Салк-Сентмартон, август 1845 г.
МОЯ МОЛИТВА
Моих грехов всегда страшилась мать,-
Страшилась, я скажу, не без причин.
Ее пугало, что не хочет сын
Молиться богу, церковь посещать.
Итак, молюсь: вот руки я скрестил,
Вострепетал, благоговею весь.
Услышь меня, владыка мира, днесь,
Услышь меня, о царь небесных сил!
Во-первых… да! Во-первых, о моем
Отечестве. О всемогущий бог,
Что для него я попросить бы мог?
Ведь столько бед нагромоздилось в нем!
Я только об одном бы попросил:
Ему таким вот – долго не прожить.
Ты заново нам должен сотворить
Отечество, о царь небесных сил!
А для себя о чем просить творца?
Красавицу подружку я б хотел,
Коня, чтоб к милой мчаться после дел,
И лавры, лавры, лавры без конца.
Но не затем, чтоб я увенчан был,
А – если выйдет сено у меня,-
Чтоб лаврами я мог кормить коня…
Услышь меня, о царь небесных сил!
Салк-Сентмартон, август – сентябрь 1845 г.
УЖ КРАСНОТОЙ ПОДЕРНУТ ЛИСТ…
Уж краснотой подернут лист.
В густых
Ветвях свистит, свистит осенний вихрь.
Роса в лугах, а солнце как в золе,
Пастух, бетяр мечтают о тепле.
Пастух еще найдет себе очаг,
Найдет еду, вино больших баклаг.
Когда все съест и выпьет все до дна,
В постели рядом будет спать жена.
Нет у бетяра очага в дому,
Бренчат повсюду кандалы ему,
В сухих кустах ютится без огня,
Ночей осенних холода кляня.
Дёмсшёд, сентябрь 1845 г.
ПОСЛЕДНИЙ ЧЕЛОВЕК
Что надо мною? Небосвод
Иль свод могильный здесь встает?
Да! Под могильным этим сводом
Лежит земля огромным гробом.
А этот свет над головой -
То солнце? Нет! Светильник тусклый
Окрасил в красно-желтый цвет
Глухую тьму могильной ночи.
Молчание. Но что я слышу?
Как будто что-то зазвенело!
Быть может, это птичье слово
Иль песнь девическая? Нет,
Тот жалкий звук рождают черви,
Грызя лежащих неподвижно,
С навек закрытыми глазами,
Жильцов гробницы – мертвецов.
Да! Навсегда закрылись очи,
В которых некогда пылало
Любви и ненависти пламя,
И из которых так похабно
Выглядывали чванство, зависть,
Подобострастие и злость,
Как проститутки из окошек
Домов терпимости! Навеки
Закрылись очи мертвецов!
И сердце – этот малый ад,
Который вечно был приютом
Для сотен дьяволов различных
И где пылал неистребимо
Костер злодейств,- остыло сердце!
Всему конец! Бесчестье сдохло,
Измена родине и другу
И остальных чудовищ стадо,
Которое брело повсюду
По человеческому следу,-
Всё, всё исчезло навсегда!
И даже эти угрызенья
Нечистой совести – от них
И следу даже не осталось,-
Давным-давно они скончались,
И люди, что родились позже,
О них лишь понаслышке знали…
Всему конец! Всему конец!
Все спит отныне непробудно.
Сердца остыли, очи гаснут.
И только я еще не умер
Вот здесь, в гигантской пустоте
Кладбищенского склепа – мира,
И размышляю: «Почему же
Ты, Смерть, запаздываешь в гости?
О, почему ты не идешь?
Боишься, что бороться буду?
Не бойся! Я не тот, что прежде,
Когда я шел с отважной грудью
Навстречу миру и судьбе.
О Смерть! Я не обороняюсь!
Иди смелей! Тебе я сдамся.
Я буду как бессильный голос,
А ты – как вихрь! Умчись со мной!»
Пешт, сентябрь 1845 г.
КОНЕЦ РАЗБОЯ
Эх, разбой, веселая затея!
Кончишь, вор, еще ты веселее,
Уж и ветка для тебя готова,-
Ветвь сухая для плода гнилого.
Порешишь расстаться с белым светом –
Палачи тебе помогут в этом.
Чтоб глаза не маялись позором,
Выклюет тебе их черный ворон!
И пока под непогоды дудку
Труп в петле танцует танец жуткий,
Где-то в глубине чертога смерти
В мяч с душой твоей сыграют черти!
Пешт, сентябрь 1845 г.
ТОРГ
«Глянь-ка, парень, сколько денег,- не сочтешь!
У тебя куплю я бедность. Продаешь?
Я за бедность кошелек весь отдаю,
Но в придачу дай мне девушку свою».
«Если б это лишь задаток был от вас,
Да на выпивку б мне дали во сто раз,
Да весь мир еще в придачу заодно,-
Я бы девушку не отдал все равно!»
Салк-Сентмартон, конец сентября 1845 г.
В АЛЬБОМ К. Ш.
На дряхлый дом наш мир похож –
Стропила оседают низко…
Друг, слишком гордо ты идешь,
Согнись! Тогда не будет риска!
Не смогут голову пробить
Ветшающие перекрытья…
«Готов я голову сломить,
Но горбясь не хочу ходить я!»
Борьяд, начало октября 1845 г.
МАЖАРА С ЧЕТВЕРКОЙ ВОЛОВ
Не в Пеште было то, что расскажу я,
Там не до романтического сна.
Компания уселась на мажару,
Пустилась в путь она,
Влекомая тяжелыми волами,-
Две пары в упряжи темнеющих голов.
По большаку с мажарой
Так медленно четверка шла волов.
Ночь светлая. Луна уже высоко
Шла в облаках, всех облаков бледней,
Как женщина печальная, что ищет
Могилу мужа в тишине.
И ветерок ловил полей дыханье,
Был ароматов сладостен улов.
По большаку с мажарой
Так медленно четверка шла волов.
В компанье той присутствовал и я
И был как раз соседом Эржикэ.
Пока другие тихо говорили
Или тихонько пели в уголке,-
«Не выбрать ли и нам себе звезду?» –
Я Эржикэ сказал, смотря поверх голов.
По большаку с мажарой
Так медленно четверка шла волов.
«Не выбрать ли и нам себе звезду? –
Мечтательно сказал я Эржикэ.-
Пускай звезда к счастливым дням прошедшим
Нас приведет, когда замрем в тоске,
Если судьба подарит нам разлуку…»
Мы выбрали себе звезду без слов.
По большаку с мажарой
Так медленно четверка шла волов.