Веня промолчал. Шар уже коснулся горизонта. Песок в его ладонях был ещё тёплый. Он сыпался из ладони в ладонь и блестел.

— Тебе нравится этот рапан? — спросил её Веня.

Он не мог молчать, потому что ни одна девчонка ещё не говорила ему, что он чем-то похож на море.

— Да, — задумчиво сказала она. — Если его повесить на небо, он будет похож на звезду.

— Возьми, — спокойно сказал Веня. — Бери, Тереза. Я достану ещё.

Ему было очень жаль расставаться с рапаном. Но Веня уже не мог не отдать его ей. Наверное, потому, что поспешил сказать ей об этом. Мальчишки всегда торопятся отдать девчонкам всё самое дорогое, что у них есть. Но это не так уж и плохо.

— А я не Тереза. Меня мальчишки в школе Терезой прозвали. Меня зовут Элька, — тихо ответила она Вене и, скрестив на своей груди загорелые тонкие руки, повернула голову к морю.

Солнечный шар уже скрылся за горизонтом. Но было ещё совсем тепло, и Вене не хотелось одеваться. Он давно согрелся. Приятно было лежать на горячем песке и смотреть на море. Теперь Веня мог смотреть на него часами. Он полюбил море.

— Пойдём, — сказал Веня.

Элька кивнула ему и тихо спросила:

— Тебе не жалко рапана?

— Нет, — соврал Веня. — Я найду ещё. В море их много, ты же знаешь.

Больше Веня не нашёл такого рапана. Может быть, ему не повезло. Он не знал. Отец привёз ему из Индии белоснежные ракушки. Они были с обычные балаклавские дыни, и было им триста тысяч лет. Но Веня всегда вспоминал тот рапан, который сам отодрал перочинным ножом от поржавевшего якоря в тихом посёлке у моря.

Где ты сейчас, Элька? Бережёшь ли наш крымский рапан? Ему, верно, тоже много лет, думал Веня.

Потом, через несколько дней, случился скандал. Веня не знал, как всё это случилось. Скорее всего, Элька похвасталась девчонкам его рапаном. При этом она могла сказать, что лучше Вени никто не плавает в посёлке. Девчонки заспорили — у каждой на этот счёт имелось личное мнение. И тогда Элька под строгим секретом рассказала им, что Веня плавал из Камыш-Буруна в Керчь.

Через два дня об этом знали все. Мальчишки потребовали от Вени подтверждения Элькиных слов. Веня не знал, зачем она солгала. Даже местные мальчишки не очень любили плавать далеко в открытом море. А плыть в город было сумасшедшей затеей. Уж лучше бы сразу надеть верёвку с мешком, полным гальки, на шею и утопиться.

И в школе, и дома Вене внушили, что самоубийство — удел слабых людей. Он искренне верил в это, но не мог подвести Эльку. Ему тоже пришлось солгать, что он плавал.

На следующий день мальчишки назначили день заплыва, потому что никто не поверил Калашникову. Витька Сомов старался больше всех. Ему, верно, очень хотелось утопить Веню или убедиться в его малодушии.

Мальчишки разбились на две группы. Одна отправляла Веню в заплыв, а другая должна была встречать его вечером в городском саду, который выходил к морю.

Когда Веня разделся и отдал Эльке свою одежду, она виновато попросила его:

— Веня, доплыви. А?

Он смущённо сказал:

— Хорошо. Ты не волнуйся.

А что он мог сказать ещё?

Его проводили с песней. Веня улыбался, но ему было не очень весело.

Он плыл и думал о том, что скоро поедет домой, поступит в институт, к нему приедет Элька, и она тоже станет студенткой. А потом она выйдет за него замуж, и Веня отучит её врать. Он всё время думал об одном и том же. Вода была нежной, бирюзовой и очень чистой.

Веня выплыл из залива, когда был полдень. Солнце уже высоко стояло над посёлком.

В открытом море вода была заметно холоднее. Ему часто попадались звёзды медуз. Он решил, что где-то в Турции прошёл большой шторм баллов на восемь, не меньше. Иногда он ложился на спину и смотрел в чистое июльское небо. Плыть было далеко, и Веня всё время думал.

Он думал о том, что будет. В семнадцать лет кажется смешным думать о том, что было. Неинтересно. Вене было очень удобно и хорошо думать — никто не мешал. Ему всегда нравилось молчать и думать, потому что жизнь точно такая же — в пути и размышлениях.

Вода темнела, становилась малахитовой. Потом рапановые звёзды вышли на небо, а город мигал ему огоньками где-то очень далеко. Ещё несколько часов нужно быть в пути.

Но сил у Вени больше не было. Руки сделались какими-то немыми и слабыми. Ноги постоянно тянуло вниз. Кружилась голова, и хотелось пить. Ему не было страшно. Ему было обидно, что он не доплывёт. Он пожалел, что не поплыл берегом, — так было дольше, но надёжнее. Веня часто отдыхал — лежал, бессильно раскинув руки на тёмной и густой, как масло, воде. Снова плыл. Потом ему попался катер. Он шёл навстречу Вене, играя в море своими ходовыми огнями на мачтах. Чтобы его не заметили, Веня несколько раз глубоко нырял, вот где ему пригодился опыт подводной охоты за рапанами. Обратиться к катеру за помощью ему даже не пришло в голову — ведь на берегу Веню ждала Элька. Как он плыл дальше, Веня помнил плохо.

Когда он выбрался на берег в городском саду и, с трудом переставляя ноги, добрался до парковой скамьи, была глубокая ночь. Он сидел раздетый, мокрый и дрожал. По его телу ползли мурашки. Вене казалось, что он продолжает плыть. Это было неприятное и странное ощущение.

Потом он увидел Эльку. Она подбежала к нему заплаканная и испуганная.

— Катер… катер давно послали… — растерянно сказала она ему.

— Зачем? — На лице Вени появилась слабая улыбка.

Она не ответила.

— Поцелуй меня, — попросил Веня.

Губы у Эльки были сухие и горячие. Это была награда. Все остальные поцелуи были не в счёт. Всё, что было когда-то, было больше не в счёт.

Венька совершил маленький подвиг. Он не знал об этом. Он не знал и того, что вышел он на берег из моря уже другим человеком — сыном моря, а не генеральским сынком.

А через неделю Веня уезжал домой. Перед отъездом у них с Элькой была долгая ночь у моря. Они сидели на пляже на холодных деревянных лежаках, и перед ними в темноте шумело море.

— Завтра? — спросила Элька.

— Завтра, — медленно ответил Веня. — Ну скажи, примут меня в институт?

— Примут.

— И ты тоже приедешь ко мне?

— Нет. Я поеду на стройку, куда-нибудь далеко в тайгу, — Что-то грустное, незнакомое и чужое для Вени было в её глазах. — Институт — это скучно. Я всегда успею.

Стояла ночь. Вместе с тишиной над морем плыл молодой месяц.

— А я бы могла тебя ждать там, — совсем тихо сказала Элька.

— Я тебе напишу. Хорошо, — ответил Веня. Ему было как-то неловко.

— Ты хочешь, чтобы я тебя ждала?

— Да… хочу, Элька.

— Нет… не так. — Голос Эльки стал совсем тихим. — Совсем… как мужа.

Она не смотрела Вене в глаза. Несмотря на темноту, он почувствовал, что она покраснела.

Веня промолчал. Ему не хотелось говорить. Элька была его первой девчонкой, и он боялся её потерять. Они сидели и слушали тишину долго, пока не пропали звёзды над морем.

— Ты, наверное, счастливый, Веня, — задумчиво сказала Элька. — Счастливый? Да?

— Не знаю, — покачал головой Веня и неуверенно добавил: — Если человек не знает, тогда, очевидно, он может сказать, что нет. Ведь о счастье всегда знают, даже о гладком счастье.

— А гладкое счастье — это несчастье, — твёрдо сказала Элька.

Расстались они по-чужому. Веня не знал, что теряет Эльку, не успев полюбить её. Он только чувствовал какую-то вину перед ней.

Вина проходит со временем, оставляя только шершавый след в памяти. Но и он исчезает. Жизнь удивительна, и чуден мир. Время всё идёт, и нельзя от него отставать. Каждый человек разными дорогами идёт к счастью. Счастье выпадает каждому.

Нашла ли ты своё счастье, Элька? — подумал Веня.

В первый же вечер, когда Веня вернулся домой из Крыма, он спросил своего отца:

— Ты счастлив, отец?

— Наверное, — пожал плечами Калашников-старший. — Каждый понимает счастье по-своему. Когда у тебя всё есть и тебе хорошо — это и есть счастье. Вот кончишь институт и считай, что счастье у тебя в кармане.