— Свести со мной! — воскликнула Лина в ужасе. — Но ведь он говорил вам, что хочет убить меня!..

— И что же? Что мне до этого, дитя мое? Ведь я даже не знал тебя.

Она подумала немного и спросила:

— А вы исполните обещание, данное Паулю, если я обо всем вам расскажу?

— Я не могу нарушить слово, но я сделаю вот что: вместо того чтобы велеть привести атлета к тебе, я велю вас обоих отвести в приемную. Он может тогда говорить что угодно, но ему не удастся и пальцем до тебя дотронуться, так как между вами будет железная решетка.

Женщина уселась на постель и задумалась. Зиг взял скамейку, сел напротив Лины и сказал:

— Отвечай на мои вопросы и ничего от меня не скрывай, иначе — клянусь тебе — ты погибла.

Лина содрогнулась. Зиг приступил к делу.

— Недавно на Французской улице был убит человек. Что ты можешь рассказать мне про это преступление? Долго ли ты была знакома с человеком, которого убил Пауль?

— Два дня.

— Когда и где ты его встретила?

— Часов около трех пополудни, на Дворцовом мосту, напротив биржи…

— А как вы познакомились?

— Была сильная вьюга. Ветер сорвал с меня шляпу, и этот господин поднял ее и подал мне. Потом мы разговорились, а мне так редко удавалось выйти из дома и с кем-нибудь поговорить… Он проводил меня немного. Вероятно, я ему понравилась, потому что он улыбался мне и смеялся.

— Как выглядел этот господин? Он был высокого роста?

— Среднего…

— А дальше что было?

— Он предложил мне встретиться с ним в половине шестого в Кайзер-кафе, чтобы выпить кофе и поболтать. Я несколько лет вынуждена была проводить время с одним и тем же человеком, понятно, что у меня было желание пообщаться с кем-нибудь еще… На Фридрихштрассе мы расстались, и я зашла домой посмотреть, там ли муж. Увидев, что его нет, я отправилась в Кайзер-кафе, где меня уже ждал этот господин. Мы посидели с ним немного и выпили по рюмочке коньяка. Мне было очень весело… Остальное вам, вероятно, уже рассказал Пауль…

— А в котором часу Пауль вернулся домой?

— В девять.

— Говорил ли он что-то вроде: «Я убил твоего возлюбленного?»

— Да, что-то в этом роде говорил.

— А что ты на это сказала?

— Да что я могла сказать? В тот вечер он готов был убить и меня. Я еще никогда не видела его таким взбешенным.

— У него на руках была кровь?

— Нет.

— Он не говорил тебе больше об убийстве?

— Нет. Никогда.

— Ты не помнишь, какого числа это произошло?

— В конце августа или в начале сентября.

— Я спрашиваю, какого числа это было.

— Я не помню числа, сударь.

— И ты не знаешь фамилию этого господина?

— Нет, я не спрашивала его фамилии.

— Но, может быть, ты помнишь имя?

— Нет, я даже не знала его, кажется…

— Опиши мне этого человека как можно подробнее.

— Среднего роста, с усами, очень элегантный…

— По-твоему, он был женат или нет? — спросил сыщик.

— Может быть, и женат… Он был немножко неловок в обращении со мной и, кажется, боялся, что нас увидят вместе. Поэтому он, вероятно, и пошел со мной на верхний этаж, где было мало посетителей.

— Ты можешь описать его одежду?

— Кажется, у него было темное пальто.

«Это подходит», — подумал Зиг, а вслух спросил:

— Не вынимал ли он во время разговора какой-нибудь предмет из кармана?

— Он вынимал бумажник и хотел подарить мне «на память», как он сказал, деньги, чтобы я могла купить у Герино платье, которое мне очень понравилось, но я денег не взяла, так как Пауль мог увидеть их и стал бы спрашивать, откуда они.

— Как выглядел бумажник? Припомни хорошенько.

— Мне кажется, это был даже не бумажник…

— Может быть, чековая или записная книжка?

— Да, да, эта была записная книжка, с резинкой сверху.

— А цвет ты помнишь?

— О да, красный.

«Ну, сомнений больше нет», — сказал себе сыщик и встал со словами:

— Пока мне больше ничего от тебя не нужно.

— Я вас еще увижу? — спросила Лина.

— Может быть, да, может быть, нет, я не знаю.

Она схватила его руку и с мольбой промолвила:

— Приходите еще, прошу вас!

— Приготовься к свиданию с твоим супругом, — сказал ей Зиг. — Через полчаса тебя позовут в приемную.

Эти слова подействовали на Лину так, будто ее облили холодной водой. Она воскликнула:

— Вы клянетесь, что нас будет разделять решетка?

— Клянусь. Прощай!

И с этими словами сыщик удалился.

— Прощайте, сударь! — промолвила Лина, с грустью глядя ему вслед.

Оставшись одна, она снова стала играть, как ребенок, своими длинными волосами, улыбаясь почти бессмысленной улыбкой.

XI

Два жандарма отвели атлета в приемную, где не было никого, кроме него. Как было условлено, с рук узника сняли кандалы.

— В какую дверь она войдет? — тихо спросил Пауль, усаживаясь на скамью в углу полутемной залы.

Ему указали на дверь по ту сторону решетки, разделявшей комнату на две половины.

Узник поднял голову и сказал слегка дрогнувшим голосом:

— Но если она войдет оттуда, то как же она попадет сюда, ко мне?

— По всей вероятности, она не попадет к вам, — невозмутимо ответил тот жандарм, что был постарше.

— Как не попадет?!

— Вы можете подойти к решетке и говорить с ней о чем угодно, — заметил другой жандарм успокоительным тоном, видя, что атлет начинает волноваться.

— Негодяи, вы обманули меня! — завопил Пауль в исступлении.

— Вам было обещано, что вы увидите ее, и она придет.

— Меня обманули! — кричал атлет. — Она должна прийти сюда, на эту сторону, между нами не должно быть решетки! Это низость, меня надули! О, если бы я знал!.. Я бы убил этого негодяя как собаку! Я бы всех перебил, вы…

И Пауль с угрожающим видом шагнул в сторону жандарма, спокойно стоявшего со связкой ключей в руке.

— Я хочу, чтобы она пришла сюда, на эту сторону!

— Вы требуете невозможного, — сказал старый жандарм.

— Ах вот как! — воскликнул атлет и, схватив деревянную скамью, приделанную к стене, оторвал ее и швырнул на пол. Затем он бросил пару стульев и стол в угол комнаты, вооружился ножкой от стола и, спрятавшись за своей баррикадой, крикнул:

— Ну, подходите!

Жандарм остался спокойно стоять на месте, пожимая плечами.

Хладнокровие этого человека вывело Пауля из себя. Одним прыжком он перескочил разделявший их барьер и бросился на своего противника.

Жандарм понял, что подвергает себя опасности, и быстро ретировался к двери. У самого порога ему пришлось отскочить в сторону, чтобы избежать обрушившегося на него со страшной силой атлета, и он быстро выскочил за дверь и захлопнул ее.

Пауль остался один.

В это время прибежали другие жандармы с револьверами. Предстояло настоящее побоище. Атлет в конце концов уступил бы силе, но защищался бы наверняка отчаянно. В его исполинских руках всякий предмет становился смертоносным орудием. К тому же ему ничто не мешало броситься на первого же жандарма, появившегося в дверях, вырвать у него револьвер, спрятаться за баррикаду и таким образом держать своих врагов на почтительном расстоянии.

Все жандармы столпились у дверей приемной и уже собирались отворить ее, как вдруг появился Зиг.

Как раз в ту минуту, когда сыщик собирался уходить домой, он услышал какой-то странный топот и шум и решил выяснить, в чем дело.

«Так я и думал, — сказал он себе, — в сущности, это моя вина. Я сдержал обещание лишь наполовину. Атлет вправе ругать меня. Теперь я должен предупредить кровопролитие, пусть даже ценой собственной жизни».

Храбрый и решительный, Зиг ни минуты не колебался. Приблизившись к собравшимся жандармам, он сказал:

— Не входите туда. Я пойду один.

— Что вы собираетесь делать? — спросил старый жандарм, узнав Зига.

— Еще не знаю, но утром мне удалось усмирить его, может быть, удастся и теперь. Вы всегда успеете броситься мне на выручку. Тем более, начальству будет приятно, если обойдется без насилия.