5
Часы провозгласили полночь,
А ночь была жестокой, зимней,
Ее тираны – Тьма и Холод –
Владычили над целым миром.
В домах таились люди. Кто бы
Стал искушать богов небесных
В такую ночь под вольным небом?
На улицах, где так недавно
Томились и толкались люди,
Все было пусто, точно в руслах
Иссохших рек. И в том безлюдье
Скитался лишь один безумец –
Вихрь…
Он по улицам метался,
Как будто бы оседлан чертом,
Который огненные шпоры
Ему в бока вонзал…
Гневливо
Он вскакивал на крыши зданий,
И в трубы лез,
И мчался дальше,
И выл в простуженные уши
Глухой, ослепшей зимней ночи,
Затем тот вихрь вцепился в тучи,
Когтями разодрал их в клочья;
В испуге звезды задрожали,
И, как утопленник, всплывая
Меж туч, луна заколыхалась.
Но вот уже через мгновенье
Вихрь снова мощным дуновеньем
Укутал в тучи Луну и звезды,
И на землю с высот небесных,
Как птица хищная на жертву,
Он ринулся,
Но уцепился
Лишь за расшатанную раму
В оконце ветхом,
Встряхнул ее и вырвал с треском
И, насладясь переполохом,
Умчался прочь со страшным смехом.
Был город пуст. Кому охота
Гулять в такую ночь? Но все же
Вот путник… Иль, быть может, призрак -
Его обличив неясно…
Идет… все ближе он… и видно,
Что это женщина. Но только
Останется загадкой мрака,
Кто это – дама под вуалью
Иль просто нищенка в лохмотьях?
Она несмело огляделась
И вдруг увидела карету,
К ней воровским подкралась шагом,
Удостоверилась, что кучер
На козлах дремлет преспокойно,
И тихо приоткрыла дверцу…
Ворует? Нет, наоборот,-
Кладет в карету что-то… Дверцу
Захлопнула и исчезает…
И вот открылись двери дома,
Выходят господин и дама,
Они идут к карете. Сели.
Бич свистнул. Лошади помчались.
Но что за крик внутри кареты?
То дама взвизгнула. В карете
У ног ее пищит дитя!
Доехали… Открылась дверца,
Выходят господин и дама,
И тут вознице молодому
Сказала пассажирка так:
«Вот получите деньги эти,
А там в карете вы найдете
Ребенка, малое дитя!
Себе на чай его возьмите –
Великолепный мальчуган!
О нем вы, милый, позаботьтесь –
Ребенок – это дар господень!»
И господа ушли, смеясь.
Дитя, найденное в карете,
Что ж ты не родилось собакой!
Ведь на коленях этой дамы
Тебе местечко бы нашлось!
Она тебя бы воспитала…
Но так как ты не собачонка,
То знает лишь господь небесный,
Что в жизни станется с тобой!
Почесывал затылок кучер…
Молился он или бранился?
Но ясно было и понятно,
Что этот самый божий дар
Ему пришелся не по вкусу:
«Ведь вот щенок! Что с ним поделать?
Везти домой? Но мой хозяин
Обоих вышвырнет за дверь!»
И зло стегнул он лошадей
И горестно поехал прочь.
Он улицей окрайны едет
И видит, что в одном трактире
Еще не кончилось веселье.
Окно трактира багровеет,
Как пьяницы распухший нос.
«Ну вот и ладно!» – буркнул кучер,
Господень дар к дверям кабацким
Подбросил и погнал коней!
Едва успел отъехать кучер,
Как из дверей кабацких выпал,
Крича ужасные проклятья,
Порядочно хмельной старик.
Через порог переступая,
Споткнулся он и растянулся,
Да так, что носом снег вспахал.
«Вы пострадали, ваша милость! -
Он сам себе промолвил лежа.-
А ты, порог, ты вырос, что ли?
Вчера ты не был так высок!
Ведь если был таким вчера ты,
То я бы и вчера споткнулся,
Но ведь вчера я не споткнулся,
Хотя не меньше пил вина.
Я в этом деле очень точен!
Я пью по мерке. Понимаешь?»
Так он бурчал, с трудом поднявшись,
И прочь поплелся он, твердя:
«Нет, что вы там пи говорите,
А по сравненью с днем вчерашним
Он вырос… И не отступлюсь я
От этого… Я сделал шаг,
А он, проклятый, вырос… Стыдно
Подстраивать такие штуки!
А может быть, подложен камень?
Ведь люди злы! Все может быть!
Всегда хотят подставить ножку,
Дурные люди, злые люди!
Брось под слепые ноги камень,
И человек расквасит нос!
Мол, слепость ног подгадит носу!
Ну ладно! Я хоть тем утешусь,
Что все о камешек споткнутся!
Хе! Полюбуюсь, посмотрю,
Как будут люди спотыкаться…
Но, впрочем, что я говорю!
Старик, ты что это задумал?
Достойно ли тебя злорадство?
Нет, старина, вернемся к двери,
Отбросим этот камень прочь!
Я вор, а при нужде – грабитель,
А если надо, я – убийца,
Но все же не допустит совесть,
Чтоб люди спотыкались зря!»
Идет назад старик почтенный,
Чтоб от дверей отбросить камень»,
Нагнулся, взял его руками.
«Ха! Что за писк!» И вздрогнул старец
И закричал от удивленья:
«Гром разрази меня, но только
Не видел мир такого камня!
Он – мягкий, и к тому ж визжащий!
Визжащий камень! Это странно!
А ну-ка, поднесем к окошку…
Хо-хо! Да это же – младенец,
Ребенок самый настоящий!
Гу! С добрым вечером, братишка!
Или сестренка? Непонятно!
Ты кто таков? Какого черта
Здесь оказался? Вероятно,
Удрал ты из родного дома,
Злодей малюсенький! Однако
Что я толкую? Вздор какой-то!
Ведь ты, бедняжечка, в пеленках,
Быть может, только что родился.
А кто родители? Я знал бы,
Так вмиг бы им тебя доставил!
Вот это уж злодейство вправду -
Такого малого ребенка
Подкинуть, как башмак Дырявый!
На это ведь не только воры,
А даже свиньи не способны!
В лохмотья жалкие укутан,
Ты – бедной матери ребенок.
Гм… а быть может, и не бедной,
А для отвода глаз она
Тебя укутала в лохмотья,
Чтобы никто не догадался
О знатности происхожденья…
Кто знает? Знать никто не может,
Навеки тайна будет тайной…
Но кто займется человечком?
Кто? Я! Ей-богу, я и стану
Отцом твоим, и честь по чести
Тебя я воспитаю. Буду
Красть для тебя, покуда в силах.
Когда ж для этой я работы
Состарюсь,- будешь красть, мой мальчик,
Ты для меня. Уж так ведется.
Рука-то руку моет! Понял?
И воровство мое отныне
Становится вполне законным –
Я на двоих теперь ворую!
Терзать меня не будет совесть!
Однако молоко ребенку
Необходимо. Что ж! Достанем!
Соседка своего младенца
Как раз вчера похоронила –
Теперь тебя кормить возьмется.
Возьмется! Коль почует деньги,
То выкормит она и черта!»
Так бормоча, побрел он к дому,
Старик добрейший. Переулки
Вели к жилищу потайному,
К норе в подвале…
И соседку Он разбудил:
«Соседка, свечку!
Зажгите свечку поскорее,
Не то сожгу я всю трущобу!
Зачем свеча – вы знать хотите?
Зажжете – все вам станет ясно!
Так! А теперь без промедленья
Младенца накормите грудью.
Где взял его я? На пороге
Нашел. Подарок это божий,
Ведь говорил я не однажды –
Меня господь небесный любит!
Да! Любит! И гораздо больше,
Чем это думают попы!
Вот вам сокровище, соседка,
Но, чур, его не уморите,
Как своего дитятю. Ясно?
А все расходы и затраты
Я вам, конечно, возмещу!
Ведь мы друг друга понимаем!
Сочтемся! Правда, деньги нынче
Родятся плохо – люди стали
Стоглазы, черт их побери!
Но все ж я уплачу по-царски.
Поможет бог! И повторяю:
Заботьтесь о ребенке этом,
Как будто о самой себе!
Ведь старости моей надежда
Найденыш этот!»
Сторговались…
Дитя пригрето. Ротик тянет
Из женской груди жизни горечь.
Лишь день живет дитя, но сколько
Его уж эта жизнь швыряла?!
А что еще случится дальше?!