Впереди, прямо по фронту, шёл долговязый парень, одетый с намёком на щегольство: драповое пальто с поднятым воротником, вокруг шеи белое пикейное кашне, один конец которого небрежно переброшен через плечо. В хромовые сапоги со смятыми в гармошку голенищами заправлены широкие хорошо отутюженные брюки. Одну руку он держал в кармане пальто, другой небрежно бросал в рот жареные семечки, шумно сплевывая кожуру.

Оглядев приближающуюся шайку, Степан бросился на их строй по кратчайшему пути между двумя тщедушными на вид пацанятами, которые ни одеждой, ни видом не походили на гордых своих товарищей. Но ошибся. Те оказались проворнее его. Один подставил подножку, а второй, сходу, когда Степан падал, навалился на него, заламывая руки за спину со сноровкой, которой бы позавидовал опытный сыскарь. Подбежали остальные, сгрудились вокруг лежащего Степана.

Степан закрыл лицо руками, думая, что сейчас начнут пинать ногами. Но те бить не стали. Долговязый в кашне тихо свистнул и кивнул головой в сторону Степана. Того, взяв за воротник полушубка, встряхнули так сильно, что он чуть не вывалился из одежды, потом подцепили под мышки и волоком оттащили в ближайшую подворотню.

— Кто такой? — спросил долговязый, выплевывая Степану на лицо шелуху от семечек.

— Никто.

— На легавых работаешь?

— Если знаешь, чего спрашиваешь?

— Потому и спрашиваю.

— Сам ты легавый.

— Да он гусей гонит, — пробормотал стоявший рядом с долговязым парень.

— Ты…, — Степан хотел произнести дерзкое слово, но вовремя опомнился, посчитав, что не в его положении грубить.

— Пощупай! — обратился долговязый к Мухомору.

Тот нагнулся и вывернул наизнанку карманы степанова полушубка.

— Ничего нету.

— А в штанах?

— Тоже. Тряпка сопливая.

— Чего шаришь здесь? — спросил долговязый, в упор рассматривая Степана.

— А чего — смотреть нельзя?

— Это смотря, как смотреть, — рассмеялся долговязый, доставая из кармана очередную горсть семечек.

— Чего с ним делать? — спросил Мухомор.

— Оставь этого фрайера, — махнул рукой долговязый. — Дуй отсюда, пока не схлопотал, — обратился он к Степану, сверкнув белыми зубами. — А ты, — повернулся он к Мухомору, — не паникуй зря. Какого-то прыща принял за легавого.

— Семь раз проверь, один отрежь, — отпарировал тот, пожав плечами.

Компания удалилась. Остался Мухомор. С растерянным видом он рылся в карманах своего «зипуна» и не находил того, что искал.

— Бог наказал, — сказал Степан, поднимаясь и поправляя полушубок, ещё не зная, что потерял его обидчик.

— А ты не базлай! — ответил Мухомор. — Скажи спасибо, что без фингалов отделался. Шляются тут разные… —

И он стал внимательно осматривать затоптанный снег вокруг себя.

— Чего потерял? — миролюбиво спросил Степан, радуясь в душе, что всё обошлось благополучно.

Вообще-то эти урки могли ему накостылять так, что он и костей бы не собрал. Видал он таких сорвиголов на пересыльных пунктах, на этапе, в телятниках, идущих на восток. Редкий день не обходился без поножовщины. Ссоры вспыхивали по пустякам, за неверно сказанное слово, жест, кому-то не понравившийся. Он вспомнил и свою историю с карзубым.

— Не твоё дело, — отрезал Мухомор, давая понять, что с такими фрайерами он не связывается.

— Как знаешь, — ответил Степан.

Настроение у него было миролюбивое: хорошо, что не напоролся на милицию, а этих ему нечего бояться — из одного корыта едят.

Мухомор, сопя, нагнувшись, шагал взад-вперед на небольшом пятачке, всматриваясь под ноги.

Степан стал стряхивать приставший к штанине грязный снег и заметил блеснувший под ногой металлический предмет. Он стоял на кастете.

— Накулачник что ли потерял? — спросил он Мухомора, прикрывая находку ногой.

— Откуда знаешь? — встрепенулся Мухомор.

— У тебя карман худой.

— Карман-то дырявый, а откуда знаешь, что там лежало?

— На, возьми своё. — Степан поднял и протянул Мухомору кастет.

— Во, ё, нашёлся! — обрадованно воскликнул Мухомор, принимая кастет из рук Степана.

Они услышали сильный шум на базаре, словно с рёвом накатилась морская волна. Оба повернули головы. Толпа вокруг «фокусника» заколыхалась и стала растекаться по сторонам. Мухомор глубже надвинул шапку на лоб.

— Видно, легавые объявились. — Он подобрался, как зверь перед прыжком. — Тикать надо!

— Шу-у-уба! — пронеслось над толпой, и после этого крика все бросились врассыпную.

Степан озирался по сторонам, ища место, куда бы нырнуть. На рынке раздались милицейские свистки.

— Дуй за мной! — проговорил Мухомор и побежал из подворотни влево, между нагромождениями киосков и лавчонок, приютившихся под боком у рынка.

Степан последовал за ним. Однако не успели они пробежать и нескольких шагов, как путь им преградила группа из пяти-шести человек, несущихся во весь опор.

— Легавые сзади, — прокричал кто-то из них. — Вали отсюда!

Мухомор со Степаном присоединились к этой группе и уже выскочили на параллельную рынку улицу, как увидели впереди себя нескольких милиционеров. Бежавшие бросились кто куда. Степан проскочил через цепь милиционеров, Мухомора зацепили за полу его ватника и Степан подумал, что тому каюк — задержат. Но Мухомор выскользнул и помчался по тротуару, догоняя Степана. За ним следовало трое милиционеров.

Мухомор догнал Степана. Он тяжело дышал, шапка ежесекундно сползала на лоб и приходилось поправлять её.

— Сворачивай вон в тот переулок, — на ходу, задыхаясь, проговорил он. — Там сквер…

Степан свернул и через десяток шагов увидел каменную ограду, местами обветшавшую и потрескавшуюся. С ходу подпрыгнув, он уцепился за верх, подтянулся и оседлал стену. К ограде подлетел и Мухомор. Его настигал милицейский. Он был в два раза выше Мухомора и шаги были в два раза шире.

У ограды он настиг беглеца и схватил за воротник, потянув на себя. Мухомору приходил конец. Он и сам это почувствовал. Степан увидел его растерянные жалкие глаза. Он мог бы спрыгнуть с ограды и убежать. Перед глазами на миг мелькнул лагерь, сторожевые псы, колючая проволока, подъём в любую погоду, тычки в спину, грязные шутки и он уж было занёс ногу, готовясь спуститься с обратной стороны стены, но что-то остановило его, наверное, забитый вид Мухомора. Под рукой оказался кирпич, выкрошенный из ограды. Степан схватил его и опустил на голову милицейского. Тот отпустил Мухомора и кулем свалился возле ограды.

— Давай руку! — проговорил Степан, свешиваясь к Мухомору. — Давай быстрее, потом будешь разглядывать его…

Мухомор протянул руку и скоро сидел на ограде рядом со Степаном.

— Здесь несколько выходов, — пробормотал он, вытирая мокрое от напряжения и быстрого бега лицо. — Идём вон под ту арку. Там нас не возьмут…

Они спрыгнули в снег и вступили под арку, прошли её, свернули и очутились на другой улице. Здесь пошли не спеша, рядом друг с другом.

— Здешний? — спросил Мухомор, уважительно поглядывая на высокого Степана.

— Не-е.

— А как сюда попал?

— Долго рассказывать.

— А всё же?

— Проездом.

Мухомор оглядел его, надул губы.

— Не хочешь говорить, не говори. — Но любопытство брало верх и он снова спросил: — Откуда едёшь?

Степан криво усмехнулся.

— Оттуда. — Он неопределенно махнул рукой.

— Как знаешь. — Мухомор, казалось, не обиделся на такой ответ Степана. — Значит, есть, что скрывать. — Он внимательно оглядел спутника. — А здорово ты его шмякнул по кумполу, — вспомнил эпизод с милиционером.

Мухомор юркнул в пролом забора. Степан за ним. Попетляв между сарайчиками, сбитыми из коротких тесин, видимо, от разбитых ящиков, почерневших и трухлявых, они вышли на пустырь, занесённый снегом, из-под которого торчали верхушки прошлогодней сухой крапивы и осота.

— Теперь сматывайся, откуда пришёл, — сказал Мухомор, останавливаясь. — Нам не по пути.

— Как к вокзалу выйти? — спросил Степан, потерявший всякую ориентировку.