— Даже если мы сообщим твоим собратьям, что ты пытался убить князя Василко?

Глаза старого человека на миг остановились, он сгорбился, стал ниже ростом.

— Кто тебе поверит?

— Мне, конечно, не поверят, а ему обязательно! — ярость хана превратилась в издевку.

Ведун вышел из тени и снял башлык.

Князь отшатнулся, но быстро овладел собой, во взгляде его не было страха, он каялся перед самим собой:

— Был убийцей, стал, предателем. Как же я ошибся. Твое место на колу. — Князь Юрий плюнул в сторону Ведуна.

— Это ты платил деньги за убийство князя! Это твое место на колу!

— Мне все равно, жизнь и честь загублены. Больше вы не услышите от меня ни одного слова.

— Нам все скажут другие! — оскалился Касыд и шепнул что-то хану.

Юрия Владимировича подтащили к стене, бросили в снег. Около, него остался только Ведун, который с видом господина наслаждался тем, что он вершит судьбу князя. Поодаль, наслаждаясь зрелищем, с видом властителей, стояли бек и хан.

— Смотрите! Смотрите на этого человека. Он когда — то был князем, теперь убийца. Это он хотел убить Василко! — Ведун хохотал. Помните на празднике урожая!? Помните?

На стене появился Гаврила. Его бас остановил словоблудство.

— Ведун, я тебя, еще не повесил! Ты думаешь, что тебе повезло? Я тебя посажу на кол.

— Не надейся, Гаврила, ваша крепость будет разрушена. Ты будешь мною обезглавлен! Я отрежу твою голову, даже если тебя убьют в бою.

Ведун плюнул на лежащего князя Юрия и ушел к своим хозяевам.

Юрий Владимирович пополз к воротам крепости. Кровавый след алел на нетронутом снегу. Прикрываясь щитами, сплетенными из гибких ветвей вербы, русские воины унесли князя в крепость.

Василко Олегович молча стоял около ложе истерзанного дяди. Собравшись с силами, едва слышным голосом, князь Юрий обратился к нему.

— Великий князь, выслушай меня, пожалей мои седины. Я не ошибся! Ты действительно Великий князь. Ты спасешь народ, это по силам только Великим!

— Я слушаю тебя, дядя.

— Все, что сказал этот прохвост, правда. Я не смог смирить свою гордыню и поддался искушению. Бог оградил меня от душегубства, а тебя и твой народ — от смерти и страданий. Я знаю, что ты победишь, жаль, что я не доживу до такой радости. Прежде, чем я предстану перед Богом, я прошу у тебя прощения.

— Что было, то быльем поросло! Я простил тебя, дядя! Только у меня есть просьба и ты ее должен выполнить.

— Разве я могу выполнить ее?

— Постарайся дожить до нашей победы!

Старик плакал и кивал в знак согласия. Успокоившись, попросил позвать к нему сына и священника. По знаку князя вошли Савелий и отец Тихон. Василко со священником отошли, давая возможность отцу и сыну поговорить наедине.

— Тату, что ты наделал? Не быть мне удельным князем, народ не примет! — Савелий не удержался от упрека.

— Не укоряй меня, сын! — старый князь с трудом поднял веки. — Меня изнутри съели зависть и гордыня. Они затмили мой разум. И, слава Богу, что я не погубил наш народ. Сейчас он под надежной защитой. Старик закрыл глаза, собираясь с силами. Ты сейчас хочешь пойти по тому же пути. Смирись и навсегда откажись от трона. Возьми меч и иди на стену рядовым воином. Ты искупишь мою вину. Иначе не будет моей душе покоя. Савелий хотел, что — то сказать, но слабым протестующим жестом руки отец, не дал ему вымолвить даже слова.

— У меня времени нет! Сейчас ты поклянешься мне и Богу, что никогда не посмеешь претендовать на трон. Клянись и целуй крест.

Слабеющей рукой он подозвал Тихона и Василко Олеговича. Савелий стал на колени и попросил меч.

— Я клянусь перед Богом и Великим князем и своим отцом в том, что никогда не пойду против нашего народа и никогда не стану стремиться занять трон. Примите меня в защитники города, я пойду на стены простым воином.

Князь подал ему меч.

Савелий целовал оружие и крест. Князь Юрий перекрестил сына и шепотом напутствовал его: — «Живи по совести, сын», — потом обратил свой взгляд к образам.

— Прости меня, Боже! Прости меня, князь! Простите меня, люди православные…

В то морозное утро, солнце неспешно поднималось над горизонтом. В небе ни облачка. Они не мешали смотреть солнцу на безумие людей.

Войска Касыда готовы броситься на штурм. Утренняя молитва скоро закончится, прозвучит сигнал начать штурм. Войска сойдутся в смертельной схватке. Лица русичей сосредоточены и решительны, руки сжимают оружие.

Штурм начался. Тысячи воинов, пришедшие из далеких степей, подбадривая себя воинствующими криками, бросились к стенам. Они шли на смерть ради добычи.

Русичи перекрестившись, обнимались.

— Прощай, сын!

— Прощай, отец!

— Прощай, друг!

— Прощай, брат!

— Прощай, кум!

— Прощайте, люди православные! Умрем, но защитим Веру и Честь нашу! Защитим землю русскую и детей наших!

— С Б-о-г-о-м!

Саин-хан и Касыд смотрели, как степняки ставят лестницы и быстро поднимаются по ним на стены. Лучники хана, пропустив передовые отряды, метали стрелы по защитникам, которые на стенах всеми силами отбивались от врага. Такая тактика позволила наступающим приблизиться к стенам, почти без потерь. Но у самых стен войско Саин-хана и Касыда несло ощутимые потери от лучников, стреляющих из башен.

— Смелее! Смелее на стены! — Касыд метался, готовый сам ринуться в бой.

Защитники первого яруса стены яростно встретили врага короткими копьями, тела убитых все чаще летели вниз, к подножью стены. Хан ждал, что откроются тайные проемы в стене крепости, чтобы новые воины заменили погибших. Проемы в стене открылись, но все произошло не так, как ожидал хан. Русичи, защищавшие первый ярус стены, ушли, наглухо закрыв за собой проемы.

Первая волна наступающих заполняла первый ярус «крыльца», пыталась установить лестницы. На ступеньке все больше наступающих воинов, они мешают друг другу. Оказалось, что установить длинные лестницы очень сложно. Башни изрыгают тучи стрел. Сверху льется кипяток, летят камни.

Касыд ликовал. Еще бросок, и крепость будет взята. Саин-хан все больше мрачнел. Его беспокоило то, что урусы, вопреки его ожиданиям, не атаковали через проемы, а отступили через них. Ему показалось, что урусы пользуются монгольским приемом, завлекая противника в ловушку.

— Замолчи ты, наконец! — угрожающим голосом он остановил бека.

— Чего ты боишься? Победа близка!

— Я боюсь, что мы не возьмем города.

— Мои славные воины уже взбираются на вторую стену.

— Они завлекают нас! Это ловушка!

— Какая ловушка? Где ты ее видишь?

— Урусы, почти без боя, отдали нам первую стену.

Многие лестницы все же удалось установить, орда полезла вверх. На первой стене собралось уже сотни степняков. Русичи продолжают бросать камни, лить кипяток и кипящую смолу на головы штурмующих. Почти каждый камень находит жертву.

Яростный бой на стенах крепости продолжается. Степняки упрямо лезут вверх к победе. Убитых заменяют другие. Победа близка, уже сушатся первые победные возгласы. Сейчас урусы дрогнут.

Хан еще не понимает, но интуитивно чувствует, что штурм не даст результата. Все получается очень легко, не так как прежде.

Касыд полон уверенности в победе.

— Смотри, хан, мои степняки уже на стен…, — бек не договорил.

В протяжный вой слились крики ужаса. Пол «ступеньки» ушел из-под ног, находящихся на ней людей. Сотни несчастных проваливаются и летят вниз на острые колья…. На миг наступила тишина. Не успевшее взобраться на стену воинство Касыда бежит, бросая оружие. Со стен их подгоняют стрелы, пущенные ликующими русичами.

Касыд долго не мог понять, что же произошло. Саин-хан произнес только два слова: «Закром смерти!»

— Почему бежит мое войско? Почему? — Касыд направил коня навстречу к объятым ужасом степнякам.

— Глупец! Никакая сила не заставит их остановиться. Чтобы взять эту крепость, нужно заполнить пустоту под ярусом стены трупами воинов, но тогда, некому будет идти на штурм.