– Да, Сергеич, работаю. Я теперь месяца два буду бессменно работать. Напарница моя увольняется. А чего ты спрашиваешь?
– Зайдёшь ко мне после работы. Я подожду тебя в кабинете. Придётся тебе написать какие-то пояснения, как было на самом деле. Слушай, а он что, действительно был выпивши?
– Да упаси боже. Ему в горбольнице Алесин лечащий врач после переливания и обследования дал сто пятьдесят грамм красного вина к ужину, для восстановления крови. Если надо, то он подтвердит. Слышь, Пётр Сергеич, ты мне скажи-ка, как лучше на приём к комдиву попасть?
– Зачем тебе?
– Хочу правду ему рассказать.
– Мне неловко, Валентина, перед офицерским составом. Подумают, что я для своей личной выгоды стараюсь.
– Что неловко-то? Я же не прошу тебя ни о чём. Только расскажи, как к нему попасть. Дел-то всего. А остальное это моё дело. Ему неловко, а этому твоему из артполка, забыла его фамилию, ловко было парня засадить ни за что, да к тому же ещё и совсем непричастных людей очернить?
– Ну ладно, ладно, не нападай. Устрою я тебе встречу с генералом.
– И на том спасибо. Сейчас мне уже домой пора, засиделась я. Спасибо вам за чаёк, да за хороший разговор. Завтра после работы свидимся, Пётр Сергеич. Ну, до свидания, – сказала Валентина, застёгивая в коридоре своё пальто.
– Да и тебе, Валя, спасибо. Заходи к нам с внучкой, живёшь-то рядом. Приятно было с тобой познакомиться, – попрощалась жена подполковника.
– Может, проводить тебя Валентина? – спросил подполковник.
– Спасибо за заботу, Сергеич. Но незачем. Живу я недалече, да и светло на улице, – сказала продавщица, закрывая за собой дверь.Попасть к командиру дивизии Валентина Ильинична смогла только через две недели. Махонин подогнал свои дела так, чтобы самому приехать по службе в штаб дивизии в день, когда был приём по личным вопросам у комдива. Пётр Сергеевич взял Валентину с собой и привёз её в Слоним на своём служебном УАЗике. Беседа с генералом заняла полчаса. Генерал внимательно выслушал её и записал имя солдата. После разговора он пообещал во всём разобраться незамедлительно и ходатайствовать перед воентрибуналом округа о пересмотре дела. После этого он вызвал к себе Махонина.
– Разрешите войти, товарищ генерал-майор. Подполковник Махонин по вашему…
– Да, да по моему приказу. Проходи, садись, – оборвал доклад подчинённого комдив.
– Ты вот скажи мне, Пётр Сергеевич, только честно. Неужель ты думаешь, что я бы не понял ничего, если бы ты мне сам доложил о том, как всё было? Или ты считаешь, если я генералом стал, то совесть должен был потерять и только о новом своём кресле и думать? Да за свою шкуру опасаться? Ты забыл, как мы с тобой в училище перед окончанием за девок наших с местными подрались? Ответь.
– Нет, Михаил Фёдорович, не забыл. А доложить не доложил только потому, что сам всё узнал совсем недавно через Валентину, продавщицу в нашем гарнизонном магазине. Вы можете не верить мне, товарищ…
– Да оставь этот тон, Петр Сергеевич. Заладил, – прервал подчинённого генерал, – ваше превосходительство ещё скажи. Мы здесь одни, и разговор у нас мужицкий и откровенный. Так что давай, как в училище, на «ты» и откровенно. Я знаю, что ты не шкура, иначе бы не разговаривал с тобой.
– Ну, хорошо, Михаил Фёдорович. Для меня самого это был шок. Я ведь думал, что тот паренёк – гадёныш, каких немало в армию попадает. Признаюсь честно, корил себя за то, что не углядел в нём гниль. Но, видишь, как на самом-то деле было? Оказалось, что у того солдата крепкий мужской стержень. Да и доложили мне так, что всё казалось полной правдой. И факты и рапорты.
– Кто доложил?
– Сначала мой начфин, лейтенант Лебедев. Ну, а потом комполка Бартышев и его начштаба Гранов.
– А что за человек этот Лебедев?
– Да, если честно, пока не разобрался. До того случая вроде как ничего плохого сказать не мог о нём.
– Сколько он служит уже?
– Два года после училища.
– Да, молод ещё. Ни опыта, ни чутья. Кишка тонка оказалась. Ну да ладно, «салагу» в покое оставим. А вот комполка Бартышев мне давно не нравится. Особенно после той драки, что летом у вас была. Наваляли тогда твои парни его служивым. Да слышал, краем уха, по делу наваляли. Он ведь в штаб армии докладную насочинял и параллельно кляузу на тебя мне в штаб армии отправил. Ты понимаешь, он же не понял, что вместе с тобой ещё и меня подставил. Ну в тот раз, ладно, чёрт с ним. А за такие дела, как в случае с твоим солдатом, никак спускать нельзя. Он, сволочь, думал, что мне насолит и себе очков наберёт у командарма. Но не получилось. А у меня получится. Напрямую я, конечно, ничего не сделаю, но когда мой сменщик приедет, я его попрошу. Ты же знаешь, паскуда подлый должен быть наказан. Ох, и попасёт он северных оленей, я не привык пакости спускать. Если такое спускать, то рядовые в спину офицерам стрелять будут в случае, если воевать придётся.
– А знаешь, кто вместо тебя приедет?
– Да. Мне в прошлый четверг депеша из штаба округа пришла. Полковник Ушимцев из СибВо, из Уссурийска. Он там танковым корпусом командовал. Я спрашивал у своих, что за человек, говорят, мужик крутой, но справедливый. Ты что, переживаешь?
– Нет, я не переживаю, сам ведь знаешь, служба моя заканчивается в следующем году.
– Да. Знаю, Сергеич. Ну, а дома как?
– Нормально. Жене вот присвоили звание заслуженной учительницы Белоруссии. А дочь с внуком и мужем в Москве живут. Зять в оборонном институте учёным работает. Квартиру ждут. К нам иногда приезжают. Вот в прошлом году вместе в Крыму отдыхали.
– А я вот свою внучку уже два года не видел. Она у меня такая выдумщица, потешная девчонка и очень сообразительная. Вот после Нового года, когда дела сдам, возьму отпуск и к сыну с невесткой поеду. Жена-то ездила недавно, а я не смог, сам знаешь, служба. Ну да ладно. Езжай, Сергеич, домой и доведи дело до пересмотра. Я напрямую мешаться не буду, но и другим не дам новые пакости делать. Понимаешь, о чём говорю?
– Понимаю. Ты, Фёдорович, привет жене передавай. Доброго ей здоровья.
– Спасибо, Пётр, своим тоже передавай привет от меня. Даст бог, может, и свидимся ещё где-нибудь за чаркой.– Всегда буду рад, – офицеры встали из-за стола и крепко пожали друг другу руки на прощание.
Осень в Брестской области выдалась дождливой и холодной. Василь с трудом освоился в дисбате с его жёсткой дисциплиной и тяжёлой работой. Ежедневно с семи утра до десяти вечера изнурительная строевая подготовка и работа на заливке бетона под новый ракетно-пусковой комплекс в лесу, недалеко от Жабинки. Физически крепкий, Миха, первые недели практически валился от усталости к концу дня. Всё-таки сказывалась ещё слабость организма после переливания крови. Постепенно его молодой организм восстановился, и Василь привык к новым нагрузкам. Уставал он с каждым днём всё меньше. В ноябре зачастили дожди и, как назло, он подхватил пневмонию. Когда пришла телеграмма из штаба армии о том, что приедет комиссия из Москвы для проверки плана строительства нового военного объекта, весь батальон начал работать, несмотря на плохую погоду, в три смены. В батальоне даже отменили строевую, а выходной длился только полдня. Однажды после ночной смены, промокший насквозь Василь с сильной температурой был доставлен без сознания в госпиталь в Бресте. В этот раз болезнь оказалась серьезной, и почти неделю он провалялся на кровати. Врачи вкачали в солдата большое количество антибиотиков, и болезнь отступила. Ослабленного болезнью солдата оставили в госпитале до полного восстановления ещё на две недели.
Василь, полулёжа на кровати, после утреннего приёма лекарств читал письмо от своих «дедов», которое ему вчера переслали из дисбата. Миха улыбался. Его друзья – сослуживцы написали толстенное письмо. Почти каждый из старослужащих написал по полстранички или больше. Даже Прошка написал. Василю было приятно, что друзья его поддерживали. Пиля написал, что все «деды» договорились после дембеля собраться в Бресте у его знакомых и, не заезжая домой, первым делом навестить Миху в Жабинке. А Прошка жалел, что не сможет приехать к нему в отпуск вместе со всеми из-за госпроверки в Кап Яре. Написал даже комвзвода Чеботарёв.