Пешт, октябрь – ноябрь 1845 г.
ЗИМНЯЯ НОЧЬ
Дик зимний мрак. Снежинки это вьются?
Быть может, эго помыслы безумца?
А может быть, несутся снежной ночью
Моей души мерцающие клочья?
А полночь близится. Я жду ее. Пусть трое
Восстанут призраков передо мною -
Святая троица, владычившая мною.
Их имена: Любовь, Надежда, Вера…
Они мертвы. Убиты. Я в их помощь
Давно не верю. Но, однако, в полночь
Все трое вылетают из могилы,
Чтоб вновь напомнить то, что прежде было.
Вихрь тучи рвет. Гляжу в морозный воздух.
Вот взор мой затерялся где-то в звездах,
И так багряно лики их трепещут,
Как будто тысячи кровинок блещут.
Кто лжет, что звезд кровавых не бывает?
Ведь на земле так много убивают!
Кровинки Авелей мерцают в небе где-то,
Земля, мошенница, бормочет: «Звезды это!»
Безумец вихрь, ты, воя, треплешь тучи,
Хватая тучи, мне слепишь ты очи
И норовишь мне в волосы вцепиться…
Ах, вырви, лучше вырви мое сердце!
Как бьется сердце! Слушаю, печален,
Как будто камни рушатся с развалин,-
Так молоток стучит по крышке гроба,
И все для погребения готово.
О, грудь моя, о грудь моя – гробница,
Где заживо схороненное сердце!
О, заживо схороненное сердце,
Кто знает, кто, как должен я томиться!
Вот замер вихрь, и месяц меркнет где-то,
И где-то блещет мирный луч рассвета,
Пора домой! Теперь я лечь мечтаю…
Ни мир, ни свет не нужен мне – я знаю!
Салк-Сентмартон, ноябрь – декабрь 1845 г.
СУМАСШЕДШИЙ
…Что пристаете?
Живо вон отсюда!
Я тороплюсь. Великий труд кончаю:
Вью бич пылающий из солнечных лучей,
Им размахнусь, вселенную бичуя.
Они застонут, но захохочу я:
Вы тешились, когда я плакал?
Ха-ха-ха!
Жизнь такова. Мы стонем и смеемся,
Покуда смерть не скажет: «Цыц!»
И я умру однажды, ибо в воду
Мне влили яду те, кто втихомолку
Мое до капли выпили вино.
И что же сделали мои убийцы,
Чтоб скрыть злодейство? Кинулись, рыдая,
На тело распростертое… Хотелось
Вскочить и откусить им всем носы,
Но передумал… Пусть, оставшись с носом,
Задохнутся, вдыхая смрад мой труппы и!
Ха-ха-ха!
И где ж меня зарыли? В африканской
Пустыне! Это было мое счастье!
Пришла и из могилы откопала
Меня добросердечная гиена.
Но даже и единственную эту
Я благодетельницу одурачил:
Она хотела сгрызть мне только ляжку,-
Я вместо ляжки сердце ей подсунул
Столь горькое, что сожрала – и сдохла!
Ха-ха-ха!
Ну, что же! С каждым человеколюбцем
Так будет. Что такое человек?
Есть мненье, будто люди – эго корни
Цветов, растущих где-то в небесах.
Увы – ошибка! Человек – растенье,
Чьи корни скрыты глубоко в аду!
Мне это откровение преподал
Один мудрец, безумец величайший,
В том смысле, что от голоду пропал.
А почему не убивал, не грабил?
Ха-ха-ха!
И для чего смеюсь я, как безумный?
Ведь плакать следует, а не смеяться,
Оплакивая гнусный шар земной.
Ведь даже бог очами туч рыдает,
Скорбя о том, что землю сотворил.
Но толку нет от этих слез небесных,-
Они на землю падают затем,
Чтоб человечество на них топталось.
И от небесных слез осталось
Что? Только… грязь!
Ха-ха-ха!
О небо! Старый отслуживший воин,
Бреди с медалью солнца на груди!
Иди, бреди, в лохмотья туч укутан…
Вот так солдат в отставку увольняют:
Блестит на ветхом обмундированье
Она – медаль за службу и увечья.
Ха-ха-ха!
А как это понять по-человечьи,
Коль перепелка свищет «пить-палать!»?
О! Это значит:
Избегайте женщин!
Ведь женщина всегда влечет мужчину,
Как море реку.
А с какою целью?
Ну, разумеется, чтоб поглотить!
Зверь – женщина! Красивый и опасный,
Прекрасный и опасный зверь!
Отрава в золотом стакане -
Вот что такое ты, любовь!
Любви малейшая росинка
Убийственнее океана,
Который превратился в яд.
Скажите, видели вы море,
Которое вспахала буря,
Чтоб сеять смерти семена?
Скажите, видели вы бурю?
Ответьте, видели вы вихрь?
Тот вихрь, тот смерч -
Он добрый пахарь:
В его руке из молний бич!
Плоды, созрев, срываются с деревьев…
Ты, шар земной, созрел уже! Пора!
Пора сорваться! Впрочем, жду до завтра,
Но если он не завтра – Судный день,
Тогда до центра я земли дороюсь
И заложу такой заряд
Такого пороха туда,
Что все взлетит под небеса!
Ха-ха-ха!
Салк-Сентмартон, январь 1846 г.
ПТИЦЫ
Птицы стремятся в отлет -
Время идет К холодам.
(Будущею весной птицы вернутся к нам.)
Птицы летят и летят…
И замечаешь одно,
Только, пожалуй, одно,
Если на птицу глядишь:
Пьет она синюю высь
Где-то у самых границ
Яви и сна.
Жизнь
Мчится вольней и стремительней птиц,
Но ведь не птица она, не возвратится она!