На следующее утро не смогла встать с постели — трясла лихорадка, горело все тело, вылезти в мир из-под спасительного одеяла не было никакой возможности. Наверное, в самолете или аэропортах подхватила какую-то инфекцию. Все-таки вылезла, набросала на себя все, что было теплого в доме, и так и тряслась подо всем этим… Сколько дней прошло, она не знала. Еды в доме не было, лекарств тоже, пила чай, чай, чай… Заваренный по-московски, по-человечески, то есть. «Где есть чай, там есть и надежда!» Наверное, на третий или четвертый день температура спала, и она смогла выбраться из своей «пещеры». Зазвонил телефон:

— Миссис Эллис? Отдел кадров. Мы решили предложить вам контракт с историческим королевским дворцом. Сегодня я вышлю вам дополнительные анкеты и условия контракта.

Есть контракт!

Через пару дней пришел большой фирменный конверт с контрактом на девять месяцев и несколькими анкетами для заполнения.

Сколько уж раз Марина заполняла анкеты в своей новой стране! Она делала это почти автоматически: имя, фамилия, нет, не была, в террористических акциях не участвовала, к уголовной ответственности не привлекалась… Этническая принадлежность — «белая». «Белая»: британка, из Евросоюза или другая? Уверенно поставила галочку в графе «другая». Получилось: другая белая. Неожиданно для себя рассмеялась: нашлось-таки для нее верное определение, она и в своей-то стране себя «другой» чувствовала. Жила как все, а своей не была…

Был в документах и медицинский вопросник: чем болели вы, чем болели родители и: болели ли вы ангиной? («angina»). Всегда такая дотошная, со словарем подмышкой, как мальчик Вишенка с книжкой[135], Марина на этот раз и не подумала полезть в словарь — angina, она и в Африке angina.

Ответила: «Да, часто, до того как удалила гланды».

Сходила на почту, отправила, но свербила мысль, что сморозила какую-то глупость: был задан один вопрос, из которого она умудрилась создать две проблемы — мало того, что болела часто, так еще и операцию перенесла: «Ты бы еще прибавила: до того как зубы вставила и протез на ноге приладила… И почему вообще не ответила „нет“ на все вопросы? Сколько раз многоопытные в поисках работы сыновья наставляли: „Мама, на собеседованиях, в документах — ни о каких проблемах!“»

Конечно, это ей даром не прошло. Через неделю после начала работы менеджер Фил пригласил ее в свой кабинет:

— Марина, завтра после обеда я вас отпускаю: вы должны быть в главном здании — вас будет ждать врач.

Ну вот, дооткровенничалась, теперь расхлебывай. Молодой врач посмотрел на нее с грустью:

— Вы хоть знаете, что такое angina?

— По-русски, это боль в горле.

— Так это по-русски, а по-английски — серьезное сердечное заболевание.

Усмехнулся — мол, иди с миром, русская ты моя.

Опять переезд. Марина трезво оценивала свои силы: ездить на работу с пересадками — выше ее физических возможностей. Грустно было уезжать из любимого Виндзора, посмотрела на прощанье в окошко на Крепость… и взяла себя в руки: «Что это я? Навещать буду. Да и переезжаю-то куда — в Ричмонд!»

Снова вид из окна потрясающий — везет. Вышла из подъезда — через дорогу Темза, напротив подъезда остановка автобуса — десять минут до места работы. И дешево — дешевле не бывает! Кто ищет, тот всегда найдет! Всех потайных сюрпризов этой дешевой квартиры в престижном пригороде Лондона она еще не знала и откровенно наслаждалась жизнью: весна, она снова студентка — контракт включал в себя двухнедельный курс знакомства с историей, архитектурой, реставрацией дворца, впереди — интересная работа. Чувствовала себя так, будто сбросила лет десять, как минимум, и выглядела, судя по реакции окружающих, так же. Иногда выходила из дома пораньше, чтобы сначала подойти к реке, поздороваться, получить от нее заряд бодрости на целый день. Было легко и радостно вставать вместе с солнцем — весна. Такая яркая, такая свежая — необыкновенная. Наверное, потому, что река рядом. В один из таких дней Марина наткнулась на Фила, менеджера, он, оказывается, жил тут же, на холме, и бегал по утрам вдоль Темзы. Остановился, спросил, как переезд, не надо ли помочь:

— Если что, скажите, и мы с партнером — он все умеет — придем и поможем.

«Здесь о таком открыто говорят?!» — не в первый уже раз удивилась Марина.

Дворец стоял на берегу Темзы, в Королевском ботаническом саду. Несколько лет он был закрыт на реставрацию, открылся только год назад, поэтому поток посетителей все еще был нескончаем.

Дворец, может быть, и не был похож на те дворцы, которые у всех на слуху, — мал. Да и скромен, пожалуй, для такого титула. Его и называли раньше просто — Голландский домик за сходство с голландско-фламандскими домами того же времени: треугольная «корона» наверху и особая, «фламандская», кладка красного кирпича. Поначалу он служил всего лишь дачей части очень большой королевской семьи. Гораздо позже, когда дети выросли, а у главы семейства жизнь пошла невеселая — он заболел, и его болезнь была неизвестна эскулапам того времени, — он купил его для постоянного проживания. Мал домик, да удал. Многих привечал, многое помнил.

Восемь человек помощников посетителей (так именовалась ее должность) и два менеджера — вот и вся их «семья». Многие с высшим образованием, двое девятнадцатилетних: естественная блондинка (по-доброму посмеивались между собой: не мог Хью, второй менеджер, устоять перед ее длинными в радикальном мини ногами) и мальчик, только что сдавший A-level[136] и, как это было здесь заведено, копивший деньги на поступление в университет. Темой его итогового курса по истории была гражданская война в России. Он сказал Марине, что уже одолел Пастернака и сейчас с трудом пробивался сквозь дебри русского характера, читая «Преступление и наказание» Достоевского. Ученым-руссистом он быть не хотел, а поведал Марине, что хочет служить в британской разведке, пойти по стопам деда и отца. Вот тебе и пресловутая скрытность! Еще один молодой мужчина — высокий, с ярко-синими глазами — решил взять time-out, уйдя с надоевшей работы в какой-то конторе и, работая во дворце, подумать о будущем. С первых дней Марине благоволила дама, иначе не назовешь: на работу приходила в шляпе, демонстрировала преувеличенно светские манеры и много говорила о муже, успешном архитекторе. Понравилась милая тоненькая моложавая женщина с севера Англии. Марина очень удивилась, узнав, что у нее было четверо уже взрослых детей, а пятый — подросток — учился в единственном в Англии бесплатном балетном училище, из-за чего мама и жила с ним в окрестностях Лондона.

Поначалу все были друзьями, к середине лета обстановка изменилась, но об этом позже…

Реставраторы Дворца сделали свою работу на отлично. Среди тех, кто в течение многих лет готовил его к открытию для публики, были профессионалы разных специальностей. Всем вместе им удалось сделать почти невозможное: они избежали «стерильной» музеификации, сохранили сердце и душу дома. Им удалось воссоздать атмосферу жизни в нем. Дворец был говорящим. Когда начинался рабочий день, один из них нажимал кнопку и… в приемной начинал свой рассказ король Георг III — хозяин дома — с гордостью, на которую имел полное право. Счастлив ли он и его подданные? Он сам же и отвечал: «We are! We are!»[137] Королевство в его правление процветало, совершались открытия (именно тогда, к сожалению, «аборигены съели Кука», экспедицию которого поддерживал король), началась промышленная революция, было de facto отменено рабство. А сам он — ну такой обаятельный мужчина: играл на флейте и клавесине, рисовал, наукой интересовался, грядки с овощами-фруктами вокруг Дворца разводил и ни разу в жизни даже за границу не съездил! В витрине за стеклом стояла его восковая фигура в реальную величину: красив! Одного только не могли простить ему современники и потомки — Америку потерял. До этого формально она была колонией Великобритании. «Да и как было ее удержать! Это было неизбежно!» — оправдывала любимого короля Марина, хотя с ней соглашались далеко не все.