Степаныч чесал затылок.
– Есть и гостиница, и экскурсовод. Только одна гостиница тебе встанет в полпенсии, а то и поболе, да экскурсовод около того же. Не малые деньги. Так ты и машину намерен брать небось. Если всё смотреть собрался.
– Всё, – соглашался старик, – никак не менее. Тогда зачем я здесь… – он насторожился: – А машина то зачем?
– Мощи Семиона Вехотурского обретены были далеко от города в семидесяти верстах, в Меркушено. В копеечку влетит.
Старик снова замолчал… Расстроился… Слеза накатилась ему на глаза. Он то и дело загибал пальцы. Не получалось. Махал рукой и начинал снова гнуть. Потом шептать начал:
– Ну, от… в гостиницу не пойду, на вокзале заночую, полторы тыщы экономии, – гнул палец, – без транспорту… без него тут никак, – держался он за другой палец и не гнул, – кскурсовод… эх ты, мать честная, как же тут без кскурсоводу-то.
Глаза старика намокали ещё больше.
– Как же без него-то? – повторял он раз от разу.
Бухгалтерия старика никак не выходила в его сторону. Степаныч понимал состояние старика. Выходило, что не получается у старика всё, что он задумывал. Следующего раза может и не быть. Оттого и плакал старик, не стыдясь, только отвернувшись в окно…
– Зря ты в автобусе паломником не поехал, – заметил Степаныч, – для таких, как ты, это хороший выход: и экскурсовода, и автобус на всех поделят, доступнее получается. Сущий пустяк был бы в сравнении, чем вот так.
Полные слёз глаза с удивлением смотрели на Степаныча.
– Чудак человек, – он не мог понять – как так, не понимать простые правильные вещи, – я же говорю: я хочу тута побыть, подышать, всё своим мозгом осмыслить, а не на часы глядеть. Чтоб не по расписанию. Чтоб правильно. Чтоб по душе получилось. Подороже маненько… Пусть…
Старик опять замолчал.
– Кскурсовод не получается, – с горечью заговорил он вновь.
Пассажир пассажиру – рознь. Иного с удовольствием везёшь. Этот и вовсе за душу взял. А иного и на первом километре ссадить хочется. Вчера вёз одного.– Чё откуда берётся?! – вспоминал он.
* * *
…Он заглядывал сквозь приоткрытое окно.
– Свободен?
Степаныч в ответ молча кивнул. Пассажир ввалился на переднее сиденье. Салон наполнился пивным перегаром. В слащавом его лице совмещалось два зверька – хитрый лисёнок и злобно подлая крыса.
– В монастырь, – приказал он.
Степаныч молча глянул на него и тронулся с места.
– В какой? – безразлично задал он привычный вопрос. Редкий приезжий знал о втором.
– Их тут что, много?
– Два, – отвечал Степаныч. – Мужской и женский.
– Женский! – в восторге воскликнул пьяный пассажир. – Ха-ха! Вот бы туда на пару деньков… а, дед! – воодушевленно хлопнул он Степаныча по плечу.
В ответ Степеныч не поддержал пьяного задора неприятного пассажира, брезгливо посмотрел на него… Промолчал… Вёл машину дальше…
– Мне в тот, где святой местный лежит… Проведать хочу. Как его? Ну, похоронен тут который? – он не мог вспомнить. – Да как же его? – силился он.
– Святые у нас в трёх храмах покоятся, – говорил Степаныч.
– Да! – удивлялся пассажир. – Я одного только знаю, и того вспомнить не могу, – не стеснялся он своей малограмотности. – Самый главный который… Во! Верхотурский! Он там, где раньше тюрьма была.
– К Симеону.
– Во-во, к Семёну Верхотурскому.
Степаныч ехал и злился. На что – и сам понять не мог.
Чё откуда берётся?!
Ему почему-то вдруг казалось, что это он виноват в том, что вот этот вот гражданин, а по его разумению: низшей ступени развития, сам не понимает того, насколько низок. Ещё в том виноват, что он не в силах ничего изменить. Становилось грустно и тошно. Чтоб погасить неприятное состояние, Степаныч начинал думать о постороннем. Но в таком тошнотворном состоянии и мысли лезли в голову какие-то соответственные.
Он вспомнил, как недавно ехал порожняком, так же не было пассажиров, так ещё и в аварию попал. «Чё откуда берётся?!»
…Ночью было дело. Ехал после свердловского, понедельник… пустой день. Ближний свет не отрегулирован тогда у него был. Фары новые поставил, настроить не успел. Близко очень фары били, метров в пять, дальше ночь стеной – черным-черно – тёмная встала… А ведь уже по городу ехал! На столбах освещение к тому времени потухло уж. И не быстро ехал… И на тебе! Из подворотни прямо под колёса шасть дворняга. Степаныч по тормозам… Стукнул… Скулит под машиной. С досадой ударив руль он крикнул: «Чё откуда берётся?!…» И тут… он одно мгновение видел в зеркале заднего вида яркий свет, визг тормозов, удар… и Жигули прыгнули на несколько метров вперёд.
– Да что ты будешь делать! – в сердцах бросил он. – Одно к одному!
Отстегнув ремень безопасности он вышел из машины и заглянул под машину. Пса под машиной не было. Он был уже метрах в двадцати: припадая на правую сторону, давал дёру. Отлегло…
– Добро, залижется.
Шестёрку сзади подпирал мощный джип. Бампер иномарки лопнул, треснула решетка радиатора, осколки фар рассыпались по асфальту. В окно высовывалась коротко стриженная голова и материлась. Зад шестёрки – в лепёшку. Степаныч отмахнулся, сел к себе в машину, достал мобильник и вызвал гаишников.
Громила из джипа уже стоял около Степаныча. Кричал на Степаныча что-то вроде, как его долбаной шестёрки не хватит рассчитаться с ним. Хозяин джипа брал на арапа.
Степаныч не спасовал. Всю жизнь за рулём. Этот во внуки годится. Взять бы ремень да по голому заду, чтоб знал, как со старшими разговаривать, коль родители не научили.
– Правила надо соблюдать, – бросил он ему.
Вышел из машины и, успокоившись, начал рассматривать разбитый зад шестёрки. «Обратно время не отсчитать. Страховка будет. Мастера есть. Восстановлю за недельку», – думал Степеныч, сожалея о потере недельного дохода. В шоферском деле такое с каждым может случиться.
– Какие правила?!
Надвигался громила, задетый тем, что какой-то паршивый таксист смеет ему указывать.
– Дорожные, – спокойно отвечал Степаныч.
Он опять сел в машину. Громила не посмел развивать конфликт со стариком дальше оскорблений… Чувствуя возможность неприятностей с законом. Напугать старика он не смог. Степаныч думал: «Не мой день».
– Давил бы её, сучку! – свирепел громила, узнав причину внезапной остановки Степаныча.
…Через два часа Степаныч ехал домой. Аварию запротоколировали быстро. Вопросов в виновнике не возникло.
– Чё откуда берётся?! – не первый раз повторял он.
«Живая же тварь… Железка ремонтируется… Она ж сколь теперь болеть будет… Пока залижется. Неужто и правда не жалко им…»…
…«Вот ещё один»…
Пассажир пил пиво. Только выехали со станции.
– Пожар что ли был? – вертел он головой.
Проезжали пожарище. Погорело домов без счета.
– Был, – немногословно отвечал Степаныч. Не хотел он говорить с ним. Он хотел скорее от него отвязаться.
– Во полыхнуло! – восторгался он, не прекращая вертеть лисью голову.
– Горе тут прошло, столько домов сгорело – тебе радость! – не удержался Степаныч.
Пассажир на минуту примолк.
– Вот тут, в самом центре пожарища, видишь избёнка – то лавка, утварь церковную торговали здесь, иконки, – почему-то говорил Степаныч. – Всё пожгло, чё откуда берётся, она осталась, убереглась.
«К чему я ему всё это говорю?» – ловил он себя на мысли.
– Не чудо ли? Спрашиваю я тебя. Тлела боками, а устояла.
– Хе-хе! – смеялся Пассажир. – Какое же тут чудо! Повезло лавке. Пожарче случись, и она полыхнула бы. Вы старики такие интересные, всё в чудеса верите.
– Не чудо ли? – совсем осерчал Степаныч. В спор бесполезный кинулся. – Пять святых с махонького клочка землицы уральской. Где ты такого видал? Да сюда с верой люд с самого Киева пешком ходил, не по одной паре лаптей стаптывали, со всей России шли! – кипел он.
– У-у-у! – слышал Степаныч в ответ, – когда это было, – безразличие пассажира заводило, подобно детонатору. Вот-вот сдетонирует. – Слухи и бредни всё. Из века в век сарафанили языком. Почему тогда, ты мне дед ответь, в наше время святых нет. А я тебе отвечу. Да потому, что в наше время мозги трудней пудрить. Телевизор… Интернет… Газеты… Всё на виду. Век информатики. Любое ваше чудо можно проверить и доказать, что никакое это вовсе не чудо. Враньё… И доказывают. Предки сами придумали и сами же поверили. Через поколения сказки передавали. Нет чудес! Их чтоб вас малограмотных за нос водить и управлять вами безграмотными придумали. Нет чудес!