Игра шла без лишней суеты. Для затяжки времени Михалыч то отдавал партию, то опять выигрывал, а то и опять отдавал. Он видел, когда нужно закончить, и не торопясь раскладывал карты. В противном же случае ботаник был охвачен азартом. Получив подачку в виде лишней взятки, моментально воспарял духом и уже был уверен: вот она – удача. Теперь он своего не упустит! Он же знает, что осталось в колоде, и маловероятно, что всё пойдёт к Михалычу. Он ёрзал на стуле. Но карта почему-то волшебным образом шла не к нему, и в его руках появлялись совершенно бесполезные наборы мастей.

Прошло пять часов, когда, наконец, Михалыч посмотрел на противника и произнёс, как приговор:

– Всё, хватит, пора заканчивать.

Ботаник побледнел, лоб его от напряжения покрылся холодной испариной.

– Ещё несколько раздач, – умолял он в надежде на реванш.

– Твой долг растёт и растёт, – заявил Михалыч, – ты подумал, чем отдавать будешь?

Он надевал куртку и собирался уйти.

– Оформите расписки и выясните сроки расчёта, – приказал он сопровождающему его человеку.

– Ещё несколько конов! – не терял надежды ботаник.

– Я не играю на туалетную бумагу. Если есть живые деньги – ставь, если нет – думай, как за это рассчитаться.

– У меня нет живых денег, это правда, – торопился он задержать Иваныча, – но… – он замолчал.

Иваныч остановился.

«Неужели я в нём ошибся?» – молнией мелькнула мысль.

Михалыч стоял в дверях и снисходительно смотрел на ботаника. Он был похож на удава, пожирающего глазами кролика. За последние пять часов ему впервые стало интересно. У него просто не укладывалось в голове, что он, Иваныч, мог ошибиться. Его удерживало в кабинке уже не желание выиграть что-то ещё, а интерес. Чувство необычного, нерутинного охватило его…

* * *

В самый разгар лета, в то время, когда белые ночи теплы, как парное молоко, а вечера кажутся бесконечными, что кажется – день вовсе и не заканчивался, а так, просто немного утомился, передохнул и вновь забагровел на горизонте. И солнце – если и пряталось за холмами, то, посидев там совсем недолго – соскучилось, и опять подпрыгивало мячиком из-за горизонта с криком «А вот и я!» И давай лучами в листве играть, по росе искрить да своих зайчиков пускать. А к полудню совсем – такой зной напустит, что всяк живой спасение у водоёмов ищет.

В такие дни совершенно не хочется ничего делать. А если и хочется, то что-то такое эдакое, из ряда вон выходящее – сверхъестественное. Что-то как, и вечный двигатель – плёвое дело! И машина времени – сей же час сядем и придумаем. А горы, – те, что ещё не свернули, обязательно сегодня пойдём сворачивать. Но, если вдруг почему-то это, из ряда вон выходящее, по совершенно непонятным причинам в голове не образовывалось, то тут же на свободном месте несостоявшегося сверхъестественного образовывалась восторженная лень, а вместе с ней безудержное желание мечтать!

Трое неразлучных друзей валялись на песке, купались и болтали, попросту ни о чём. Ленка читала книгу. За последний год она повзрослела. Возмужали и Игорь с Олегом, но она стала особенно бросаться в глаза. Её мать была очень красивой женщиной. Она показывала фотографию матери, и друзья не без гордости отмечали, что она всё больше и больше становится похожа на свою мать. Появилась женственность. Девичье тело обрело округлости. До помады дело ещё не дошло, но реснички она уже помечала тушью.

Ленка отложила книгу и мечтательно произнесла:

– Когда я вырасту, – говорила она и рассматривала бугристые облака в небе, – я обязательно рожу детей… трёх… или нет, лучше четырёх, – быстро поправилась она. – У меня будет большой дом с собственным садом. В саду весной будут цвести яблони, а летом они будут плодоносить огромными яблоками. Сколько хочешь рви и сколько хочешь ешь. На втором этаже будет детская, полная-полная игрушек.

Рядом лежал Олег. Он лежал на животе и подпирал подбородок кулаком. Чёрный жук копошился в песке под самым его носом. Олег играл с ним. Подкопнёт под него, песок осыплется, завалит жука, и через секунду уже жук снова на поверхности – сам выкопается и бежать. Олег опять за своё. Жук снова быстро оказывается на поверхности. Вроде, безмозглый, а туда же – к солнцу стремиться.

– Ты даёшь! – воскликнул он. – Трёх или четырёх! – мотал он головой. – С одним-то хлопот не оберёшься, а она – трёх или четырёх.

– Если ещё в тебя характером пойдут, то тут совсем караул кричи, – улыбнулся Игорь.

Ленка надула губы.

– Ну и пусть, – обиделась она оттого, что друзья насмехаются над ней, и не понимают её. – Зато у них всегда будут близкие люди.

– А родители, – возбуждённо говорил Олег, – ну, то есть, ты – что, не близкие люди что ли будешь им? Ближе-то тебя всё одно никого нет, не будет и быть не может.

– Ага, а если вдруг с нами что-то случиться, – вспылила Ленка, – они тогда одни не останутся, друг дружке помогать будут.

Олег, видя, что Ленка начала заводиться, решил дальше не выводить её из себя, перевернулся на спину и самодовольно произнёс:

– А я куплю себе машину, новую, и путешествовать поеду, – он с удовольствием поджал губы, – весь мир объеду.

– Так тебя и пустили по всему миру, – всё ещё обижалась на него Ленка. – Заждались тебя там, – поджала она губки. – Надул трусы парусом, – Ворчала она.

– Куда пустят, – вздыхал, соглашаясь, Олег.

Все замолчали… Молчали минут пять… Каждый думал о своём… Игорь сидел, скрестив под собой по-узбекски ноги. Во рту торчала соломинка, которую он бросал языком из стороны в сторону.

– Я тренером буду, – вдруг заговорил он. – Как Алексей Владимирович.

– Так это работа, – не понимая, протянул Олег, – для себя в жизни тоже что-то сделать нужно.

– Я и говорю – тренировать буду охламонов, вроде тебя, – засмеялся Игорь.

Опять все молчали… Ленка взяла в руки книгу и продолжила чтение. Игорь неожиданно обратился к Олегу:

– Вчера мужики поговаривали в раздевалке.

Олег повернулся к нему и слушал.

– Зять Надежды проигрался в пух и прах Михалычу.

Олег усмехнулся:

– Сам же сунулся с ним играть. С Михалычем играть – себе дороже. Я слыхал, что за последние несколько лет он никому не проигрывал. Сам виноват.

– Михалыч-то, тот – да! Этот только игрой живёт, – безразлично заметил Игорь, – при такой жизни хочешь ни хочешь – сиди, играй, выигрывай.

Ленка подняла глаза от книги.

– Вот отчего Надежда сама не своя ходит! На глаза ей лучше не попадаться.

– Ей-то чё! – воскликнул Олег.

– Как – чё? Дочь-то у неё одна, – возразил Игорь.

– Чё-ж она, когда Димку осудили, во всеуслышание твердила, едва только кулаками в грудь не стучала – мои дети себе такое не позволят! Они у меня воспитанные! – кривлялась, передразнивая и пожимая плечами, Ленка. – Натека вот – воспитанные номера ещё хлеще выкидывают.

– В тихом омуте черти водятся, – заметил Игорь.

– Рассчитаются, – говорила Ленка.

В этот момент они услышали совсем рядом чей-то кашель. Они одновременно повернули головы в сторону, откуда он доносился. Наступила гробовая тишина. Ребята онемели. Они не верили своим глазам – в нескольких шагах от них стоял… Дмитрий. Они растерянно хлопали глазами. Прошло ещё только пол срока, на который его осудили! И, тем не менее, перед ними стоял Холодов собственной персоной во всей своей красе. Тишину прервал Ленкин визг, она подпрыгнула и повисла у него на шее, ногами обнимая за талию.

С трудом отцепив Ленку от Холодова, ребята обнялись и расселись на песке. Завели разговор.

– Я опешил сначала, ну, думаю или мерещится, или сбежал! – возбуждённо жестикулировал Олег.

– Что я, себе враг – бегать! – отвечал Холодов. – Амнистия, статья не тяжелая, малолетки и женщины многие амнистировались.

Ленка сидела подле Холодова и постоянно щипала его за бок. Она не могла сидеть спокойно.

– Это шило сегодня успокоится в конце концов? – не выдержал он.