— Нет, напротив, он очень спокоен. Но мы уже не доверяем ему и поэтому всегда настороже. Послушайте, не зайдете ли вы проведать его?

— Я? Зачем?

— Вы имеете на него влияние. Попросите его отвечать на вопросы следователя.

— Но ведь он все уже рассказал, разве этого мало?

— Печально будет, если и во время суда он будет хранить молчание.

— Если он решил молчать, то и рта не раскроет. Такой у него характер.

— Мне кажется, вы сумеете переубедить его…

— Хорошо, я попробую. Но я заранее знаю, что это напрасный труд.

Войдя в камеру атлета, Зиг увидел, что тот лежит на постели, отвернувшись лицом к стене. Полицейский приблизился к нему и, тронув за плечо, сказал:

— Бедняга, ты, похоже, болен.

Атлет поднялся, его тусклые глаза заблестели.

— Это ты? Рад тебя видеть. Как поживаешь?

— Обо мне не стоит и говорить, — ответил сыщик. — Я крепче тебя и пока умудряюсь избежать нервного срыва.

— Да, было такое, — с грустью произнес атлет, — но теперь мне уже лучше.

— Неужели ты все еще думаешь о женщине, которая заставила тебя так страдать?

— Да, все еще.

— И все еще любишь ее?

— Да, — ответил исполин, не задумываясь. — Это удивляет тебя?

— Нисколько, ведь я так же глуп, как и ты. Так всегда бывает, мой милый. Ты оттого обожаешь свою Лину, что она относится к тебе самым мерзким образом, а если бы она была с тобой мила и ласкова, приходила бы навестить тебя каждый день и приносила бы с собой букет фиалок, она в скором времени надоела бы тебе до смерти.

— Ты видел ее? — спросил атлет.

— Нет, — ответил Зиг.

— Где она теперь?

— Понятия не имею.

— Я спрашивал о ней сторожей, но никто мне не отвечает.

— Это неудивительно. Тюремные сторожа не особенно мягкосердечны, а с твоей стороны такой вопрос еще более неуместен, потому что ты сам отказываешься давать какие бы то ни было ответы.

— Да, это верно, — подтвердил атлет, — они хотели заставить меня говорить, но я этого не люблю. Может, и ты пришел с тем же намерением?

— Я был бы доволен, если бы убедил тебя отвечать на вопросы следователя.

— Он докучает мне.

— Он вправе это делать, так как и ты ему докучаешь, отказываясь говорить с ним.

— Но что мне ему сказать? Он хочет, чтобы я подробно рассказал, как я убил того человека на Французской улице, а я не желаю вспоминать об этом, вот и молчу как рыба.

— Но ты хотя бы говорил со своим защитником?

— Глупости все это. Я заявил, что не пойду в приемную, когда мне сказали, что он там.

— Но как же он будет защищать тебя?

— Я не хочу, чтобы он меня защищал! — воскликнул атлет. — Все равно меня осудят!

— Ты мог бы надеяться на более мягкое наказание, — снова начал Зиг. — Ловкий адвокат сумел бы найти смягчающие обстоятельства.

— Но я не хочу никаких смягчающих обстоятельств! — воскликнул атлет. — Если я больше не могу жить со своей женой, лучше умереть!

— Пожалуйста. Значит, ты не будешь защищаться? Как хочешь, это своего рода самоубийство. Итак, до свидания, тебе ничего не надо?

— Нет, благодарю тебя.

— Ты порядочный человек. У тебя нет недостатков, есть только пороки.

— Постой, ты можешь оказать мне большую услугу, — сказал Пауль, когда Зиг уже подошел к двери.

— Я знаю, о чем ты хочешь попросить, — произнес сыщик, оборачиваясь. — Ты хочешь получить какие-нибудь известия о Зоннен-Лине. Хорошо, я постараюсь с ней увидеться.

— И поговоришь с ней обо мне?

— Разумеется.

— И если она скажет обо мне что-нибудь хорошее…

— Я сейчас же передам тебе это. До свидания.

— Возвращайся поскорее! — крикнул атлет вдогонку.

Дверь за сыщиком закрылась.

После визита к Паулю Зиг сейчас же отправился к своему начальнику, чтобы сообщить о результатах своего посещения.

— Я это предвидел, — сказал тот, — его не заставишь говорить. И на суде он, похоже, будет молчать.

Так как Зиг хотел сдержать данное атлету обещание, он спросил про Лину.

— Она уже несколько дней как на свободе. Проступок, за который она была арестована, — сущий пустяк. Кроме того, она оказала нам услугу, выдав своего милого муженька. А что касается убийства, то она к нему непричастна. На суде Зоннен-Лина выступит только как свидетельница со стороны обвинения. Незачем ее здесь держать, и без нее народу хватает.

— А вы не знаете, что она делает на свободе?

— Конечно, знаю. Мы ведь не выпускаем ее из виду. Она подала прошение о разводе и, несомненно, получит его. А если хотите знать, где она живет, то я вам сейчас скажу… — Заглянув в толстую книгу, следователь проговорил: — Люцовштрассе, двести тридцать.

— Вот как! Но у кого же она живет?

— У нее собственная квартира. Не удивляйтесь, она вовсе не так глупа, как кажется.

Начальник полиции был прав. Едва очутившись на свободе, Лина сейчас же воспользовалась возможностью устроиться на собственной квартире, обставленной элегантной мебелью, за которую расплатился один флегматичный англичанин. Он имел одно «похвальное» намерение — жениться на Лине Кольвейт и уехать с ней в Индию, чтобы досадить своей семье. Невеста наслаждалась всеми преимуществами предстоящего замужества, на которое очень надеялась, но оно могло и не состояться.

Зиг навестил ее, но был огорчен результатом разговора: Лина продолжала ненавидеть атлета и с нетерпением ждала приговора суда. Она даже велела Зигу передать Паулю, что, как только получит развод, выйдет замуж за своего англичанина.

Тем временем элегантный молодой человек побродил немного по городу, зашел в цветочный магазин и купил ветку белой сирени. Затем он направился на Кляйстштрассе и, быстро взбежав по ступеням лестницы одного из домов, очутился в гостиной, где прелестнейшая из женщин встретила его с улыбкой и протянула ему обе руки.

Минуту спустя другой человек — маленький, худой, болезненного вида, подошел к тому же дому и поднялся по черной лестнице. Добравшись до третьего этажа, он бесшумно отпер маленькую дверцу и исчез за ней. Медленно прошел по темному коридору и остановился у другой двери, с матовым стеклом. Там он опустился на колени и, отыскав место, где стекло поцарапано, стал внимательно смотреть через него.

В камине весело потрескивал огонь, а лампа, стоявшая на столе, освещала комнату. Хорфди сидел на диване, как раз напротив стеклянной двери, а рядом с ним — Мария. Она все еще носила траур, но теперь ее платье украшал небольшой вырез ворота, черные кружева покрывали плечи, а прекрасные волосы были кокетливо причесаны. Мария стала как-то мягче и женственнее, а в ее взгляде светилась нежность.

— Могу ли я слепо доверять вам, — спросила вдова, продолжая начатый разговор, — могу ли я верить вашим клятвам? Большинство мужчин не очень серьезно относится к своим обещаниям. Но разве мы созданы для того, чтобы нас обманывали? Не перебивайте меня, я знаю, что говорю, я была свидетельницей многих измен. Молодую, чистую, доверчивую девушку обмануть нетрудно: она не требует отчета о вашем прошлом, она хочет только, чтобы настоящее принадлежало ей одной. В своей невинности она даже не подозревает, что может быть иначе. В ней нет ни сомнений, ни подозрений. Разве ей пришло бы в голову обманывать любимого человека? Никогда. Мужчина же, которому она верит как святыне, случайно встречает более или менее соблазнительную особу, видит ее, идет за ней и изменяет той, которая его любит…

— Но которую не любит он, — вставляет Хорфди.

— Зачем же он тогда лгал? Зачем говорил ей, что любит?

— Он думал, что любит. Некоторые мужчины живут тихо и спокойно и благодаря своему темпераменту застрахованы от всякой страсти. Но их любовь так же мало похожа на истинную, как свет, освещающий нашу комнату, на солнце. Такие мужчины никогда не испытают всех радостей и страданий истинной любви!