Она улыбнулась, наблюдая, как Павел поднимается с кровати.За последние годы, проведенные на руководящей должности в бизнес-центре приСтроительной Академии, он сильно располнел, и то, что раньше было здоровымщенячьим жирком, превратилось в довольно солидное пузо. Нетренированные руки поплыли,ляжки превратились в бабьи,  некогда тонкое красивое лицо украсилось румянымищечками. Нина, помешанная на фитнессе и здоровом образе жизни, часто, подолгу ис удовольствием критиковавшая чужие тела, не желала замечать выпирающихнесовершенств своего любовника. Она любила его таким, какой он есть. Безусловий. Его карие глаза по-прежнему завораживали ее, а вальяжные манеры инекоторая распущенность, сохранившаяся с разудалой юности, вызывали желаниепонравится и покорить. И это спустя столько лет!

- Пошевеливайся, - велел Павел. Он натягивал прокуренныешмотки, что скинул с себя вчера. Полночи они отрывались в пабе «Медная голова»под каких-то рокеров-ирландцев. Выпитое отдавалось в Нининой голове маленькиминастырными молоточками.

- Почему мы не можем позавтракать? – захныкала она, - хотя утвоей жены, наверно, в холодильнике только углеводы и глутаматы.

- Меня Лаврович ждет у Заваркиной, - сообщил Пашка, проводящеткой по густым волосам, - что-то срочное. «Не терпит отлагательств!» - так онсказал.

Нина вдруг испугалась, что Лаврович поведает Пашке овчерашнем разговоре. Хотя, стоп! Она ведь ничего так и не рассказала, а значитне из-за чего трубить общий сбор.

Смоленская прокрутила в памяти вчерашний разговор. Они нисловом не успела обмолвиться о том, важном, потому что Лаврович сообщил ей, чтоАлиска разболтала о письмах. Нина вдруг смутилась своей реакции: чего это онатак взвилась? Ну, Алиска – болтушка, это давно известно. Она не придает особогозначения тайнам, ни своим, ни чужим.

- Ну, и ладно, - прошептала Нина сама себе, - жалко,конечно, упущенного момента, ну ладно…

- Что ты там бормочешь? – спросил Пашка. Он плеснул себеводы в лицо и мгновенно посвежел.

- Ничего, - быстро ответила Нина, отмахнувшись от желаниянемедленно выложить Пашке правду о событиях той ночи, - список покупок.

Она подскочила с кровати и принялась судорожно натягивать насебя одежду. Пожалуй, ее платье выглядело  слишком вызывающе для раннего утра:пайетки, глубокое декольте, незначительная длина. Отлично подходит для рейда поклубам под ручку с Павлом Проценко, но в семь часов утра появиться в нем наулице будет очень неудобно. Она, Нина Смоленская, всегда безупречно одетая,будет себя чувствовать шалавой, возвращающейся утром с работы. Значит, надоуспеть добраться до института раньше всех. Там, в гримерке она заранее припасласебе одежду: «лук», продуманный до мелочей, вроде серег и браслета. Вчера онадаже и не предполагала, что успеет заскочить домой, поэтому «шкуру режиссера»продумала, приготовила заранее и оставила в институте.

- Я поеду прямо в институт. У меня кастинг с утра. Для новойпьесы, - сообщила она Павлу, втиснув ступни в туфли и почти бегом спускаясь заним по лестнице. Тот только отмахнулся.

Выбежав за ворота, Нина Смоленская перешла на такой быстрыйшаг, какой только могли позволить ей ее «Джимми Чу».

***

- Марина Станиславовна, - вещал голос из гарнитуры, - в тричаса совещание по «Верной инициативе». Завтра в десять – пресс-конференция.

- Да, хорошо, спасибо, - рассеянно ответила Марина, выворачиваяруль. Она дала «отбой» и, быстро глянув назад, лихо припарковалась напротивоположной стороне улицы, откуда отчетливо просматривались ворота ее дома.

Она едва успела закурить, как из ворот появилась НинаСмоленская: сначала ее голова, которая воровато посмотрела по сторонам, потомее плечи и наконец зад с ногами.

- Не ныкайся, сучка, я тебя увидела, - злобно прошипелаМарина, растерев сигарету в пепельнице. Как она и предполагала, Смоленскаяночевала в ее доме. В ее спальне.

Марина не питала никаких иллюзий по поводу своего брака. Онапоняла, что он принялся разваливаться сразу после того, как тетка в загсеобъявила их с Павлом мужем и женой. Он в тот момент беспомощно повертел головойпо сторонам, словно выискивая кого-то, и остановил взгляд на Лавровиче сЗаваркиной-младшей.

Марина тогда подумала, что ее муж влюблен в эту безумносексуальную девку. Вот эти чувства были бы ей понятны: перед ней никто не могустоять! Особенно когда Заваркина-младшая сама того не осознавая, поглаживаласвой живот или проводила рукой по плечу, откидывая назад волосы. Эти жесты,неосознанные и естественные, ее запах – сандал с лимоном или что-то вроде – еезаразительный ведьминский смех, подкупающая искренность – всё это в сумме,приправленное еще сотней маленьких нюансиков, заставляло всех вокруг ее хотеть.Марина своими глазами наблюдала, как оживлялись в ее присутствии и столетниестарички, и прыщавые подростки, и лесбиянки, которых тоже иногда случайнозатягивало в ее мощное биополе.

Но Марина заставляла себя помнить, что эта женщина не толькопривлекательна, но и опасна. Опасна не чем-то эфемерным, а вполне конкретным –своей сестрой. Анфиса Заваркина – журналистка, скандалистка, забияка безпринципов, целей, веры и идеалов – испортила немало крови своими расследованиямилично ей, Марине, как начальнику молодежного департамента администрации городаи лидеру молодежного общественного движения «Новый век». Марина всегда помнила:Алиса – не Алиса, а Заваркина-младшая. Никаких шагов к сближению!

Но ее муж Павлик ее удивил! Оставив в стороне такую вкуснуюАл… Заваркину-младшую, он запал на эту странную деваху-режиссершу с толстымилодыжками и впалой грудью. Марина обнаружила их роман уже через два дня послесвадьбы: у нее везде были глаза и уши, а такое вопиющее поругание брачных клятвне могло пройти незамеченным в маленьком провинциальном городке. Даже несмотряна широкий круг общения, город Б казался Марине размером с полуторалитровыйкотелок, в котором кипело и варилось полмиллиона обреченных душ.

Безусловно, Смоленская была талантлива и даже по-своемупривлекательна: ей шла ее сложность, бесконечные депрессии, ее меланхолия  всочетании с нетерпимость ко всему на свете и мизантропией. Но внешне она быласовершенно обыкновенной, хоть и старалась изо всех сил приукрасить своинеказистые данные.

Марина взглянула на себя в зеркало. Раскосые глаза,чувственные губы, прямой нос, хрупкие плечи. Внешне она вполне могла бысоперничать с Али… Заваркиной-младшей, если бы их характеры, их «начинку» можнобыло соотнести и поставить на одну плоскость. Мечтательница и бездельница,Заваркина, единственным постоянным занятием которой было разглядывание облаков,никогда не составила бы конкуренцию ей, Марине, лидеру по натуре и теперь ужемногообещающему чиновнику.

Марина опасалась, что Павел Проценко, став ее законныммужем, попытается запереть ее дома, превратить в домохозяйку, но он и тут ееудивил, проявив бесстыдное равнодушие к ее делам. И к ее успехам.

Из всей этой эклектичной компашки только Лавровичпо-настоящему ценил Марину. Он замечал каждый ее маленький шажок к успеху: отрядовой похвалы деятельности ее движения в СМИ до губернаторской награды, навручение которой он сопровождал ее, заменив загулявшего Пашку.

К сожалению, Лаврович-то как раз и был помешан на Заваркиной-младшей.Марина даже выразилась бы крепче и образнее: тяжело поражен ей, как недугом,или раздавлен, как ураганом.

Четыре года назад, когда они познакомилась с этими «четырьмямушкетерами», именно Лаврович понравился ей. Это был ежегодный летний съезд молодежногодвижения «Новый век», и Лаврович, Павел Проценко и Нина Смоленская проходили подокументам как «информационная поддержка» - так Марина назвала нанятую настороне команду разработчиков, не имевшую никакого отношения к собравшимся натой базе отдыха и взявшуюся за изготовление сайта для «Нового века».

Но Лаврович, глава проекта, однажды просто заехав уточнитьдетали, принял неожиданное решение: перенести всю работу на пленэр, на базуотдыха для студенческого актива Строительной Академии. Благо, материальная базапозволяла.