43

МНЕНИЕ, ВСКОЧИВШЕЕ В ГОЛОВУ ЖЕНАМ ГРАДСКИМ — В ИталЕ этот сюжет обрастает дополнительными антифеминистскими рассуждениями (от французского редактора):

«Женский род особливо подвержен двум страстям, которыя, как два главнейшия орудия управляют онаго душею, и бывают основанием почти всех его действий. Сии две страсти суть: любовь и гордость. Женщина без любви, есть баснословное и также вымышленное создание, как и Феникс, и не имеющая гордости такое явление, которое не повинуется обыкновенным уставам естества. Спроси только девочку лет тринадцати или четырнатцати, для чего она еще в таких младых летах воздыхает о любовнике? Для чего употребляет она те преневинныя хитрости, которые представляют ей малое ея воображение, дабы полюбитися кому? Что вливает в нея тольненасытное желание нравиться всем тем, которые ея видят? Кто ея тому научает, чтоб придавать себе еще больше от природы дарованных ей прелестей, разными украшениями, какия только она выдумать может? По том спроси такую женщину, у которой супруг больше любви достоин, нежели она сама. Что ее побуждает иметь такого любовника, которой и ноги мужа ее не стоит? Кто внушает ей такия коварныя выдумки, которыми она проводит супруга и включает его в число собратии? Оне обе, естьли только чистосердечно станут говорить, то будут отвечать: любовь. Спроси еще сию прекрасную женщину, для чего не может она никакой другой пригожей женщины терпеть? Откуда то происходит, что она всех ругает? Для чего она себе воображает, что нет никого в свете, кому бы она внутренно преимущество уступить могла? Когда станет и сия говорить правду, то скажет, что она предуверена, что нет на свете прекраснее, любви достойнее и совершеннее ея одной (с. 74–76). <…> Между всеми безчисленными тварями, на земле Творцем естества произведенными, две особенно своим упрямством и своенравием всех прочих превосходят. Сии толь отменныя существа суть: лошак и женщина. У обеих сих выбить из головы то, что оне когда нибудь в голову вложили, столь же трудно, как помешать ручьям течь от своих источников, или течение рек назад поворотить, чтоб оне опять возвращались к своим началам» (с. 74–76, 84).

ЖизньБ: Характерно, что в издании, предназначенном для дам, такого рода откровенные выпады против женщин отсутствуют.

44

Пришел посланной пред царя, которому отдал достойной респект, подал писмо от царицы содержания следующаго… — ИталЕ (письмо придворных дам): «Пресветлейший Государь! Каждому не безъизвестно как из древней, так и из новой истории, что в женском роде, также как и в мужском, во все времена находилися весьма способный особы управлять провинциями, королевствами и империями, и которыя царствовали еще с большим благоразумием, мудростию и славою, нежели многие Короли и Императоры; и когда в нашем роде толь мужественныя женщины были, что предводительствовали целыми армиями, как для защищения своего отечества, так и для разпространения границ онаго чрез новыя завоевания, каковы прежде были Семирамида, Томириса, Зеновия и другая многая, которых в пример могли бы мы здесь привесть, то сие ни кому, а наипаче толь мудрому и просвещенному государю, как ваше величество, удивительно не покажется, что мы приемлем смелость, покорнейше подать вашему величеству сие прошение единственно для благосостояния государства, для спасения отечества, для славы твоего правления — словом, для блаженства светлейшаго нашего величества дому. Приносит оное прошение Вашему величеству такой пол, к которому ваше величество завсегда имели чистосердечную любовь, совершенное почтение и всяческое уважение.

Чегож бы и действительно были мужчины без женщин? до чего бы дошли без них и самыя цветущия государства? Не нам ли обязаны самыя славнейшие Государи всею их властию, которая без нас вскоре бы ослабеть могла. Представь себе, на пример, какое нибудь без женщин государство, сколь бы оно пространно и населено ни было; но вскоре оное узришь преобращенное в наиужаснейшую пустыню, которую разве по нужде населять будут дикие народы, но и те, как скоро в оной не увидят женщин, то оную оставят.

Толь великия и важныя услуги без сомнения достойны многаго почтения и благодарности, до скончания века продолжающейся. Но мужчины, да и самые Владетели, нам величайшую неблагодарность и презрение оказывали и еще ныне оказывают, отрешивши нас всех без исключения от всех чинов и должностей, тех самых, которыя наименее до государства касаются. Коль на небо вопиющее неправосудие! ужасная неблагодарность! которую ничто на свете оправдать не может! ибо кто может больше иметь права повелевать людьми? как те, которые их на свет производят, воспитывают, научают и составляют их главное на земле благополучие.

Сих ради и многих других причин, которыя бы могли мы здесь привесть, естьлиб не опасались чрез то отяготить ваше величество, и в которых бы вы весьма ясно справедливость видеть могли, просим, о великий государь! котораго правосудие нам известно, и оное есть всегда твоею любезнейшею добродетелию, оказать по нашему прошению должную нам справедливость и допустить нас так, как и наших мужей, во все ваши советы и в правление государственных дел, дабы чрез то могли мы доказать, что и мы столь же много разума и способности имеем, как и они. Во ожидании оказания от вашего величества должной нашему полу справедливости, не престанем мы возсылать к небу наши усерднейшия молитвы о сохранении священнейшей особы вашего величества и о преисполненном славою вашем правлении, которое да продолжится во веки веков, аминь» (с. 78–80).

ЖизньБ: «<…> подали они Королю просительное письмо, чтоб их приняли в тайный совет, дабы они имели участие в делах государственных» (с. 283).

45

БЕРТОЛД: Бедныя те домы, где курицы ростятся, а петух молчит — ИталЕ: «Нещастлив тот дом, вскричал Бертолд, в котором курицы поют, а петухи молчат! <…> то есть наглость сих женщин происходит единственно от твоей слабости и глупаго снисхождения, которое ты оказываешь к своей супруге. Согласись, пожалуй, на их требования и дай им волю поступить так, как они хотят, оне тебя и к сему также хорошо принудят, как и к теперешнему прошению; и я тебя в том уверяю, что оне вскоре будут начальницы в твоих советах, и ты весьма щастлив будешь, естьли сам чрез месяц от них с престола согнан не будешь» (с. 82–83).

46

ЦАРЬ: Кто мешается с бездельем, толко лиш повари коптит — ИталЕ: «Я очень верю, отвечал ему Государь, что оне в состоянии сие зделать или, по крайней мере, еще что нибудь худшее. Возмущение, которое оне несколько дней назад против меня учинили, ясно мне доказало, что от сего пола, когда оный раздражен, всего опасаться надобно <…>. Отказ мой приведет их в бешенство, и оне для своего отмщения в состоянии возмутить против меня своих мужей, которые повелевая моими войсками, могут мне нанесть весьма много зла <…>» (с. 83).

47

ЦАРЬ: Хочу твоего совета в сем деле — ИталЕ: «<…> любезный мой Бертолд! ты мой верный друг, помоги мне выйтти из сего лабиринта, из котораго освободиться без твоей помощи я не предвижу средства. Изобильное в хитростях твое воображение доныне извлекало тебя из всех опасностей, в которых ты при моем дворе находился. Естьли ты хотя не много подумаешь, то я уверен, что найдешь средство в оном деле мне помочь <…>» (с. 83).

ЖизньБ: «Прозьба сия учинилась Королю тем затруднительнее, что подкрепляла оную сама Королева, которую он любил до крайности <…> Некоторыя из госпож показались ему опасны по недостатку молчаливости и прозорливости, а со всем тем не можно было им прямо отказать. В сем недоумении призвал он в совет Бертолда, и сей тотчас наставил его, как от них отделаться» (с. 283).

48

И тако все с радостию разъехались от царицы — ИталЕ: «Как весьма тому верят, что ласкает самолюбию (а сею добродетелью женщины очень обильно снабдены), то ни одна из них не сомневалась, чтоб Государь не согласился на поданную ему от них челобитную. „Его величество — говорили оне, — конечно бы нашу челобитную не принял, естьлиб он не имел намерения оную подписать, но он, зная справедливость нашего требования и будучи правосуден, весьма ясно видел, что отказать в том ему нам никак не льзя; и ему только для того за благо разсудилось решение до другаго дня отсрочить, чтоб мы тем более о том радость чувствовали“. Да и присланная от Государя к ним коробочка была от них почитаема новым знаком его к ним благоволения» (с. 85–86).