Внизу, после субтропической жары на улице, было как в погребе – сумрачно и чересчур прохладно.

Протей был здесь, и не один. Когда Копаев, заложив руки за спину и скрывая от чужих глаз меч, вошел в саму прозекторскую, Протей, стоявший возле скорбного стола спиной ко входу, резко обернулся на звук открывшейся двери. Какую‑то долю секунды у него было такое

неописуемое

выражение лица, что Копаев враз поверил словам Жребина и Пряхина про очень опасное существо. Но, узнав вошедшего, Протей мигом состроил улыбку, чересчур радушную по мнению Копаева, и сказал:

– А, это снова вы, Марк Анатольевич. Вот, познакомьтесь, это Лена. Елена Прекрасная.

Девушку с длинными светлыми волосами, которую Протей назвал Еленой Прекрасной, Копаев, пожалуй, согласился бы назвать красивой, если бы она не выглядела такой уставшей и измученной.

Морг – необычное место для знакомств, но Копфлос‑Протей вел себя как радушный хозяин гостеприимного дома.

– Леночка, познакомься с Марком Анатольевичем Копаевым. Он тоже прибыл издалека.

Лена взглянула на Копаева без всякого интереса, мельком, и коротко кивнула, не сказав даже дежурного здрасте или оч‑приятно.

– Лена только что вернулась из очень долгого путешествия, – проговорил Протей, как бы извиняясь за недостаток вежливости со стороны своей подопечной. – Она успешно выполнила одновесьма непростое и очень важное поручение…

– Я хочу домой, – произнесла Лена безжизненным голосом.

– Ну разумеется, дорогая моя, ну разумеется, – с противной улыбочкой проговорил Протей.

Кто она ему? Дочь? Любовница? – подумал Копаев, проникаясь все большей неприязнью к прозектору. – Впрочем, это не мое дело. Мое дело – другое…

– И я, – сказал он, – я тоже хочу домой.

– А при чем тут я? – поинтересовался Протей у Копаева.

– Я побывал в крематории, – сообщил Копаев, испытывая на Протее свой пристальный взгляд следователя, – там некие Лаврентий Жребин и Климент Пряхин сказали мне, что где‑то здесь находится Лабиринт. Я хочу пройти этот Лабиринт.

– Вот мерзавцы! – сказал Протей с явным раздражением. – А они не сказали вам о том, что Лабиринт находится под водой, и что вы не сможете его пройти?

– Сказали, – кивнул Копаев. – На это я им ответил, что готов попытаться пройти Лабиринт в водолазном костюме.

– В водолазном костюме?! – Протей был изрядно удивлен. – У вас есть водолазный костюм?

– Нет пока, – признался Копаев. – Сейчас я просто пришел испросить вашего согласия на проведение этого… э… эксперимента.

– Экспериментатор движений вверх‑вниз движется в сторону выбранной цели… – произнес Протей задумчиво. Копаев подумал, что это, должно быть, какая‑то цитата, но он не знал – откуда.

– К вашему глубокому сожалению, – Протей особо подчеркнул слово вашему, – я не могу позволить вам этот эксперимент.

– Но я настаиваю. – Копаев вывел руки из‑за спины и продемонстрировалПротею меч, полученный от Климента Пряхина.

– О, я вижу, что помимо информации в крематории вас снабдили еще кое‑чем. – Протей ничуть не был смущен или напуган оружием в чужих руках. – Марк Анатольевич, неужели вы угрожаете мне? Бросьте, на меня подобные вещи не действуют.

– Какие именно вещи на вас не действуют? – мгновенно отреагировал Копаев. – Угрозы или мечи?

– Угрозы, – сказал Протей, подходя ближе к Копаеву и заглядывая ему прямо в глаза. – Мечи, разумеется, более эффективны, но только в достаточно умелых и сильных руках. А ведь вы, Марк Анатольевич, не сможете даже извлечь свой меч из ножен. Вот попробуйте.

Копаев попробовал – и не смог: руки, вцепившиеся одна – в ножны, другая – в эфес меча, не слушались. Копаев не мог пошевелить ни одним мускулом, хоть и напрягал их изо всех сил. Протей

держал

его.

Потуги Копаева не остались незамеченными; Протей снисходительно усмехнулся:

– Вот видите. Что я вам говорил, а?

– Зачем вам это? – с трудом выдавил Копаев, языком он еще мог шевелить. Рот был словно набит камешками, Копаев выталкивал их по одному: – Зачем… я… вам… нужен?..

– Нужны вы мне, Марк Анатольевич, нужны. – Протей картинно скрестил руки на груди, вздернул подбородок и, глядя вперед и вверх, будто на некую отдаленную высоту, прошелся перед застывшим Копаевым – пять шагов в одну сторону, пять – в другую. Копаев следил за ним взглядом и вспоминал другого университетского профессора, Краснопольского, который на юрфаке читал лекции по праву и которому часто приходилось пересдавать зачеты.

– Я пока не могу объяснить вам вашу ценность для меня, вы еще слишком мало пробыли в нашем городе и многого не видели, многого не знаете… – Протей расхаживал вправо‑влево, увлеченный собственной речью. Копаеву волей‑неволей приходилось выслушивать всю эту бодягу; пошевелиться он по‑прежнему не мог. Лена тоже стояла неподвижно, смахивая на манекен в витрине магазина женской одежды, но не потому, что Протей держал и ее, просто оставшихся в ней сил только и хватало на то, чтобы стоять.

– Вы лишили меня свободы выбора, – уронил еще несколько слов Копаев.

– Марк Анатольевич, – проникновенно сказал Протей, остановившись напротив Копаева, – чтобы иметь свободу выбора, надо знать из чего выбирать. Вы останетесь здесь, и я покажу вам…

Тут начало происходить нечто странное.

– Извини, что я без приглашения. – Это было произнесено голосом, который не принадлежал никому из троих присутствующих в прозекторской. Копаеву этот голос показался знакомым; определенно, он его слыхал и раньше, причем недавно. Протей был удивлен не меньше Копаева. А вот Лена восприняла это как должное; она подняла голову и посмотрела прямо перед собой, как будто видела кого‑то, невидимого ни Протею, ни Копаеву. Впрочем, она действительно видела.

Голосом из пустоты дело не ограничилось.

Это было похоже на трюк с мечом, исполненный Климентом Пряхиным на глазах у Копаева: из ниоткуда, прямо из воздуха вышагнул человек и остановился перед Леной.

– Я пришел за тобой, – сказал он просто.

Лена не ответила, глядя мимо необыкновенного пришельца – на Протея. Человек оглянулся, и тогда Копаев узнал его – это был Егор Трубников собственной персоной. В правой руке он держал небольшой бумажный листок с рисунком, неразличимым издалека, а в левой – что представилось Копаеву совершенно неуместным в данной ситуации – черную пластмассовую трубу чертежного футляра.

Егор, увидев Копаева, тоже удивился.

– Марк Анатольевич, а вы что здесь делаете?

И тут же спохватился: может, это не тот Копаев, может, это совсем другой Копаев – местный какой‑нибудь, хоть и без усов.

– Я здесь некоторым образом в гостях, – ответил Копаев, обрадовавшись появлению Егора – надо же, какой шустрый юнец!

И с огромным интересом на Егора смотрел Протей.

– По‑моему, к нам в гости пожаловал еще один так называемый принц Янтарного королевства. Что там у вас в руке, молодой человек? Уж не козырь ли?

– Козырь, – подтвердил Егор.

– Можно взглянуть? – спросил Протей алчно.

– Нет, – отрезал Егор, пряча карту с портретом Лены в карман рубашки, к другому эмберскому козырю. Не понравился Егору этот долговязый настырный хмырь, ох, не понравился. Бывают же такие люди, что вызывают безотчетную неприязнь с первого взгляда…

– Ладно, – на удивление легко отступил Протей. – Тогда хотя бы представьтесь, раз уж вы пожаловали к нам в гости.

– Если вам угодно величать меня принцем, то – Мерлин, – сказал Егор холодно. – Но, вообще‑то, меня зовут Егор.