Салк-Сентмартон, середина октября 1845 г.
НА ГОРЕ СИЖУ Я…
На горе сижу я, вниз с горы гляжу,
Как со стога сена аист на межу.
Под горою речка не спеша течет,
Словно дней моих не радующий ход.
Сил нет больше мыкать горе да тоску.
Радости не знал я на своем веку.
Если б мир слезами залил я кругом,
Радость в нем была бы малым островком.
Завывает ветер осени сырой
На горе и в поле, в поле под горой.
По душе мне осень, я люблю, когда
Умирает лето, веют холода.
Пестрая пичужка в ветках не свистит.
Желтый лист с шуршаньем с ветки вниз летит.
Он летит и наземь падает, кружась,
Пасть бы с ним мне тоже замертво сейчас!
Чем я после смерти стану, как умру?
Мне бы стать хотелось деревом в бору!
Я б лесною чащей был от света скрыт,
Был бы скрыт от света и его обид.
Деревом хотел бы стать я, но вдвойне
Мне бы стать хотелось чащею в огне!
Я лесным пожаром целый мир бы сжег.
Чтобы досаждать мне больше он не мог.
Пешт, октябрь – ноябрь 1845 г.
ИСТОЧНИК И РЕКА
Как будто колокольчика язык,
Ручей лепечет, полный благозвучья.
В дни юности моей была певуча
Моя душа, как плещущий родник.
Она была как зеркало ключа.
В ней отражалось солнце с небосвода,
И звезды и луна гляделись в воду,
И билось сердце, рыбкой хлопоча.
Большой рекою стал ручей с тех пор.
Пропал покой, и песнь его пропала.
Не может отразиться в пене шквала
Полночных звезд мерцающий собор.
О небо, отвернись куда-нибудь!
Себя ты не узнаешь в отраженье.
Волнами взбудоражено теченье,
Со дна его всплыла речная муть.
И на воде кровавое пятно.
Откуда эта кровь? Лесой удильной,
Крючком, в поток закинутым насильно,
Как рыбка, сердце, ты обагрено.
Пешт, октябрь – ноябрь 1845 г.
О РОДИНЕ
Солнца нет, и медлят звезды,
Все не всходят. Ночь темна.
Лишь моя любовь к отчизне,
Как лампада, зажжена.
Ярче звезд любовь к отчизне,
Ярче всех ночных светил.
Край родной мой, край несчастный,
Мало кто тебя любил.
Отчего метнулось пламя
На лампаде? Полночь бьют.
Моего народа предки
Собрались сегодня тут.
Каждый призрак, словно солнце,
Светит и горит в ночи,
Потому что вечной славы
На челе его лучи.
О венгерец, ты, во мраке
Дни влачащий, не гляди
На сиянье гордых предков,
Очи слабые щади.
Наши предки, словно вихри,
Словно бури на горах,
Бесновались на Европе,
На поверженной во прах.
Разлилось широко море,
Море рода моего,
Юга, севера, востока
Звезды падали в него.
Но счастливый лавр победы
Так давно венчал мой род,
Что орел воображенья,
Долетая, устает.
Этот лавр, венчавший венгров,
Так давно увянул он,
Что, быть может, весть о славе -
Только сказка, только сон.
Редко плачу я, но ныне
Слезы на глазах блестят.
Эти капли росяные
Что сулят? Рассвет? Закат?
Чем была ты, слава венгров?
Только яркая звезда,
С неба павшая на землю,
Чтоб угаснуть навсегда?
Иль крылатая комета,
Что, свершив урочный круг,
Чрез века вернется снова,
Озарив все небо вдруг?
Пешт, октябрь – ноябрь 1845 г.
КОРОНА ПУСТЫНИ
Пустыня словно темя
У старца короля:
Травинки-волосинки
Едва родит земля.
Зеленою короной
На дряхлой голове
Дуб высится. Столетья
Шумят в его листве.
Легла бродяжка-тучка
На скалы перед ним
И молвила устало:
«Давай поговорим.
Поведай, дуб высокий,
Что в жизни пережил!»
И вот о чем с бродяжкой
Тот дуб заговорил:
* * *
«На романтических горах вдали
Мои счастливцы пращуры цвели.
Могла ветвями небеса достать
Красавица лесная – наша мать.
И вот в нее влюбился горный вихрь.
Но мать сказала: «Ты мне не жених!»
И он решил – вот подлость какова! -
Ей мстить и мстить, пока она жива!
Так он клялся. А я висел среди
Других семян у мамы на груди.
И вот сорвал он всю семью семян,
Тот мстительный и страшный ураган;
И злобствовал он, семечки гоня… …
Пустыня эта приняла меня.
Я вырос здесь. И множество веков
Я пережил. Вот мой удел каков.
Жизнь долгая тягуча и скучна:
Взгляну вокруг – везде печаль одна.
Гляжу кругом и не могу понять,
Где братья бедные мои, где мать.
Порой приходят странник, пилигрим,
Я, чем могу, помочь стараюсь им.
Тот, кто приходит в знойный летний день,
Здесь получает благостную тень,
А кто зимой придет под сень мою,
Тому я хворост для костра даю,
А кто охвачен скорбью мировой -
Тот вешается под моей листвой.
На этом кончу. Тучка, убедись,
Насколько небогата эта жизнь!
Уж поскорее бы покончить с ней!
Ведь даже вихрь – он всех на свете злей,
О, этот вихрь – мой самый лютый враг,
Со мною он не справится никак.
Напор веков я выдержал, герой!
Но знаешь ли, кто справится со мной?
Червь, жалкий червь, здесь, в собственной груди!
Обидно же! Сама ты посуди!
О боже! Что же ты, создатель наш,
Поблагородней смерти мне не дашь?»