* * *

Три дня Света не пила. Три дня она пролежала на диване, обливаясь холодным потом, преодолевала похмелье. Дверей никому не открывала. Всё опостылело. Видеть никого не хотела. Иногда кто-то подходил к её дверям, стучался, слышала пьяные голоса. Вскоре они уходили. Сна не было. Иногда впадала в забытье. Тогда её начинали мучить кошмары. Просыпалась. Думала. Слава Богу, что это сон. Думала. Неужели я этого хотела? Кто проклял меня! Кляла себя. Скажи ей кто семь лет назад… Что это она, опухшая от пьянки, валяется на диване. Она бы в глаза тому человеку рассмеялась! До сегодняшнего дня она даже не задумывалась. Сегодня почему-то поняла – она алкоголичка! Всё пропито. Семь лет назад в глаза плюнула бы. Сегодня лежит, глазами сверлит потолок и соглашается: Я – алкоголичка!

Света встала, прошла в ванную, посмотрелась в зеркало… Поморщилась. Все тело наполнял непонятно откуда взявшийся страх. Пугал любой шорох. Тело плохо слушалось. Координация давалась с трудом. Она сбросила с себя всю одежду, встала под душ и долго обливалась водой. После душа стало легче. Вода придала сил. Вышла из ванной и прошла к шифоньеру, сняла с вешалки вещи, о которых уже успела забыть. Они пришли из прошлого, от которого она так упорно хотела спрятаться за бутылкой. И к которому она сейчас так безудержно стремилась. Нашла в белье на полке чистое полотенце и насухо вытерла волосы. Мягкие, они лоснились. Пусть без стрижки! Уложила, как смогла.

На стене два портрета. Муж и дочь. Они всегда тут висят. Как давно она их не видела. Около часа она просидела без движения. Думала. Что дальше? Сын… В детдоме… Страх! Одна! Скорей на люди! Она встала и вышла из квартиры. Закрыла двери на ключ. Она шла к сыну. За долгое время – шла трезвой. Она уже решила. Она шла с обещанием, что больше не будет пить.

От этого её решения почему-то всё стало представляться совершенно по иному. Одежда, по которой даже соскучилась, как-то по родному облегала её тело. Мягкие, пахнут мылом, волосы. Улица. Не за водкой иду! Хвасталась она ей. Погода, паскудница, промозглит дождём, а на душе радость мандражит. Домой даже и возвращаться не хочется. Ветер пробирает! Скоро снег ляжет! Осень уж что-то затянулась. Тучи снеговые клубнями клубятся. Бьют колокола на горе. Зайду! Она свернула в сторону церкви. Денег нет… Подать бы нищенке… У ворот церкви сидела женщина в лохмотьях непонятного возраста с идиотским выражением лица. «Не от праздной жизни руку протягивает… Куда там, и на свечку нет… Просто постою…» – думала она. Вошла в храм. Как надо не знает. Сразу окрик услышала:

– Голову то прикрой! – прикрикнула на неё старушка.

Света посмотрела, куда ей указывала бабка, и увидела корзину, полную косынок. Подвязалась одной и сделала шаг в храм.

– Перекрестись сначала, – ворчала опять старушка. – Потом заходи.

Света неумело перекрестилась и прошла по храму.

Справа увидела лавку. Она присела на неё и стала разглядывать прихожан. Пожилая женщина у иконостаса усердно крестилась, шептала молитву и беспрестанно кланялась низко-низко. Не каждый молодой так наклонится. «Жизнь согнёт ещё не так», – вдруг отчего-то подумалось ей. Вошла молодая девушка. Очень приятной внешности. Аккуратная. Благополучная. Светло от неё. Встреть её на улице, не подумаешь, что в её жизни есть нерешённые проблемы. И решать которые надо в церкви. Девушка сначала прошла к свечной лавке, купила свечу и пересекла весь зал к иконе святой богородицы. Немножко постояла, совсем недолго, перекрестилась и ушла. Свете показалось, что девушка пришла, сделала что-то для себя очень привычное, но обязательное, что-то как поесть, попить, и дальше шла по своим делам. В тени за колонной стояла другая скамья, на ней сидел мужчина. Изначально она его и не приметила, с улицы сразу в тени помещения глаза не видели. Теперь свыклись, и она его рассмотрела. Внешне он недалёк был от Светы. Такой же помятый и замученный ежедневным похмельем. Позднее он встал и, не замечая её, вышел из церкви. Света вспомнила его. Несколько дней тому назад он был в её квартире. Пришла одна знакомая, он был с ней, принесли водку, им негде было её выпить, и Света их пустила. Тогда она сильно болела и они опохмелили её. Сейчас он её и не узнал. В дверях появился другой мужчина лет сорока, скоро поставил свечу за упокой и так же быстро удалился. Бабка с внучатами. Три сорванца поначалу шалили, для них приход в церковь пока представлялся вроде экскурсии, но их мигом приструнили посторонние, угрожая пальцем. Посетителей было не много, но кто-то постоянно входил, был недолго и выходил. Редко получалось так, что в церкви никого нет. Бабка, которая на неё прикрикнула при входе, ходила от иконы к иконе и выколупывала огарки сгоревших свеч из подсвечников. Она освобождала место в подсвечнике для других прихожан. Устав, бабка притомлено присела на дальнем краю скамьи, где сидела и Света – перевести дух. Годы ей диктовали своё.

– Какие все разные, – отмечала в её сторону Света.

Бабка не сразу сообразила, о чём говорит женщина рядом с ней, а как поняла, что женщина сидела и наблюдала за людьми, так и нашлась чем ответить:

– Каждый со своим, – проговорила она.

– Молодая ж ещё была только что…

– Жизнь ведь без разбора бьёт, будь ты ребёнок или старик.

– Не видно, чтоб она бита была, – продолжала Света о молодой девушке.

– Эта… Эта часто ходит, – кивала бабка. – Бита, не бита, а причина знать есть, наверное. Она тут недалеко живёт. Уж лет пять, как замуж вышла, а дитё родить – ещё не родила. Догадаться только можно, о чём просит.

«Люди просят, а я пропила», – думала Света.

– Не сберегла, – вслух тихо произнесла она.

– Что? – не расслышала бабка.

– Родит, – пожелала Света молодухе.

– Бог даст, и родит, – соглашалась бабка. – А не даст, так и не родит.

– Эта – родит, – почему-то уверенно за неё говорила Света. – Не может не родить.

– Не видала тебя… не местная? – тихо спрашивала бабка.

Кивком головы, молча, Света подтвердила. «Я оттуда. Только сегодня», – думала она. Передохнув, бабка встала и ушла к свечной лавке, и уже о чём-то говорила с продавцом церковной утвари.

Лики всех святых вокруг, со всех стен, в киотах и окладах, с золотого иконостаса разглядывали её. Намоленные. Тысячью тысячами молитв. Не таких видали. Ни одного не прокляли. Кто понял, тот прощён… Кто не понял, тот тоже… Нужно понять. Я поняла… Что моя беда в сравнении с их бедами! Моя вся только во мне сидит.

– Дай силы мне.

Вслух просила она и неумело крестилась.

«Если хочешь понять – поймёшь. Я поняла потому, что хотела. Здесь нельзя не понять. Тут так намолено. Всё за меня. Я поняла…»

Света сама не своя уходила из храма. В забытьи. Она не знала, как нужно. Она даже не перекрестилась на выходе образам. Она просто посмотрела и произнесла:

– Я поняла.

Повернулась и вышла.

Мужчина. Тот, которого она видела на скамейке у колонны в церкви, теперь сидел рядом с нищенкой и просил милостыню. «На эти деньги я с ним несколько дней назад заливала своё похмелье!» – вспыхнуло в ней.

«К сыну! Быстрей! К нему! Мне есть, что сказать! Я скажу ему – я поняла!» – твердила она про себя.

Она ходила вдоль забора в надежде, что сын увидит её и выбежит. Так уже не раз бывало. В пьяном порыве неожиданной любви к сыну она приходила к этому забору. Сын видел её и выбегал. Даже гостинцы готовил… «Дурачок!» – улыбнулась она. Сердце неистово трепетало в её груди. Она представляла, как Андрюшка обрадуется тому, что она сейчас скажет ему. Это будет всего несколько слов. Она даже ещё не знала – каких. Он так долго ждал их от неё. Это будет коротко и ясно. И как будет он рад!

Света сияла.

– Опять пришла! – услышала она за спиной.

Воспитатель руки в бок грозно смотрела на неё.

– Что, снова есть дома нечего? – говорила она. – Иди отсюда!

– Мне бы сына…

– Иди отсюда, – надвигалась воспитатель, – сына ей! Раньше надо было о сыне думать. Иди прочь, а то милицию вызову.