– Разотру, всыплю ему в питьё. А из этого, – она повертела под лампой брошь, любуясь сверкающими гранями темного камня, – из этого будет ему оберег...

Из книг и от людей Асия знала, что аметист ещё у древних считался талисманом, исцеляющим от пагубного недуга, когда человек не чувствует себя, не может прогнать тьму – тьма пожирает его.

Она погасила лампу, дождалась полной темноты, нашла в небе ночную звезду, поймала лучик от неё на камень и перенесла... ему на лоб.

– Будешь спасён... Там кто-то есть, кто тебя любит... Асия только даёт Свет.

Гудки пароходов, потерявших в тумане порт приписки. Стук колёс на ночных перегонах. Заполошные поезда норовят проскочить конечную остановку. Движимые непокоем небесные шары расстаются с балластом. Их несёт, несёт...

Туманы осели у чёрных заборов как неживой мартовский снег.

– Март... март... – робко стучало в мозг. – В марте хоронили отца...

Он долго лежал с закрытыми глазами, перемещаясь из осени за окном в далёкий март. Резкий треск залпов почётного караула, сдавленный вскрик матери... Вороньё над деревьями, поднятое стрельбой...

– Отец умер... А мать?.. Мои?..

И тотчас, сквозь обрывки видений, снов, издалека, из иного мира, явственно услышал голос:

– Моя любовь сохранит тебя... Спасёт... от болезни... тюрьмы... безумия... Слышишь? Я приду... Если... если это буду не я... Да святится Имя Её.

Он огляделся в поисках одежды и, не найдя, обернулся к ней.

Асия, затаённо следившая за ним, целую жизнь, - каждый вскрик в ночи, стон от боли тела, вздох, трепет век под утро - скоро-скоро запричитала.

Жалобно, тревожно. Протестующее.

Прямо над крышей закружил армейский вертолёт. Он знал, знал этот звук!

В панике, заметался по комнате. Натыкаясь на стулья, уронив вазу – брызнули астры вчерашнего утра, бросился к окну, задирая голову к потревоженному небу.

– Группа захвата! Живым не дамся!

Выскользнув из постели, Асия схватила его за плечи, с силой тряхнула:

– Не найдут! – подала стакан. – Пей! Спрячу...

...Пустая, припорошенная снегом, платформа.

Ни причалов, ни судов, подающих прощальные гудки по ночам... На месте стоянки сухогруза – четырёхэтажная общага.

Он одичало озирался вокруг.

Не слышно коварного стрекотания винтокрылых машин... Легли на курс, ушли без него... Туда, где его нет...

Асия – вполоборота, склонив голову, потеряв улыбку, – глядела ему под ноги: кроссовки драные... не по погоде...

Он подмигнул Барсику. Тот гавкнул в ответ, дважды как в цирке, усмехнулся с собачьим превосходством и указал лапой на приближающуюся электричку.

03.10.2007 г. - 08.08.2011 г.

Р А З Н У З Д А Н Н О С Т Ь

Держа в поводу молодую ухоженную ослицу, Амирхан вышел из последнего вагона электрички, пересёк пристанционные пути и ближней улицей направился к больнице. У входа в просторный больничный сад стоял указатель с фанерными стрелками, тыкающими остриями в разные стороны.

– Те-ра-пия. Нар-ко-лог Бру-дер-шафт Я.Е. 24 часа. Ги-не-ко-ло-гия. Ла-бо-ра-то-рия Мо-чи Кро-ви Ка-ла... – вслух по складам прочитал он.

Выбрав нужное, Амирхан посмотрел в направлении, указанном стрелкой, и ободряюще улыбнулся ослице. Вова – так звали его спутницу – звонко зацокала точёными копытцами по дорожке.

В глубине сада среди цветущих яблонь они увидели одноэтажное деревянное строение, крашеное когда-то в голубое. С торца – широкое крыльцо с балясинами, мраморными ступенями и оббитыми вазонами.

За столом, вкопанном в асфальт и покрытым цинковым железом, трое в халатах цвета «луна сквозь тучи» играли в домино и громко выражались на местном. Двое казались женщинами.

– Пацаны, гинекология здесь? – зычным голосом армейского прапора окликнул Амирхан.

Они переглянулись и продолжили игру.

Вова, переминаясь с ноги на ногу, пустила неприличный звук и затем продолжительную струю – долго терпела в электричке. Закончив, она сконфуженно отвернулась в сторону.

От стола раздался грубый хохот.

Амирхан погладил натруженную спину ослицы и, вскинув маузер, не целясь, выстрелил от бедра. Сбитый пулей дупель шесть-шесть улетел в кусты, никого не задев.

Трое в перепуге вскочили.

– Гинекология здесь, командир, – с солдатской готовностью доложил тот, что поставил дупель.

– Иа-иа-иа... – вздохнула Вова и наложила на мрамор кучу. Она знала заранее, что без стрельбы не обойдётся.

– Уберёшь, – приказал Амирхан. – Ты здесь что делаешь?

– Меняю пол, – игриво отозвался доминошник. Остальные потупились.

Амирхан насупил брови - если бы не дело, стрелял бы на поражение...

Привязав Вову у крыльца, он снял с её спины средних размеров хурджин, стряхнул с оплетённых воловьей кожей чувяков брызги мочи и ступил на белый мрамор.

В отделении готовились к завтраку.

Старые многодетные женщины, вынуждаемые мужьями рожать «сколько бог даст», молодые жёны на «сохранении», шестиклассницы-шалашовки и прочие пациентки вяло поднимались с коек, лениво причёсывались, доставали посуду. Толстая потная тётка-раздатчица гнусным голосом скликала контингент в столовую.

Не радушно приглашая к совместной трапезе, а ментовским окриком.

Амирхан извлёк из хурджина колокольчик и протянул ей:

– Звони молча, стерва, не порть аппетит людям, а не то… – он зверски выпучил глаза и полоснул ребром ладони по шее. – И во время намаза чтоб тихо было!

Раздатчица ойкнула и захлопнула окно. Тут же серебристо зазвенел колокольчик.

Амирхан прошёл по коридору дальше, в кабинет зав. отделением.

На двери – табличка: заслуженный врач РСФСР, к.м.н. Воскобойников Георгий Матвеевич. Старая... Хозяин кабинета уже давно д.м.н. И РСФСР уже нет…

Вова отвязалась и поедала из вазона тархун и настурцию.

– Витаминов не хватает, – глядя в окно, заметил заслуженный врач.

– У неё кровотечение, – пояснил Амирхан, вынимая из хурджина пачки, з надо полечить. Мой самый надёжный инкассатор.

– Сделаем, дорогой. В стационар или амбулаторно – как?

– Работы по горло, Гоша. Лучше амбулаторно.

– Сделаем, дорогой, – оглядывая сложенные на столе пачки, уверенно произнес доктор. – Заводи. И подержишь в кресле.

Осмотр под местной анестезией и последующее УЗИ показали, что амбулаторно – не получится…

Погладив Вову по спине, Амирхан добавил пачку.

В процедурном сдвинули три кушетки и уложили больную под капельницу. Георгий Матвеевич лично провёл операцию. Для круглосуточного наблюдения за больной назначил опытную акушерку и молодого аспиранта. Старшую медсестру послал за едой на рынок. Сам в течение недели не покидал отделение. Амирхан спал здесь же, в кабинете, снимая на ночь только чувяки и держа маузер под подушкой. На намаз выходил на крыльцо. Было тихо…

Послеоперационный период прошел благополучно. Молодая, выносливая, с хорошей иммунной системой, Вова быстро пошла на поправку.

Каждый день Амирхан выводил Вову в сад, на прогулку. Завидев их, доминошники уходили прочь. Больные шалашовки заигрывали с прикольным мужиком:

– И-а, и-а, – хохотали они и убегали писать в кусты жасмина.

Лечение заняло десять дней. И стоило сто тысяч – денег.

Перерыв в обеспечении валютой действующих в регионе структур и физических лиц сказался на доходах Амирхана Мансурова незначительно – он потерял не более трехсот тысяч – штрафные санкции. Деловая репутации не пострадала.

В день выписки Амирхан повесил на шею Вове новый колокольчик, закрепил на её спине потёртый хурджин и зашагал к электричке.

Надо успеть вовремя - «Инкомбанк» заказал сто килограммов налички.

08.10.2007 г.

Т У Р У С Ы

Наговорил чёртову тьму, турусы

на колёсах такие... что ай-люли.