В первой половине XIX ст. по Оренбургской и Сибирской линиям в особо для того устроенных в пограничных местах меновых дворах производился обмен пригоняемого киргизами скота, в особенности овец, на муку, юфть, бумажные ткани, железо, как и на мелочи вроде зеркалец, бус, лент, пуговиц, причем киргизы отдавали свой скот за бесценок. Скот этот доставлял мясо, шкуры для овчин и сало, вывозился же он в первой половине XIX ст. в весьма небольших размерах, главным образом в Австрию, и лишь впоследствии вывоз его стал увеличиваться. Совершенно незначителен был еще в половине XIX ст. и вывоз домашней птицы (в 1852—1855 гг. в среднем 23 тыс. шт.), яиц (в 1856—1860 гг. ½млн. шт.), масла (136 тыс. пуд.), мяса (74 тыс. пуд.). Лишь впоследствии экспорт всех этих продуктов стал успешно развиваться и постепенно приобрел крупное значение: в 1909—1913 гг. яйца, мясо и птица битая составляли 10% вывоза. В 1913 г. было вывезено 3,6 млрд. шт. яиц (в 7 тыс. раз больше, чем в 1856—1860 гг.), из них 1,2 млрд. в Англию, масла 4,8 млн. пуд. (в 35 раз больше), из них в Англию 2,13, в Германию 1,65 млн. пуд.

В числе сырых продуктов, имевших значение в нашем вывозе первой половины XIX ст., принадлежат также лес, меха (мягкая рухлядь), в меньшей мере поташ и смола. Вывоз их (в среднем за год) составлял:

Вывоз леса, происходивший в значительных размерах уже в XVIII ст.^{577}, тормозился в дальнейшем как запрещениями экспорта, так и вывозными пошлинами (в начале XIX ст.) и войнами и только после понижения пошлин в 1822 г. стал успешно развиваться, но затем с 40-х годов снова обнаруживается застой; лишь после совершенной отмены пошлин в 1868 г. он развивается весьма быстро и в 1908—1913 гг. составляет в среднем почти 10% всего вывоза (145 млн. руб.), занимая в последнем второе место — непосредственно за хлебами. В 1827—1846 гг., судя по данным таможенной статистики, не менее половины всего вывозимого из России леса направлялось в Англию, но и сверх того, из тех 20%, которые показаны в качестве вывезенных в Пруссию, значительная часть поступала также в Англию. Прусские порты вывозили много леса, но не столько собственного, сколько доставляемого уже тогда по Неману и Висле из России и Польши, на чем Россия много теряла. Вредило ей и совместничество, как тогда выражались (конкуренция), Швеции и Норвегии, имевших возможность вывозить лес на собственных кораблях, с которыми иностранные флаги не могли соперничать по дешевизне фрахта. Конкурентами являлись также Соединенные Штаты и Канада — в пользу последней в Англии существовали до 40-х годов пониженные пошлины. Если в начале века в Англию привозился почти исключительно лес из Европы, то с 20-х годов на первый план выдвинулся лес американский, и в начале 40-х годов он составлял от ²/₃ до ⁴/₃ всего привоза.

Значение мягкой рухляди, т.е. мехов, в нашем вывозе, столь крупное в XVII и XVIII ст., было велико еще и к началу XIX ст.; и хотя вывоз продолжал возрастать и впоследствии, но по причине иностранной, в особенности американской, конкуренции он занял уже более скромное место в общем вывозе. Шкуры у нас мало перерабатывались, а вывозились с давних пор на лейпцигские ярмарки, где они закупались торговцами для различных государств. В первой половине XIX ст. Россия вывозила главным образом мелкие и дешевые шкурки, и этот сбыт ее успешно развивался, но в области экспорта самых дорогих сортов — лисиц, енотов, выхухолей, — она встречала опасное соперничество в лице Америки. Обработанная за границей пушнина частью привозилась обратно в Россию. Привоз мягкой рухляди, первоначально не превышавший четвертой части вывоза, постепенно растет и достигает в 40-х и 50-х годах половины и более вывоза, а в последующие десятилетия оставляет его позади. В 1913 г. привоз и вывоз по ценности почти совпадают (вывоз 17 млн. руб., привоз 16,5 млн. руб.), но по количеству вывоз больше (8,6 тыс. пуд. против 488 тыс.). Так что ценность каждого пуда привозимой пушнины была почти вдвое выше каждого пуда вывозимого меха; причина заключалась в том, что вывозились необработанные меха, а ввозились выделанные.

Незначительную роль играли в нашей внешней торговле первой половины XIX ст. металлы и изделия из них. В XVIII ст., как мы видели выше, вывоз русского железа, преимущественно в Англию, достигал существенных для того времени размеров, он повысился с 1,16 млн. пуд. в 1762 г. до 3,9 млн. в 1794 г., т.е. более чем в 3 раза. В Англии в 1740 г. было выплавлено всего около 1 млн. пуд. чугуна, у нас же на Урале было добыто уже в 1718 г. 4,4 млн. пуд. железа, что равняется 6,6 млн. пуд. чугуна, в 1767 г. выплавка чугуна достигает 9,6 млн. пуд., а в 1806 г. 12,2 млн. пуд. Лишь к этому времени Англия успела сравняться с Россией^{578}. Но затем, под влиянием вновь изобретенного способа плавки чугуна на каменном угле и применения процесса пудлингования (вместо фришевания), Англия вскоре сильно обгоняет нашу металлургическую промышленность, техника которой оставалась без движения в течение многих десятилетий, и английский чугун и сталь становятся преобладающими на мировом рынке. В то время как в Англии железоделательная промышленность делает гигантские успехи, у нас она в первой половине XIX ст. не развивается и даже падает. В 1830 г. выплавлено около 10 млн. чугуна (вместо 12,2 млн. за четверть века до того), т.е. четверть того, что производила в это время Англия, столько же, сколько Соединенные Штаты, и несколько больше, чем Германия (8 млн.) и Франция (6 млн). И в 1850 г. производство России составляло всего 13 млн. пуд. чугуна, Англия вырабатывала теперь уже в 10 раз больше России, Соединенные Штаты в 2¹/₂ раза больше, Германия и Франция вдвое более. Неудивительно, что при таких условиях вывоз чугуна с 3,9 млн. пуд. в конце XVIII ст. упал до 1,8 млн. в начале XIX ст., до 1,4 млн. в 1814-1824 гг. и до 1 млн. в 1839 г., а затем сокращался все более и более. При столь ограниченном производстве Россия ничего отдавать не могла, а другие страны, развив свое производство, в нашем железе больше не нуждались. До 60-х годов и они, впрочем, избытков имели немного, у нас же привоз чугуна и железа морем был запрещен. К концу века у нас развилась металлургическая промышленность на юге, но чугуна все-таки не хватало; Европа и Америка охотно бы теперь доставляли его, но высокий таможенный тариф этому препятствовал.

Каменным углем у нас еще и в середине XIX ст. почти не пользовались. В 1855 г. добыча его в России не доходила до 10 млн. пуд., а привоз его был столь незначителен, что в тарифе 1850 г. этот материал отдельно не упомянут. Потребность в нем, а в связи с этим добыча его и привоз, растет лишь с 70-х годов, добыча, впрочем (в особенности в Донецком бассейне), скорее, чем привоз, сдерживаемый высокими пошлинами. В 1909—1913 гг. в среднем привезено было каменного угля и кокса на 50 млн. руб. (356 млн. пуд.), что составляло около 4¹/₂% всего привоза — уголь занимал пятое место в нашем импорте (после машин, хлопка, чая и шерсти).

Обращаясь к экспорту промышленных изделий в первой половике XIX ст., мы наблюдаем значительно изменившуюся, по сравнению с XVIII ст. картину. В то время как уже в XVII ст. вывозилось полотно, грубое сукно, канаты, а в XVIII ст. вывоз этих товаров, в особенности парусного холста и столового полотна, как и льняной и пеньковой пряжи, успешно возрастал и эти товары занимали первое место в нашем экспорте, они в дальнейшем совсем потеряли свое значение и вывоз их сменился привозом из-за границы по мере роста иностранной, в особенности английской фабричной промышленности, работающей на машинах. Как указывает Неболсин в 1850 г., «потребность в наших изделиях при усилившемся совместничестве иностранцев на заграничных рынках, в Европе и Америке, уменьшилась в новейшее время: в 1844—1848 гг. отпущено туда наших изделий почти на 34 процента менее, чем в 1824—1828 гг.»^{579} Если в XVIII ст. Россия еще могла сбывать свои изделия за границу, то расстояние между ней и иностранными государствами в области промышленности стало расти и усиливаться с тех пор, как появились на сцену машины. Сначала полное отсутствие последних и невозможность получить их из Англии, где они были изобретены, но держались в тайне и не допускались к вывозу, позже трудность их применения ввиду отсутствия подходящей рабочей силы, как и механиков, которые обучали бы рабочих и в состоянии были бы производить ремонт и починку испортившихся частей, — все это вызывало отсталость России по сравнению с Западом. Однако в первой половине XIX ст. ввиду высоких запретительных пошлин из иностранных фабрикатов могли проникать к нам лишь отличавшиеся высокой ценностью предметы роскоши, предназначенные для дворянства и богатого купечества, и только значительно позже стали появляться и массовые промышленные изделия. Вывозились произведения русской промышленности, напротив, на Восток — туда сбывались ткани, металлы и металлические изделия, юфть, посуда. Так что, читаем у того же Неболсина, «в своей отпускной торговле Россия является земледельческим государством в отношениях к Западу и мануфактурным в отношении к Востоку, но превосходство нашей европейской торговли над азиатской показывает, как велик в России перевес земледельческой промышленности над мануфактурной»: вывоз на Запад составляет в середине XIX ст. ⁹/₁₀ всего нашего экспорта, на Восток — только ¹/₁₀. Сбыт в Среднюю Азию встречал препятствие в «ограниченности нужд тамошних жителей, состоящих частью из кочующих народов, частью из оседлых, но коснеющих в невежестве под варварской властью своих ханов», турки и персы постепенно привыкли к европейским товарам и обнаруживали потребность в них, но нужно было применяться к их вкусам и привычкам, считаться с их предрассудками и суевериями, а этого русские торговцы не умели. Потому-то, по мере расширения этого спроса, он стал удовлетворяться не русскими, а обильно полившимися на Восток западноевропейскими товарами.