Света попятилась.

– Мне только два слова! – умоляла она.

– Нету его, – бросила воспитатель. – Перевели. В другую область…

– Как – перевели?! – не понимала Света.

– А вот так, подальше от тебя. Чтоб ты ему тут жизнь не портила.

Света взялась за голову и стащила с себя косынку, которую она только что, счастливая, унесла из церкви.

– Как пер…

Не понимала она. Света замолчала, повернулась и пошла.

«Отчего мне всё открылось… Чтоб больнее мне ударить, – шла и думала она. – Не иметь мне счастья. Не простили». Вспомнила образа.

На лестнице в подъезде её дожидались два знакомых мужика и баба лет шестидесяти, которую она видела впервые. Они уютно, как дома, расположились прямо на лестнице, сидели сами, и стояла бутылка со стопкой.

– О, Светка идёт! – радостно воскликнул один.

– Мы уже тут позамерзали, тебя дожидаючись, – говорил другой, – без тебя уже и по маленькой разогрелись.

Света молча перешагнула через них, прошла мимо. Открыла дверь и вошла в квартиру, оставив дверь за собой раскрытой настежь. Компания ввалилась следом.

– Чё хмурая такая? – с каким-то подхалимажем заискивала незнакомая баба с боязнью, что её не пустят в незнакомую квартиру. – Щя мы тебя развеселим! – икала и обещала она.

К той начатой в подъезде бутылке на столе появилась ещё одна, не раскрытая. Света, никого не дожидаясь, взяла начатую, налила себе целый стакан и залпом осушила его.

– О, это по нашему! – громко кричала баба.

Компания сидела, пьянствовала. Света лежала на диване. Ни с кем не разговаривала. Она никого не замечала. Иногда она вставала, наливала себе, выпивала и вновь заваливалась на диван. Из стекленеющих глаз текли слёзы.

– Почему…? – шептала она изредка.

Она куда-то проваливалась. Туда, где к ней тянулись тонкие детские ручонки сына.

– Я поняла…! – шептала она.

Золотые купола Третья часть

Бывшее здание небольшого подразделения спортивного общества «Динамо», до поры используемое как городское объединение «Клуба моржей», из-за трудностей в финансировании давно было продано в частные руки. Быстро перестроилось и превратилось в кафе. Собственно говоря, само слово – кафе, тут звучит достаточно громко, даже скорее пафосно. Так, получилось что-то похожее на общепит в прошлом, вроде забегаловки с дешёвым пивом, с обшарпанными, редко видевшими краску стены, сколоченной наспех барной стойкой, с обратной стороны которой дефилировала внушительных размеров баба-барменша; также в том стиле были сколочены столы и скамьи вместо стульев. Плетёные плафоны светильников спускались низко над столами и создавали хоть какой-то уют в холодном, неприветливом помещении. Хотя и претерпело здание кардинальные перемены, название за ним осталось прежним. В народе так и говорили:

– Пошли в «Моржатник» пиво пить.

Над кафе с названием «Пиво с раками» красовался морж с пенной кружкой пива и подмигивал, приглашал в забегаловку. Раков там отродясь не бывало, может быть, и предвиделись изначально, но столь хлопотное дело для заведения далеко не высшего ранга не возымело иметь место. Дешевое же пиво присутствовало всегда с избытком. Оттого и стекался сюда напиться окрестный похмельный люд разного пошиба, как стада в засуху на водопой. Заведение расположилось на горке над прудом, вдоль которого растянулся небольшой городской пляж, совершенно в последнее время не пользующимся спросом у горожан ввиду крайней своей запущенности и неэкологичности. На пляже можно чаще видеть компании, распивающие под грибками пенистый напиток, чем желающих понежиться под солнышком у воды жителей окружающих районов. Хотя, впрочем, изредка встречались и безалаберные к себе людишки из числа непьющих, нисколько не пугающиеся качающихся местами на волнах сизых маслянистых полос, и ныряющих без страха в мутные волны, повизгивая от восторга.

Заведение имело ещё одну славу. Кроме помятых выпивох под его крышу стекались и игроки в карты. Порой вполне цивильно, по моде одетых, да и суммы их игры составляли довольно-таки внушительные цифры. Удобные кабинки вдоль глухой стены позволяли уединиться играющим и отдаться с головой своему пороку, совершенно без боязни быть обнаруженными властями врасплох при своём вполне незаконном занятии. Рейды милицейские бывали, не без этого, но хозяин заведения знал о них ещё до того, как представители власти успевали выехать из ближайшего отделения милиции. К тому же заведение стояло так удобно, что незамеченным к нему не мог подойти ни один незнакомец. Специально посаженный и обученный человек на дверях замечал его, и тут же оповещал хозяина. Конспирация соблюдалась безукоризненно. Хозяин старался. Игроки делились с ним, он в свою очередь делился со своими хозяевами. Бизнес процветал. Заведение приносило уверенный доход уже не один год.

Хозяин заведения – толстый армянин, он всегда сидел на одном и том же месте, в углу, за небольшим двухместным столиком. Передвигаться ему было тяжело от того, что вес его составлял сто пятьдесят–сто шестьдесят килограммов, не менее. Когда он сидел, ему приходилось раздвигать ноги так, чтобы его живот свисал между ними. Шарообразное лицо удовлетворялось вместо шеи вторым подбородком, в свою очередь уютно лежащем шалью на плечах и груди. Круглые слезящиеся глаза стреляли по столам. При каждом вздохе из груди вырывался свист и сам мужчина кряхтел при любом движении. Наблюдая за порядком в зале, он непременно постукивал по столу сарделькообразными волосатыми пальцами.

Шла игра. Играл Михалыч. Он по маленькому не играет. Будет немаленький куш. И уважение к деньгам заставляло хозяина кафе лично присутствовать во время игры и отслеживать должный порядок. Михалыч не любит накладок. Раз от разу из угла доносился глухой свист его лёгких и слышался дробный стук пальцев.

Не первый день Михалыч за карточным столом. Он не играл – играть для него было бы слишком просто. Пятидесяти пяти лет от роду, не мокрогубый зелёный юнец, он научился видеть соперника насквозь, и играть, зная ещё и карты в его руках, совершенно не интересно – скучно. Перед ним сидел очередной охваченный наркотической тягой к игре человек в клетчатой рубашке с коротким рукавом. Старомодные очки делали его похожим на инженера конструкторского бюро, бухгалтера, юриста, про таких дети ещё говорят – ботаники. Михалыч быстро определил, сколько именно парень может проиграть и вёл игру к этой цифре. Он отметил, что парень обладает неплохой памятью, знает, что осталось в колоде, понимает, на чём играет Михалыч. Таких много. Каждый второй. Знать и видеть – этого мало для того, чтобы уверенно сидеть за карточным столом. Заставить прийти нужные карты в твои руки – этим искусством владеет редкий игрок. Встречались и такие, но Михалыч чудесным образом и таких игроков обыгрывал с лёгкостью. Он не играл, он просто перебирал карты в нужной последовательности. Михалыч уже давно усвоил для себя, что играть, чтобы выиграть, ещё к тому же выиграть как можно больше, без ума считать кота в мешке – это не для него. Нужно понимать прописные истины – проигравший не сможет расплатиться больше, чем он может. Карточный долг священный. Это не он придумал. Это не взять в долг и не отдать. За него нередко ставят на ножи. Не в правилах Михалыча было ломать людские судьбы. И пустое, и суета никчёмная.

Михалыч хоть и был уже уважаемого возраста, выглядел лет на десять моложе. Любил свободную одежду. Его можно было увидеть чаще в спортивном костюме или в джинсах и ветровке. Костюмы он почти не одевал. Галстуки называл удавками.

– В них, как в скафандре с петлёй на шее, – говаривал он.

При всём этом он уважал соперника, но в то же время быль минуты, когда он был неуправляем. Это был совершенно разнополярный человек. Имея превосходство ему легко было играть в благородство. Но, прежде чем стать благородным, он раздавит соперника ногтём, как клопа. Игра брала верх. Он не мог быть вторым. Было как-то – он просто ради того, чтоб скоротать время, сел поиграть в шашки и проиграл безобидному зеваке. На беззлобную иронию окружающих он не смог сдержать себя и едва насмерть не забил ногами выигравшего. Он знал, что в игре ему нет равных, а тут, на доске, где всё как на ладони – он оказался совершенно беспомощным. Он не смог простить своего поражения.