– Гвардия не сдаётся? – пожимая руку, спросил его Мостовой, намекая на офицерскую выправку и не по годам бодрый вид.

– Не сдаётся и не умирает! – в тон ответил старый чекист, который догадался, что главный заговорщик явился к нему не для того, чтобы справиться о здоровье.

– Случилось что-то? – с равнодушно-показным видом поинтересовался Лещинский.

– Случилось, – скрипнул зубами Мостовой и присел на промёрзшую лавочку. Лещинский сел рядом, но вполоборота, чтобы лучше видеть лицо собеседника.

– Калмыков пропал, – без долгих предисловий сообщил Мостовой.

– При каких обстоятельствах?

– В том-то и дело, что при очень необычных, можно сказать, хреновых обстоятельствах! – ругнулся в сердцах министр.

– Где и когда? – не меняя тона, поинтересовался Лещинский.

– Вчера вечером, в Кунцевском парке.

– И какая нелёгкая занесла старика в такое необычное время и место? – подозрительно сощурился Вацлав.

– Я послал, – неохотно признался Мостовой. – Надо было «концы зачистить», – упреждая следующий вопрос, пояснил Сталинский Сокол. – Я понимаю, Вацлав, что подобная работа – твоя прерогатива, но здесь всё не так просто.

– Одним ударом двух зайцев? – смекнул Лещинский, который сразу сообразил, что старый Калмыков плохо смотрится в качестве «чистильщика». – Калмыков не должен был вернуться?

– Не должен, – согласился Василий Иванович. – Он и не вернулся, но известий о его гибели до сих пор нет, труп отсутствует, и я подозреваю, что он выжил.

– А это плохо, – закончил мысль Лещинский.

– Очень плохо, – согласился Мостовой. – Я бы никогда не стал плести эту паутину, но ты ведь сам мне подбросил мысль «о ложной цели накануне стратегического наступления». Вот Калмыков в роли этой самой цели и должен был выступить.

Лещинский недовольно поджал губы: он не любил, когда кто-то залезал в его «огород».

– Кстати, мой личный «Бентли», который я дал на вечер Калмыкову, тоже пропал. Мы с исполнителем всегда встречались в моей машине, – пояснил Василий Иванович. – Поэтому чтобы его не настораживать, я сам настоял на том, чтобы Калмыков взял мой автомобиль.

– Сегодня же подай заявление в милицию об угоне автомобиля! Это крайне важно, иначе смышлёный следователь свяжет эти два факта воедино, и ты попадёшь под подозрение.

– Заявление не проблема, подам. Я боюсь, как бы Климент со страху не бросился в объятья твоих бывших коллег, – продолжил Мостовой.

– Он что у нас, без греха?

– Да нет, грехов на нём, как на Трезорке блох! Однако со страху чего не сделаешь. К тому же он не дурак, и всё о себе выкладывать следователю не будет, и если учесть былые заслуги, возраст, помощь следствию, то при желании все известные прегрешения можно списать за давностью времени. На худой конец, условный срок.

– Будем искать! – коротко заключил Лещинский. – Дома не появлялся?

– Нет, я узнавал.

– Значит, при себе у него минимум денег, паспорт по всей вероятности, тоже дома. Далеко не уйдёт.

– И ещё есть проблема, – нехотя признался министр. – Исполнитель! Он сейчас ушёл из-под моего контроля, и где его нелёгкая носит – одному богу известно.

– Зачистить?

– Безусловно! И по возможности раньше, чем моего старого друга.

– Зацепки есть?

– Только словесный портрет, да бывший канал связи, но это вряд ли тебе поможет.

Лещинский тяжело засопел. В его распоряжении было целое подразделение бывших офицеров спецслужб, натасканных за годы службы на выполнение заданий любой сложности, но для такой работы нужна была хоть какая-то отправная точка.

– То есть, где он теперь «вынырнет», ты не знаешь?

– Возможно, будет искать меня для сведения счётов.

– Это уже кое-что! – повеселел Лещинский. – Будем ловить «на живца».Василий Иванович зябко поёжился: роль наживки его не устраивала, но выхода не было, и он молча кивнул.

* * *

10 час.10 мин. 1 ноября 20** года

Ближнее Подмосковье

Машину он продал на удивление легко. Просто заехал на территорию авторынка и встал недалеко от здания администрации. Расчёт оказался верным: «лица кавказкой национальности» сначала осторожно приблизились к машине и тактично стали выяснять, кто прикатил, на контролируемую ими территорию на такой шикарной тачке. Когда стало ясно, что на рынок пожаловал не очередной бандит, не ревизор и даже не милицейское начальство, а простой, точнее, почти простой гражданин, мечтающий обменять поблёскивающего чёрным лаком «железного коня» на хрустящие банкноты с изображением американского президента, то они стали в открытую кружить вокруг автомобиля и восхищённо цокать языками.

– Слушай, уважаемый, зачем тебе такое дорогое авто? Ты уже старый, тебе дома сидеть надо, а не на такой машине по Москве девочек катать! Продай! Я хорошую цену дам! – наконец заговорил самый старший из них.

– Покупай! – быстро согласился Калмыков. – Если, конечно, в цене сойдёмся.

– О чём речь! – обрадовался сын гор. – Деньги тьфу! Бумага! Твой машина – вещь! За такого «коня» последний рубль отдать не жалко! Назови свою цену.

В цене они сошлись быстро – кавказец не торговался. К тому же цена, которую озвучил Калмыков, была раза в три меньше истинной стоимости автомобиля.

– Только у меня на автомобиль никаких документов нет, – признался Калмыков, ожидая со стороны покупателя бурю негодования, но любитель дорогих авто только улыбнулся и развёл руками.

– Э-э! Слушай, дарагой! Я у тебя о документах спрашивал? Нэт? Тогда зачем мне твои бумажки! У меня завтра другие номера будут, и документы такие, какие захочу! Держи деньги и давай ключи!

Кавказец, которого соплеменники называли Таймуразом, расплатился тут же наличными и без обмана. Видимо, у гостя столицы денег было столько, что он уже ими пресытился.

Климент Михайлович с трудом рассовал тугие пачки банкнот по карманам, поднял воротник пальто, и, сутулясь, торопливо покинул территорию авторынка.

За воротами рынка смешавшись с толпой прохожих, он прошёл пешком целую остановку и лишь потом сел в первый попавшийся автобус. Проехав пять остановок, Калмыков пересел на другой автобус, который шёл в противоположном направлении.– Домой нельзя, – здраво рассуждал он, глядя в замёрзшее окно. – На даче, как и дома, меня уже ждут. Куда на старости лет податься? – задался он вопросом. Страха не было, как не было и сожаления о том, что ввязался в аферу по «зачистке» исполнителя. – Глупо о чём-то жалеть! – сказал он сам себе. – Надо устраивать жизнь дальше. Жаль, конечно, что не побеспокоился раньше о загранпаспорте на чужое имя! Думал, жизнь прожита, и никаких выкрутасов в будущем не предвидится. Теперь вижу, что ошибался, финал явно обещает быть бурным!

Он доехал до конечной остановки и вышел из автобуса. Холодный ветер дул в спину и Калмыков обречённо побрёл с немногочисленными пассажирами, вышедшими на этой же остановке, в сторону жилого посёлка.

В посёлке он поинтересовался у первой попавшейся жительницы, есть ли хозяева, которые сдадут на время комнату.

– Как нет? Конечно, есть! – радостно сообщила словоохотливая толстушка. – Вот хотя бы у Емельяновны. У неё год назад муж помер, комната пустует, а сын у неё шофёр-дальнобойщик, значит! Тоже почти дома не бывает. Да мне как раз по пути, пойдёмте, я Вас провожу.

Дом, где проживала Емельяновна, был добротный – из тщательно подобранного кругляка. На мир пятистенок весело смотрел одетыми в узорчатые ставни окнами, из которых лился уютный жёлтый свет. Комната, в которой Емельяновна поселила жильца, оказалась чисто убранной и просторной. Хозяйка ничуть не удивилась, что жилец снял комнату не в сезон отпусков, а поздней осенью.

– Столоваться у меня будете или в местной столовке питаться изволите? – поинтересовалась напоследок Емельяновна.

– Лучше у Вас, чем в столовой, – согласился Калмыков и протянул женщине дополнительно несколько крупных купюр. – Надеюсь, этого хватит?