"Все-таки она еще совсем ребенок, - думал Дарилен, глядя навеселящуюся графиню. - Никакого опасения за себя и безграничноедоверие к окружающим - в сущности, чужим, случайным людям. Как онасумела вырасти такой в высшем свете? Как ее отцу, пусть и приемному,могло прийти в голову ее убить? Да намекни он ей, что хочет отписатьнаследство сыновьям, - она сама бы все отдала, до последней мединки…"

- Погодку бы поэффектнее, - недовольно протянула Заринна, глядя,прищурившись, на закатное солнце, обещающее назавтра погожий день. -Все-таки не каждый день мы незаконно проникаем в графские замки…Природа должна бушевать, отвечать на наши гнусные деяния бурей,шквалистым ветром, ну или хотя бы ливнем - а ей хоть бы хны!Солнышко светит, птички поют… Издевательство какое-то, даже обидно!

- Будет тебе погодка, - ухмыляясь от уха до уха, пообещал колдун.Выражение его лица могло служить наглядной иллюстрацией кутверждению: "Все маги - коварные и зловредные существа, хитрыезело". - Будут эффекты - мало не покажется…

Перебраться через ограду чужого двора - дело нехитрое. Сложнее,если этот двор принадлежит графу, который имеет возможностьсодержать целый штат охраны. Но, как говорится, и на старуху бываетпроруха. Граф Иджи не особенно дорожил имением Набир - оно досталосьему в качестве приданого жены (родовое имя графов поместью присвоилиуже после свадьбы), находилось далеко от столицы и никакимидостоинствами, кроме обширной библиотеки, не обладало, поэтому наусиленную охрану граф поскупился. Конечно, стражи время от временипрохаживались с дозором вокруг стены, но выбрать время, когда онибудут достаточно далеко, перелезть через упомянутую стену, к слову,не отличавшуюся высотой, а потом трусцой перебежать к замку, трудане составило.

- А как мы попадем внутрь? - поинтересовался Вотий, колупая ногтемкаменную кладку. Вид у замка был неприступный и мрачный, отбивающийвсякую охоту проникать в него незаконным путем да еще и спреступными намерениями.

- Идите за мной! - скомандовала Айна, поясняя на ходу: - Вообще-тоэто что-то вроде черного хода для слуг, к тому же им давно уже непользуются… Но он выходит в соседнюю с библиотекой залу - как разто, что нам нужно.

На маленькой неказистой дверце, почти незаметной в стене, виселогромный амбарный замок.

- Ха! - бодро сказал рыцарь, видя, как друзья растеряннопереглядываются. - Это-то как раз не проблема! Щас я его…

На глазах у изумленных спутников Светомир сменил ипостась,подлетел к замку, пошуровал в скважине загнутым клювом, помогая себекогтями, - и не прошло и минуты, как замок со скрежетом распался,гостеприимно приглашая посетителей войти.

- Ну ты даешь! - одобрительно заметила Заринна. - И чего ты врыцари пошел? Был бы домушником, уже давно сколотил бы себесостояние…

Хранитель графской библиотеки Калимьяс, приступив к дежурству,первым делом, как полагается, прошелся по закутку, предваряющемубиблиотеку, заглянул в библиотечную залу, проверяя, все ли впорядке, не прокрались ли на вверенную ему территорию воры. Вкомнатушке хранителя, где ему предстояло провести всю ночь, стоялиогромный дубовый стол, хлипкий стул о трех ножках да пара стеллажейс наименее ценными книгами, по каким-то соображениям не помещаемымив библиотечную залу.

Калимьясу было семнадцать лет. Он был внучатым племянникомпрежнего хранителя - Олимена. Олимен был стар и немощен, а близкойродни у него не осталось - ни детей, ни внуков. С согласиягосподина, графа де ла Набирэй, Олимен передал свое занятие родичу.Он учил его, наставлял, тренировал… И теперь Калимьясу предстоялоодному нести дежурства.

Калимьяс был парнем не робкого десятка. Он не боялся в одиночкупойти на медведя (другое дело, что одного его в лес не пускали) и недавал спуску обидчикам. Но он панически, до дрожи в коленях, досудорог боялся темноты. Она действовала на него угнетающе, вызываяиз глубин подсознания какой-то первобытный ужас, возрождая дремлющиеднем страхи, заставляя поминутно оглядываться и прислушиваться кнеясным ночным шорохам.

"Клин клином вышибают, - говаривал дед Олимен. - Если хочешьизбавиться от своего страха - приручи его. Сделай темноту привычной.И страх уйдет".

Калимьяс послушался деда. Он привык слушаться старших.

Сегодня была первая ночь его одиночного дежурства. Недобрая этобыла ночь. Небо, чистое днем, к вечеру нахмурилось, луна спряталасьза плотным покрывалом туч. Хлынул дождь - такой сильный, чтографский сад за окнами мгновенно утонул в мутной пелене падающей наземлю воды. Не замедлили явиться и громы с молниями. Поднялсяпорывистый ветер. Ветви деревьев колотили в окна, словно просясь подкрышу.

Калимьяс обреченно поглядел за окно, потом - на стены библиотеки,которую ему предстояло охранять от проникновения посторонних. Свечана столе еле теплилась, от ее неровного света по стенам плясали тенипричудливой формы. Хранитель с трудом заставил себя оторвать от нихвзгляд.

Где-то в глубине библиотеки протяжно заскрипела половица. "Мышь",- тоскливо вздохнув, подумал Калимьяс. "Ага, мышь. Здоровеннаятакая, с доброго кабана размером", - не без ехидства согласилсяздравый смысл.

Что-то стукнуло в оконную створку.

"Деревья, - нервно облизнув губы, убеждал себя хранитель. - Заокном яблоневый сад, а ночь сегодня выдалась ветреная…"

Встрепенувшись в последний раз, вдруг погас огонек свечи. И сразувслед за тем с одной из полок, ближайшей к Калимьясу, ни с того ни ссего упала книга. Толстенный фолиант в обложке с металлическойоковкой грохнул об пол так, что заглушил очередной раскат грома.Калимьяс вздрогнул, сглотнул и с трудом подавил в себе малодушноежелание залезть под стол да там и просидеть до рассвета. Нанегнущихся ногах, беспрестанно озираясь, хранитель подошел кстеллажу с книгами. Поднял с пола тяжеленный томище, дрожащимируками втиснул его на прежнее место. Повернулся к своему столу… Итут нервы бедолаги не выдержали. Он тонко, по-девчачьи взвизгнул - ибыло от чего завизжать!

Перед ним стояло оно. То, чего он всю жизнь боялся. То, о чемночной порой опасался даже помыслить, чтобы не накликать.Воплощенный ужас, преследовавший его всю сознательную жизнь.

Привидение.

Ноги Калимьяса будто приросли к полу. Он стоял, вытаращив глаза иоткрыв рот глядя на неупокоенный дух, не шевелясь, смутно надеясь,что неподвижного призрак его не заметит.

Калимьяс не сразу узнал лицо: ужас застилал ему глаза, туманилмозг. А когда наконец узнал, заорал вторично. Это было привидениемолодой графини, погибшей незадолго до того в горах, - Ромиайны.

Лицо графини, при жизни пышущее здоровьем, теперь было бледно ибескровно, белее стен в графском замке - а ведь на них шла лучшая вСиднаре известь! Распущенные волосы привидения зловеще развевались,извиваясь, как змеи, хоть в комнате не было и намека на сквозняк.Белый балахон призрака тоже колыхался, будто от ветра. Фигуруокружало приглушенное голубоватое потустороннее сияние. Вдобавок ковсему, фантом парил над полом, не касаясь его, отчего Калимьяс, неотличавшийся высоким ростом и бывший ниже графини и при ее жизни,сразу почувствовал себя маленьким и убогим существом.

А уж когда призрак поднял на незадачливого хранителя глаза, тот насвоей шкуре узнал смысл поговорки "волосы шевелятся от страха".Волосы на его голове не то что зашевелились - они так резвозадвигались, будто хотели сорваться с места и убежать прочь! Глазанеспокойной покойницы горели красным огнем.

Минут через пять, когда худо-бедно прошел первый шок, а привидениепродолжало стоять, как ни в чем не бывало, и мирно разглядыватьхранителя, Калимьяс вспомнил: он слыхал, что с призраками следуетразговаривать вежливо и почтительно, а если поинтересоваться цельювизита, то приведение может ответить, с доброй вестью оно пришло илис дурной.

Калимьяс собрался с духом и произнес дрожащим от страха голосом,отбивая зубами барабанную дробь: