Иван сразу признал дружка. Что-то дёрнулось под сердцем: хорошего не жди… Отвернулся, и сразу понял – зря, только слабость показал.

– Здорово, сержант! Не узнал? – Морда наглая, глаза воровски – ширь-ширь – по сторонам.

Торговлю пришлось закрыть. Сели в кафе у метро.

– Помнишь своё погоняло? – скалился Васька железными зубами. – Рыбий глаз! Теперь ты, стал быть, средний класс… Ну-ну… Ладно, наливай, сержант! Хули там…

Выпили по бутылке. Иван размяк: дружбан, Васька! А тот всё про подельника толковал, который ждёт в Кургане.

– Слышь, Вань… Мне бы хатку тихую… на недельку… Да бабёнку тёплую… Деньжат малость…

– Есть местечко… Нюську помнишь? Сейчас позвоню…

– ...Приюти на пару дней другана армейского, – велел он. – Выдь к метро, встретишь...

– А ты? Не заглянешь? Я бы…

– Сам – никак. За товаром ехать… Ну, давай! Ты уж там… это… расстарайся...

– Вон она… – не вылезая из такси, указал он на одиноко стоящую у перехода женщину в тёмном пальто и платке.

Простая душа, Нюся не сразу почуяла беду... Человек от Ванечки, проездом. Издалече, видать...

Не раздеваясь, Прохоров прошёл в комнату.

- Кудряво живёшь! Иван-то бывает? Или ещё кого греешь? – Голодными глазами он оглядывал тяжёлые ляжки под халатом.

- Не ваше дело! – озлилась Нюся.

-Чаво? – рванулся к ней Прохоров. – Щас узнаешь, чьё дело! Вякни только!

... Бил в живот, в лицо. Бил беспощадно, зверея от собственной ярости. Она рвалась к двери, к окну, тщетно звала на помощь...

Насиловал в кухне, под грохот мебели и истошный крик. Нюся умоляла оставить её, плакала, грозилась, что скажет Ивану... Он только скалился, ненасытный стервятник, и терзал свою жертву.

Как был, в сапогах, со спущенными штанами, Прохоров жадно курил.

– Ну, чьё дело? – щерился сквозь дым. – Будешь брыкаться – удавлю. Будешь, как надо – уважу... поживу с недельку. Глядишь и поладим. Давай наливай, хули там.

Опершись о косяк, сглатывая кровь из разбитого носа, Нюся стояла, ни жива, ни мертва, не в силах взглянуть в его волчьи глаза.

– Ты уж... там... расстарайся, – звучало в ушах.

...Пил он, не пьянея, сохраняя осторожность: спрятал ключи, оборвал телефон. Даже дверь в туалете оставлял открытой. Слышал во сне каждый шорох, казалось, он вовсе не спит. Когда водка кончилась, стребовав деньги, послал соседа-алкаша.

Нюся исхитрилась и незаметно сунула тому записочку.

Телефон Боцака молчал.

Другой номер принадлежал старику-ингушу...

...Два года назад при операции ему влили литр Нюсиной крови. Поправившись, старик узнал адрес донора и приехал. С цветами и корзиной фруктов.

– Скажи, дочка, что ты хочешь больше всего? Может, что нужно твоим близким? Муж, дети? Мать? – допытывался он. – Говори, дочка, как есть. Я всё сделаю.

«Был бы Ванечка жив и здоров...» - подумала Нюся, а вслух уронила:

– Одинока я... – И неожиданно для себя поведала о самом дорогом в своей жизни. Незнакомому человеку открыла сокровенное.

И про него, Ванечку, и про деток его – обо всём, чем жила столько лет.

Старик слушал, не перебивая, печально покачивая головой.

– Узнал, что ты мой донор, – наконец заговорил он, – сердился: зачем мужчине женская кровь? Сказали, из всех – самая лучшая. Ну, хорошо, я сказал... Узнал, сколько ты её отдала и сколько заплатили, опять сердился... Даром! Я понял, что ты одна и нуждаешься. Настоящий мужчина не позволит своей женщине продавать кровь. Ехал сюда, знал про тебя почти всё...

– Я не нуждаюсь... просто у меня её много. Вот и вам... пригодилась.

Старик достал из корзины огромный спелый гранат, чуть надрезал его, разломил:

– Каждый день ешь двадцать зёрен. Когда съешь, ещё привезу... Этот гранат мой отец сажал. – Он взял в свои сухие ладони её руку, чуть коснулся губами и поднялся из-за стола. – Ну, что ж, дочка... Всё у тебя есть и ты счастлива... слава Аллаху. Пусть будет так. Вот тебе телефон. Радость – звони, беда – звони. Когда умру – позвонят тебе. Будь здорова, дочка.

...Во двор въехала глухая чёрная машина. Из неё вышли двое молодых людей в строгих костюмах и скрылись в подъезде. Вскоре они появились, волоча Прохорова со связанными руками и верёвкой на шее. Пьяный Прохоров визжал недорезанной свиньёй.

Брезгливо взглянув, старик что-то коротко сказал по-своему. Парни ловко сунули ему кляп и бросили в багажник.

Из окон выглядывали люди – наверное, принимали происходящее за сериал.

Затравленно озираясь на окна, из подъезда вышла Нюся. Она едва держалась на ногах. От слёз и побоев лицо её распухло, глаз заплыл.

– Где твой Иван, дочка? Адрес.

– Не надо... Дядя Иса!.. – Нюся в мольбе протянула руки.

За эти кошмарные дни и ночи она ни разу – ни словом отчаянья, ни в мыслях – не помянула худо Ванечку. Она мучительно страдала за своё осквернённое тело: «Как признаюсь? Ведь не захочет меня такую, бросит... Зачем тогда жить...»

– Он не знал... Он добрый...

Старик скривился в горькой усмешке:

– Кто предал раз – предаст снова...

– Не убивай, не убивай... Умоляю... Я сама виновата!

– Э-э! Слабые женщины – слабый народ... Не плачь, дочка. На всё воля Аллаха...

Третий день за Нюсей ходила нерусская женщина. Третий день Нюся в беспамятстве повторяла имя Ивана, звала.

Напрасно ждал и старик. Только сосед заглянул однажды: не нужно ли чего?

...Порезали его прямо в боксе, на глазах продавщиц.

Апрель 2010 г.

ОКРУЖАЮЩАЯ СРЕДА ИЗНУТРИ

Драма в четырёх действиях

Д е й с т в у ю щ и е л и ц а:

О н, сержант патрульно-постовой службы ОВД Бебенино. Мужчина, около 30-и,

угрюмоват, сладкое не ест, спит на правом боку.

О н а, продавец продовольственного магазина «Продукты» шаговой доступности. Женщина, 26-и, умеренной полноты тела. Голос резкий. Курящая.

В е д у щ и й, обычный ведущий. В костюме.

М е с т о д е й с т в и я – Москва, Северное Бебенино, квартал 61, в трёх километрах пешком от МКАД в сторону области.

ПРОЛОГ

В е ду щ и й. В основу драмы легло... легла история обычной семьи: Москва конца века, лимита всюду. Да что там говорить, господа хорошие... Смотрите сами.

Итак, мы начинаем!

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Сцена пуста. Слышен вальс Мендельсона. Голоса людей.

В е д у щ и й (голосом регистратора). Согласен ли ты?

О н. Уже говорено, чего ещё...

В е д у щ и й ( голосом невозмутимого регистратора). Согласна ли ты?

О н а. Согласная, согласная, что ж тут выкобениваться?

В е д у щ и й (радостным голосом регистратора). Ну и... ладушки. Всё по согласию. Обменяйтесь. Куда? На палец!

Мендельсон и возгласы: ура! ура!

З а н а в е с

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Свадебный стол в пельменной «У тёти Клавы с Чебоксар». Гостей – человек двадцать. Стадия гулянья – заключительная. Нестройные призывы: «Горько!» усилены хрипом и матом из репродуктора:

- Горько! Горько, вашу мать!

Брачующиеся О н и О н а пытаются встать, держась за руки соседей, плюхаются на стулья и делают «горько» как оно есть.

В е д у щ и й (голосом ведущего). Да. Не сладко...

З а н а в е с

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

Акт первый

О н (в телефон). Окстись! Какое там... маманя. Посуду колет кажное мытьё... Не укупишься. Кастрюлю на башку – да скалкой... А болтать – с телефона не слазит, зараза. Права ты, мать, была...

О н а (в телефон). ...и рыгает, как чукча. Унитаз за собой – и в голове нет! Зенки зальёт и давай... хоть на балконе ему... Свекруха-то? Ты что, мам? И на порог не пущу! Орала на весь двор: хабалка, рвань мордовская... А сами-то! Эх, не послушалась я тебя, мам... Теперь грызи локти, Зинка.

З а н а в е с

В е д у щ и й. Мне мама тоже говорила: «Вадик, думай умом...»