10
Вот прочь из города он вышел,
Из тесных стен на вольный воздух,
Как из тюрьмы освободившись,
Пошел, вдыхая воздух вольный.
Наиценнейший дар господень,
От коего и ноги крепнут,
И крылья духа вырастают.
И на ходу он оглянулся,
А город был уже далеко,
Дома один с другим сливались,
И поглотил наполовину
Туман коричневые башни,
И, как пчелиное жужжанье,
Шум толп из города донесся.
И подбодрял себя подросток:
«О, дальше, дальше, чтоб не слышать
Тот шум и ничего не видеть,
Чтоб позабылось все, что было
В той жизни, если только жизнью
Все то, что было, звать возможно!»
Как будто бы кнутом гонимый,
Бежал Сильвестр. И город скрылся,
И лишь тогда, в бескрайной дали,
Он ощутил себя свободным.
«Свободен я! – вскричал подросток.-
Свободен я!» Ни слова больше
Не мог он вымолвить, но слезы
Об этом чувстве говорили
Красноречивее, чем речи.
О, что за чувства, что за мысли,
Когда впервой почуешь волю!
Все дальше, дальше шел подросток,
Туда, куда влечет природа,
И с величайшим удивленьем
Глядел он на леса, и горы,
И на луга, и на равнины,-
На все, что открывалось взору.
И все это казалось новым.
Впервые видел он природу В ее красе.
И жадный взор
Блуждал в зеленых дебрях леса
И по вершинам дальних гор,
Где шум ручья звучит, как гром,
А гром звучит, как будто грохот
Во время Страшного суда…
И возвращался взор тогда
К безмолвным низменностям пушты,
Где тихие ручьи блуждают
И кажется великим шумом
Жуков чуть слышное жужжанье.
Повсюду побывал подросток
И восхищенными глазами
Все обошел. И вот, охвачен
Священным чувством восхищенья,
Он опустился на колени.
И господу взмолился так:
«Господь! Тебя я обожаю!
Теперь я знаю, кто ты! Часто
Слыхал твое святое имя
И сам твердил я имя это,
Не ведая его значенья.
Но вот Великая Природа
Твое величье объяснила.
Теперь я знаю – кто ты!
Славься, Господь, вовеки!»
Куда б он ни взглянул – повсюду
Он видел чудную природу.
Но также видел он, скитаясь:
Везде несчастен человек,
Везде нужда и злодеянья
Его гнетут! Везде, всегда!
И убедился юный путник,
Что все ж не самый он несчастный
Среди людей,
И было больно
Понять, что есть на свете люди,
И большей жалости достойны,
Чем он. И собственная скорбь
Все меньше делалась, покуда
Не позабыл о ней он вовсе
И ощущать ее не стал.
И, чуя лишь чужие беды,
Сильвестр чело склонил на камни
И зарыдал.
11
И то, что кроткий воспитатель
Ему сказал, вручивши деньги
И обнимая на прощанье,-
Слов этих не забыл Сильвестр.
Он поступил учиться в школу
И обучался в ней прилежно,
И, как луна средь звезд, сиял он
Среди товарищей своих.
Товарищи ему дивились,
Но все ж его не полюбили -
На них давило, точно камень,
Величие его души.
Так на Сильвестра ополчились
И издевательство и зависть –
Летели ранящие стрелы.
Что тут поделать мог Сильвестр!
«Зачем понадобилось это? –
Нередко с кроткой добротою
К товарищам он обращался.-
Вы обижаете меня!
Зачем, друзья, вам это надо?
Учусь не для своей я пользы -
А ради вас!
Ведь все, что в школе я узнаю,
Поверьте мне, пойдет на пользу
Всем добрым людям в этом мире –
Кому угодно, а не мне!
Когда б вы мне взглянули в душу,
Наверное бы полюбили
Меня вы так же, как сейчас
Вы ненавидите меня!
Когда б вы мне взглянули в душу,
Вы поняли б свою ничтожность
И веток бы рубить не стали,
Где созревает плод для вас!
В тени вот этих самых веток
Когда-нибудь вы отдохнете!
О близорукие ребята!
И вы полюбите меня!
Ей-богу! Я уверен в этом!»
Ребята, слушая, смеялись.
Все уверения Сильвестра
Служили лишь зарядом новым
В ружье насмешки. То ружье
Всегда нацелено на сердце
Сильвестру было. И подросток
Все дальше отходил от мира,
Все глубже уходил в себя.
Всех избегал. И стало другом
Лишь одиночество ему.
Так он и жил… О чем он грезил,
Пустой мечтой считали люди,
Но знал Сильвестр – его виденья
Живыми были существами,
Прообразами дней грядущих.
Они ему глядели в душу.
И как Коран магометане,
И словно Библию евреи,
Историю он мировую Читал…
О, как она прекрасна,
Та книга чудная! Ведь каждый
Все в ней найдет, чего он ищет.
И для одних она – блаженство,
А для других она – мученье.
Жизнь для одних она, другим же
Сулит погибель книга эта.
Одним даст она оружье:
«Ступай, борись! Бороться будешь
Ты не напрасно!
Ты человечеству поможешь!»
Другим же говорит: «Довольно!
Слагай оружье!
Бороться стал бы ты напрасно!
Ведь будет мир несчастен вечно,
Как и в былых тысячелетьях!»
Что юноша прочел в той книге,
О чем он думал,
Когда дрожащею рукою
Закрыл он книгу?
«Вот виноградина,- он думал,-
Невелика она, а все же,
Чтоб виноградина созрела,
На это требуется лето!
Земля ведь тоже плод огромный,
Так сколько лет необходимо,
Чтоб этот мощный плод созрел?
Тысячелетья? Миллионы?
Но все же и земля созреет,
Созреет этот плод великий,
И будут лакомиться люди
Им до скончания веков!
…Под солнцем зреет виноград,
И прежде, чем он станет сладок,
Мильоны солнечных лучей
В него вдыхают пламень жизни!
Вот так же и земля! Она
Ведь тоже зреет под лучами,
Но те лучи не солнце льет,
А человеческие души.
Явление души великой
И есть вот этот самый луч,
Но появляются не часто
Такие души на земле.
Так как же можем мы хотеть,
Чтоб этот мир созрел столь быстро?
Я чувствую, я – тоже луч,
И помогаю зреть я миру.
Лучи живут лишь день единый,
И знаю я: когда начнется
Тот виноградный сбор великий,
Я отгорю уже, погасну,
И след моих трудов ничтожных
Затерян будет меж великих
Трудов всего людского рода.
Но все же придает мне силу,
Спасает от боязни смерти
Сознанье, что я тоже – луч!
Так принимайся
За работу,
Душа моя!
Пусть ни минуты,
Ни дня потеряно не будет!
Задача велика,
А время Летит,
И жизни дни – недолги!
А какова цель жизни? Счастье!
А счастье нам дает свобода!
Бороться буду за свободу,
Как многие уже боролись!
Пусть суждено платить мне кровью,
Как с многими уже случалось!
Примите, витязи Свободы,
Меня в ряды свои святые!
На верность знамени Свободы
Я присягаю! Если в теле
Найдется у меня хоть капля
Дурной, изменнической крови -
Ее я выжму или выжгу
Из самой сердцевины сердца!»
Такое сделал он признанье.
Признанья не слыхали люди,
Но бог услышал. И открыл он
Священный фолиант,
В котором
Записаны все жертвы,
И записал в ту книгу имя Сильвестра.