Степан не стал отказываться. Прилёг на матрас, брошенный на доски.

— Давно выбираешься? — спросил его Мухомор, присаживаясь в ногах.

— Месяца четыре.

— Ничего себе!

Мухомор ещё что-то спрашивал, Степан слышал его, но ответить не мог: сладкая дрёма овладела им, обволокла тело, оно стало лёгким, воздушным. Он сначала улавливал обрывки разговора, потом они слились в неразличимый шум, а затем и он пропал — Степан заснул крепким сном, каким давно не спал.

Проснулся он от громких голосов. Протерев глаза, посмотрел по сторонам. Буржуйка ярко пылала, вокруг неё расположились пацаны во главе с Мухомором.

— Проснулся? — спросил Мухомор, видя поднимающегося Степана. — Долго ты проспал.

— А как долго?

— Так уж утро…

— Утро? — Степан потянулся. — Неужели так долго спал?

— Иди сюда! Гулять будем.

— Гулять!

— Не переспрашивай. Видишь банки хвостики на столе?

На листе фанеры перед печкой было разложено целое богатство: круг сыра, колбаса, хлеб, печенье, несколько плиток шоколада, консервные банки и две бутылки водки с сургучовыми головками. В доску, на которой резали хлеб и другие продукты, был воткнут большой нож.

— Откуда это? — спросил Степан, обводя глазами оборванных подростков.

— Потом узнаешь, — важно ответил Мухомор. — А когда зовут — иди! Я же не спрашиваю, откуда ты такой взялся.

Степан был бы олухом, если бы отказался от приглашения: он почти год не ел колбасы, забыл запах сыра, а про водку и говорить не стоит, хотя большого удовольствия от неё не испытывал. При виде этих яств у него слюньки потекли.

Мухомор нарезал сыра, колбасы, хлеба, открыл банки с рыбой. Ребята подставили кружки и он им плеснул водки. Налил себе и Степану.

— За нашу ночь! — торжественно провозгласил он и поднял свою кружку.

— Ура-а! — заорали пацаны, выпили, как заправские пропойцы, и набросились на закуску.

Скоро стол опустел и все улеглись на доски отсыпаться.

Вечером Степан увидел парня в белом кашне. Одет он был попроще, но дорогим одеколоном веяло от него за версту. Его звали Шкет, хотя на худосочного он не походил, высокий и крепкий. Он о чём-то потолковал с Мухомором, поглядывая на Степана. Потом ушёл, брезгливо сторонясь облупленных и пыльных косяков двери, боясь запачкать своё драповое пальто.

Через день Степан узнал, откуда у пацанов продукты, хотя догадывался, каким путем они приобретаются. Он оказался в компании воров.

Обычно вся братия днём отсыпалась, а ночью выходила на дело. При очередном прибытии Мухомор сказал Степану:

— Хватит отлёживаться, а то быстро пузо отожрёшь. Сегодня пойдёшь с нами.

Степан обиделся за такие слова в свой адрес, но подавил обиду, потому что Мухомор сказал правду — он ничего не делал, кроме поддержания огня в печке — и спросил:

— А куда?

— Держать верблюда. На шухере постоишь. С собой тебя брать нельзя — слишком велик вымахал…

Ночью все до одного вышли из убежища. Степан с наслажднением полной грудью вдохнул морозного воздуха — три или четыре дня, проведённые в подвале, ему наскучили, хотелось чем-либо занять себя.

С полчаса они пропетляли по закоулкам, пока Мухомор не остановился на углу широкой улицы. Догадки Степана в отношении рода деятельности ребят полностью оправдались.

— Встанешь здесь, — сказал Мухомор Степану. — Если кого увидишь, подашь сигнал.

— Чего мне — свистнуть?

— Свистеть не надо. Просто крикнешь: «Егор!». Мы будем знать, что кто-то идёт. И не маячь посередине улицы, встань к стене — отсюда три стороны просматриваются.

Мухомор расставил троих на стреме, а сам с двумя другими скрылся в переулке. Кража прошла спокойно. Была ещё глухая ночь, когда они вернулись в подвал. Из мешков высыпали награбленное. Наверное, брали квартиру, потому что Степан увидел женскую шубку, котиковое манто, столовые приборы, какие-то фарфоровые безделушки, несколько отрезов сукна.

— Завтра отдадим Козырю, — сказал Мухомор, ложась на доски и блаженно улыбаясь. — Пусть сбагривает.

Так прошли остатки зимы. Наступил март. Ночами сильно подмораживало, а днём припекало солнце, капала звонкая капель, воздух был густым и был насквозь пропитан дремотной немотой. По всему чувствовалось, что весна не за горами.

Мухоморовская когорта скучала. Хорошего дела не было, а по мелочам им не хотелось работать. Все считали, что если заваливаться, то по-крупному. Главарь где-то целыми днями пропадал, а когда приходил, был скучным и вялым.

Но однажды он пришёл в приподнятом настроении: глаза смеялись, уголки губ тянулись кверху, физиономия источала крайнюю степень удовлетворения. Ни слова не говоря, из-за пазухи вытащил узкую пилу, применяемую при резьбе наличников, и коловорот.

Пацаны обступили его, ожидая, что он скажет.

— Сегодня идём, — громко сказал Мухомор.

Пацаны весело зашумели, предвкушая очередное опасное приключение.

— Магазинчик тут есть один на отшибе, — рассказывал Мухомор Степану, греясь у буржуйки. — Стоит над оврагом. Я его ещё летом присмотрел…

Степан не выказал ни капли удовлетворения, даже интереса не проявил.

— Ты что такой… злой? — спросил Мухомор, окинув Степана испытующим взглядом, словно хотел прочитать его мысли.

— Да сколько я с вами валандаться буду. Мне надо документы искать да отваливать.

— А здесь что — плохо? Дюбнул, пожрал, поспал, чем не лафа.

— Мне ехать надо.

— Куда? Где тебя ждут? В тёплых краях?

Степан пожал плечами. Его и в самом деле нигде не ждали. Мухомор покачал головой, но ничего не сказал.

Когда наступила ночь, выбрались из подвала. Было темно. Сквозь редкие облака проглядывали звёзды. Вдали нехотя тявкали собаки… По крепкому насту, как только вышли на окраину города, Мухомор повёл свою команду к магазину. Миновали занесённые огороды, где из сугробов торчали оттаявшие концы изгородок, пересекли мелкий овраг.

Магазин, действительно стоял на отшибе, в километре от города, на окраине небольшого посёлка, скорее, деревни. Его задняя часть выходила к оврагу. Был он бревенчатый, с крепкими стенами и крышей. «Как они в него залезут? — раздумывал Степан. — Замок своротят или окно разобьют? А где сторож?»

Но Мухомор не стал делать ни того, ни другого. У него был свой план, не даром он захватил с собой пилу и коловорот. Пацаны стали разбирать под крыльцом подбор, чтобы проникнуть в подполье. Степану всё это время, когда он ходил с ними на дело, поручалась не слишком важная работа — он или стоял на стреме, или, как взрослый и наиболее сильный из всей разбойничьей артели, таскал ворованное. Ему нагружали мешки наперевес и он, как тягловая лошадь, тащил их в подвал. На этот раз ему поручили также относить ворованное от магазина в сторону на условленное место.

Продолбив землю под стеной, пацаны вытащили чурбаки, на которые опирался нижний венец, и двое самых тщедушных, сняв верхнюю одежду, протиснулись в подполье, посвечивая себе маленьким фонариком. Хамса коловоротом просверлил в половицах отверстия, а его напарник, просунув в них пилу, выпилил два куска доски и они пролезли внутрь. Через несколько минут стали подавать ворованное. Степан таскал туго набитые мешки в указанное Мухомором место недалеко от дороги. Улучив момент, спросил его:

— А что в магазине и сторожа не было?

— Почему? Был.

— А теперь?

— Теперь нет. Этим делом не мы занимаемся.

Из темноты возникла фигура человека в тёплой стёганке с поднятым цигейковым воротником, в меховой шапке с опущенными ушами. Лица не было видно. Степан замер от неожиданности, подумав, что их накрыли. У него похолодело внутри. Но Мухомор поспешил успокоить его, увидев, как сжался Степан, словно боялся получить сильный удар.

— Не бойся, — сказал он. — Это свои.

Возникший из мрака человек позвал Мухомора, тот подошёл к нему, и они с минуту о чём-то тихо поговорили.

— Что за мужик? — спросил Степан, когда Мухомор вернулся к нему, а незнакомец исчез за кустами.