похоже, этой соленой жидкости в организмахбыло в избытке. Обе всхлипывали друг у дружки на плече, часто моргаямокрыми ресницами и вместе со слезами размазывая по щекам дорожнуюпыль.

В другое время Светомир не преминул бы над этим съехидничать, носейчас рыцарь был занят: он отважно боролся с предательскимпощипыванием в носу. Ну где это видано, чтобы доблестный рыцарь,словно девица, распускал нюни над любовной историей, будь она хотьтрижды трагической?! Единственное, что позволено воину, - уронитьскупую мужскую слезу над погибшим товарищем, но здесь был явно нетот случай.

Вотий сладко посапывал в сторонке. В силу нежного возрастаподобных историй он не понимал, и потому сон сморил его примерно насередине заринниного рассказа.

Дарилен мрачно молчал. Ему не нравилось, когда Заринна вспоминалато время. Справившись с горем, подруга мага крепилась и держаласьвесело, даже самоуверенно, будто и не было ничего, но никогда незабывала о нареченном. И подобные исповеди лишь причиняли ей новуюболь - словно с подсохшей раны срывали корку запекшейся крови.

Остаток вечера прошел в молчании, нарушаемом лишь раскатами громада шорохом дождя за сводами пещеры. Гроза разбушевалась не на шутку,молнии сверкали, не переставая. Казалось, боги разлюбили небо, итеперь рвали его в клочки, и только вечный труженик дождь торопливосшивал косыми стежками два полотна - небо и землю.

Светомир проснулся среди ночи. Покрутился с боку на бок, полежал сзакрытыми глазами, но сон упорно не шел. Видимо, Лалия была занятачем-то другим, и до рыцаря ей не было никакого дела.

Светомир горестно вздохнул, приподнялся на локте и вгляделся вгустую тьму.

Магическое пламя давно погасло, в пещере царила непроглядная тьма.Спутники рыцаря сладко спали и видели десятые сны - со всех сторонраздавалась слаженное сопение. Рыцарь еще раз вздохнул, на этот раззавистливо, и повернулся туда, где угадывался смутный просвет.

Гроза уже отгремела, сквозь рваные просветы в тучах то и делопроглядывала луна, но дождь и не думал прекращаться. Мелькнуланесвоевременная мысль: днем дождь, льющий сквозь лучи светила,называют слепым - а ночью?

В слабом свете сокол различил неясный одинокий силуэт у входа.Рыцарь поднялся и осторожно, стараясь ни на кого не наступить втемноте, пробрался к выходу.

- Маржана? - хайяри вздрогнула, оглянулась и чуть подвинулась,освобождая место рыцарю.

Скользнувший к девушке лунный луч высветил две мокрые дорожки наее щеках.