Степан ринулся за платформой. Догнав, ухватился за низкий борт и повис. Стремясь нащупать опору, поискал в воздухе ногой, она опёрлась на что-то, но моментально была отброшена. «Колесо», — пронеслось в мозгу Степана. Как он не старался опереться на что-либо твёрдое, нога всегда попадала на колесо. Уже выбившись из сил и понимая, что может сорваться под колёса, он, стиснув зубы, подтянулся на слабеющих руках и с трудом перевалил обмякающее тело через шатающийся борт.

В следующую минуту он лежал на заснеженной платформе рядом с плитой. Вставать ему не хотелось. Он чувствовал, как под ним содрогался пол, как уходил то в одну сторону, то в другую, и Степан замирал от ощущения этого движения, улыбаясь. Снег падал на лицо, таял, капли сбегали за воротник, но Степан не замечал этого. Его наполняла радость, которой он давно не испытывал.

Глава четырнадцатая Три карты

Степан второй день плутал по улицам. Городок был небольшой, разбросанный по обеим берегам реки, с узкими улочками, в которые гляделись добротные деревянные дома. Лишь в центре были каменные здания, большей частью построенные в прошлом веке.

Тогда, взобравшись на платформу состава, Степан радовался удаче: дошёл-таки до магистрали и теперь товарняк уносит его всё дальше и дальше от постылого лагеря к новой жизни. Но уже через час-полтора понял, что на ветру и на морозе много не напутешествуешь. Он скоро окоченел, как мёрзлый пень. Руки не слушались, не грели ни валенки, ни новый полушубок.

Когда под утро состав подошёл к какой-то станции, совершенно задубевший от холода Степан оставил его. Бросив ненужный карабин и котомку с котелком в сугроб, налегке, разминая озябшие ноги, пошёл по улице, куда глаза глядят, пощупывая деньги, запрятанные в боковой карман полушубка.

Днём на окраине города он помылся в захудалой баньке при ткацкой фабрике, постригся и побрился в парикмахерской. У него оставалось немного денег, и он решил пообедать в какой-либо столовой. Присмотрев невзрачную забегаловку, направился к ней, но, сунув руку в карман, не обнаружил денег. Видно, поработал какой-нибудь карманник. Плюнув с досады, Степан нахмурился, не зная, как быть дальше.

Побродив по закоулкам, где редко встречались прохожие и решив, что в многолюдной толпе легче затеряться, он свернул к центру и очутился возле рынка. Такого большого он сроду не видел. На огромной площади кишмя кишел народ. В середине рынка были сделаны навесы с прилавками, где шла бойкая торговля молоком, сметаной, творогом, чесноком, луком, мясом, мёдом, картофелем. Но навесов не хватало, и торговцы располагались вдоль забора, около складских помещений.

В стороне, невдалеке от широкого прохода, Степан заметил большую толпу мужиков, которая стонала, выдыхала, колыхалась, заходилась в диком гоготе, как единое живое тело. Он подошёл к зевакам и увидел в центре светловолосого мужичка, не старого, в кубанке, заломленной на затылок, в тёплом пиджаке на вате. Перед ним стоял ящик, накрытый куском фанеры. В руке он держал три карты. Показав их, клал на фанеру рубашкой вверх и предлагал желающим угадать одну из них.

— Кто храбрый и глазастый? — вопрошал он и его хитрые глазки ошаривали толпу. — Угадает, выиграет сто рублей. Ну что — перевелись мужики денежные и азартные? Или баб боитесь? Удача нахрап любит, — кричал он, видя, что никто не подходит. — Доставай заначку! У кого есть талан, тот будет атаман.

— А-а, была не была. — Из толпы отделился мужичонко в рыжей шапке, в меховом полупальто. — Давай, кажи карты! Где наша не пропадала!

«Фокусник» показал ему карты и разложил их на ящике.

Мужик ткнул пальцем на среднюю.

— Вот она. Туз винней.

— Твоя взяла. — «Фокусник» приподнял карту и показал её обступившим ящик зевакам.

Толпа заколыхалась. «Фокусник» вытащил из кармана сто рублей и отдал выигрыш. Счастливый мужичонко взял, потёр между пальцев, спрятал в карман и затерялся в толпе.

— Кто следующий? — опять зазывал «фокусник». — Лови удачу.

— Давай игранём! — К «фокуснику» протиснулся худой чернявый парень с чисто выбритым лицом. — Попытаем судьбу, — усмехнулся он. — Показывай карту!

«Фокусник» разложил на фанере всё те же три карты, три туза. Перевернул.

— Угадывай!

Парень не долго медлил с ответом. Показал рукой.

— Вот с краю. Туз червей.

«Фокусник» перевернул карту, показал парню и толпе.

— Не повезло, — с сожалением произнёс он.

Парень в сердцах снял шапку, достал деньги, спрятанные под подкладкой, отдал «фокуснику».

— Попытай счастья ещё раз, — сказал тот ему.

Парень на секунду задумался, потом махнул рукой.

— Давай!

На этот раз он выиграл и, разгорячившись, стал продолжать игру. Его подбадривали зеваки из толпы:

— Давай, давай, сейчас повезёт!

Парень, красный от охватившего азарта, доставал новые купюры из шапки.

— Ах ты, опять сорвалось.

— Деньги ещё есть?

— Нету. Всё продул. Жена на корыто дала да валенки хотел купить…

— И просадил?

— Просадил, — выдохнул парень и сумрачный пошел прочь от «фокусника».

А зеваки толпились, напирали друг на друга, бранились и смеялись.

Степан заметил прыткого юнца в непомерно большой лохматой шапке, нахлобученной низко на лоб, казавшейся шире худых плеч. «Мухомор», — сразу окрестил его Степан. Юнец толкался в толпе, стреляя острыми глазами. На ногах были подшитые, с заплатками на голенищах валенки. На плечах мешковато сидел потёртый тёплый серый пиджак. Рукава были коротки, и он грел красные, как у гуся руки, в боковых карманах.

Степан несколько минут, стоя чуть поодаль от шумливой толпы, наблюдал за происходящим. Иногда играющих скрывала людская масса и тогда он искал новое место для обозрения. Увлечённый происходящим, он не заметил, как к нему подошёл Мухомор.

— Чего пялишься? — спросил он, не выпуская рук из карманов, подозрительно оглядывая белёсые штаны Степана, грязный полушубок, замызганную шапку с надорванным мехом.

— А нельзя интересоваться? — в свою очередь осведомился Степан, меряя взглядом юнца и определяя — не из органов ли он.

Вряд ли Мухомор был из органов. Лицо белое, без кровинки, нос, посиневший от холода, обветренные губы. Под носом скапливались сопли, и он их вытирал рукавом.

— А вот и нельзя, — ответил Мухомор на вопрос Степана. — За погляд деньги берут.

— Не много ли хочешь? — с вызовом ответил Степан и свысока посмотрел на парня. Тот не был похож на легавого и его нечего было опасаться. — Кто ты такой?

— Я из деревни Дудово, а ты, дурак, откудова? — с издёвкой проговорил Мухомор.

Степан внимательно оглядел щуплого мальца. Он слыхал такие приколы живя на хуторе, от деревенских. Были большие мастаки позубоскалить, подковырнуть с юмором, а порой с язвительным сарказмом да таким, что даже видавшие виды шутники уходили, вытирая слёзы от обиды.

— Я из села Балдать, могу и в морду дать, — ответил Степан.

Но произнеся эти обидные слова, пожалел, что сказал их. Мухомор свистнул, и из кучи, окружающей «фокусника», отделились трое парней и двинулись мальцу.

Степан быстро сообразил, что лучшим для него будет дать дёру. Он подступил ближе к воротам, пятясь задом, и огляделся, соображая, куда ему выгоднее бежать. Сзади к нему вразвалку шли ещё двое, отделившись от табачных ларьков. Все пути отступления были перекрыты. Оставалось одно — прорвать фронт. То, что у подходящих было отнюдь не миролюбивое настроение, было видно по их лицам, насупленным и сосредоточенным. На тех, кто приближался спереди, были длинные пальто с разрезами, несмотря на ветренную погоду нараспашку, и кепки, надвинутые на брови. Двое или трое дымили длинными папиросами, перекладывая мундштук из одного края губ в другой.

Степану вспомнилась песня, слышанная где-то на пути в лагерь:

Хулиганы все носят фуражки,

На фуражках у них ремешки.

Польта носят они нараспашку,

И наганы имеют они.