Конечно бы, погиб бедной рак, естьлиб морской рак, из дали видя сие плачевное с ним приключение, не прибегнул к нему на помощь. Речной рак, пришедши несколько в себя и от полученнаго им удара едва еще мог поднять свою голову, каялся в том, что он везде станет ходить задом, дабы по крайней мере, когда ему опять случится подобное сему нещастие, то удары попадали бы на хвост или на спину, которыя части не так будут их чувствовать, потому что оне покрыты крепкою кожею.

Как скоро он несколько оправился старанием морскаго рака, то пошли оне оба сии животные назад к своему Генералу, которому они разсказали все, что видели в лагере неприятельском и какое имел нещастие речной рак. Генерал принесенную ими ведомость употребил в свою пользу и тотчас велел всему своему войску вооружиться и тихонько итти против крыс, на которых нападши нечаянно, сделал он ужасное кровопролитие, и горностаи одержали над ними совершенную победу.

Слава сей победы единственно принадлежала речному и морскому раку, ибо без их известия оная бы победа никогда одержана не была, и сверьх сего они подвергали свою жизнь почти неизбежным опасностям. Такое знаменитое дело без всякаго прекословия заслуживало самое большое награждение, но, не смотря на сие, раки не получили ни какого. Вместо возвышения, которое Государь им обещал, оклеветали их придворные из подлой и несправедливой зависти пред Государем так, что они в опасности были потерять ту жизнь, которую посвящали они славе государской и безопасности владения его. Такая неблагодарность огорчила их и, для избежания угрожаемаго и не заслуженная» ими наказания, взяли они намерение, оставя службу у сего Государя, как можно скорее возвратиться в свое отечество. Однакож, продолжал речной рак, за нами могут сделать погоню и накажут нас как беглых; то чтобы те, кои догонять нас посланы будут, не могли найти наших следов, ты поди боком, а я задом.

Такая остроумная выдумка столь понравилась морскому раку, что он тотже час стал на свои ноги и начал ходить боком так скоро, что речной рак, идучи задом и не могши так хорошо, как морской, видеть дорогу, почти не мог за ним следовать. Напоследок и речной рак привык к своей новой походке и они вместе продолжали свой путь, не будучи никогда настижимы погонею, ибо солдаты, посланные за ними в след, шли совсем не тою дорогою. Наконец, по долгом и трудном путешествии морской и речной рак пришли благополучно домой. Как они дорогою и особливо в походе, служа Мустеликарпаксу, претерпели много безпокойств, то вскоре по своем пришествии занемогли и померли. Но прежде, нежели они оставили сей свет, сделали завещание, в котором повелевали для напоминания того способа, чрез которой они избавились от своих придворных неприятелей, детям, внучатам и всему своему потомству впредь такое ходить, как они сами шли в сем случае, что самаго с того времени от всех речных и морских раков, действительно, наблюдается. «Вот басня моего отца — продолжал Бертолд, — ты мог из оной видеть, что я тебе сказал правду».

«Я и еще другая истинны в ней нашел — говорил Государь. Я сию басню употреблю в свою пользу и желал бы — продолжал Его Величество, смотря на своих придворных, — чтоб и сии господа, которые ее также ясно слышали, как и я, равным образом от нее получили себе пользу». «Это состоит в их воле — говорил Бертолд Государю. Мы все для того произведены на свет, чтоб один другаго научал, и токмо одни дураки не умеют употреблять в свою пользу даваемых им из одного человеколюбия наставлений» (с. 104–115).

ЖизньБ: «Сказка о раке и кавурье», как и эпизод, из которого он вытекает, где Бертольдо «вместо отдания поклона царю, оборотил к нему зад свой и отдал ему честь ледвеями», отсутствует.

57

…у отца моего было десять сыновей, а был он убогой человек, как и я… — ИталЕ: «Он был доброй крестьянин, так как и я, и сколь ни груб был, однакож не имел недостатка в разуме. Он ненавидел паче всего лицемерие и совсем не известно было ему искусство сокрывать свои мысли, которое я мог приметить, что здесь многие совершенно знают» (с. 103).

58

…какая бы так болшая нужда мне приключится могла, как настоящее дело? — В ИталЕ (и тем более в ЖизньБ, адаптированной для дамской аудитории) этот пикантный эпизод в простонародном вкусе опущен.

59

Узнал царь обиняк бертолдов, снял немедленно самой богатой перстень с руки своей и оборотився к нему, сказал: Возми сей мой перстень от меня в подарок, а ты, казначей, поди принеси тысячу рублев денег немедленно ему ж в отдачю — ИталЕ (заголовок) «Государь хочет Бертолда за оказанныя им услуги наградить, а сей не приемлет награждения»:

«Сколько придворные не довольны были Бертолдовою баснею и нравоучением, которым он ее приправил, столько оная нравилась Государю. „Чем более я тебя разсматриваю — говорил ему Государь, — чем более я тебя испытываю, тем более я тебе удивляюсь. Я с великою радостию вижу, что природе угодно было соединить в тебе две крайности, то есть: безобразное тело с прекрасным разумом. В знак же моего удовольствия возьми с моей руки сей перстень и поди вели моим именем казначею тотчас отчесть себе тысячу ефимков, кои я тебе жалую“. При сих словах снял Государь с своего перста пребогатой перстень, сделанный из весьма крупных брилиантов и дарил оной Бертолду. Крестьянин же наш не хотел ни перстня, ни денег, но сказал ему: „Не прогневайся на меня, что я тебе не повинуюсь. Чистосердечие мое уже и так весьма много мне при дворе твоем неприятелей сделало, которых однако ж я ни мало не опасаюсь, ибо кто справедливо поступает и не желает ничего, тот ничего и не боится. И что Богом хранимо, то весьма хорошо хранимо бывает. Какая мне польза и каких бы причин не имели тогда поносители и клеветники к злоречию, естьли б я принял твои подарки? Иной бы, конечно, сказал, что меня любочестие и среб[р]олюбие привлек[л]и к твоему двору, хотя я еще, благодаря Богу, обеих сих страстей не чувствовал и, думаю, что никогда и чувствовать их не буду. Природа произвела меня свободным и я делаю свободен быть во всю мою жизнь. А ежели кто подарки берет, тот свободен быть не может, как говорит пословица: кто берет, тот себя продает. Сверх сего, ни один человек не может столь спокойно спать, как я теперь. А естьли же я возьму твой перстень и тысячу талеров, то я не буду иметь больше покоя. Я безпрестанно объят буду страхом, чтоб меня оных не лишили или бы кто из твоих лакеев, которые, с позволения твоего сказать, не все честные люди, меня не зарезал, чтоб завладеть сими подарками“. „Так я не могу — говорил ему государь — мою благодарность за оказанныя мне тобою услуги оказать, ни притти к тебе в любовь чрез какое ни есть награждение?“ „Я слыхал — продолжал Бертолд, — что несравненно больше делает славы быть достойну благодеяний своего Государя и их не принимать, нежели не достойно оныя получать. Для меня довольно одного твоего благоволения и, естьлиб я тщеславен был, то бы оно мне больше радости приносило, нежели все драгоценные подарки на свете“» (с. 115–117).

60

И тако пришел к царице, которая весма удивилась, видя ево жива и незаедена теми сабаками, от чего вся исполнилась гнева и стала ему говорить — ИталЕ: «Когда сия государыня узнала, каким образом он поступил для избавления сей, по видимому, неминуемой опасности, тогда ему сказала: „О, теперь то ты мне попался и более из моих рук не вырвишься. Теперь то ты мне заплатишь за все те шутки, которыя ты сделал моему полу. Я тебя научу, плута, как надо мною смеяться, и ты больше сего делать не станешь! Я не знаю, что меня удерживает собственными моими руками извлечь твое сердце! А! А! старая лисица, наконец, не смотря на все твои увертки, попался ты ко мне в сети! ты узнаешь, каково насмехаться над такими людьми, как я“» (с. 119–120).

ЖизньБ: «<…> Бертолдо без вреда вошел в покой королевы, где все удивились, увидя его невредима» (с. 287).