Мешок он нашёл, пересыпал туда крупу, засунул небольшой котелок, хотел переложить патроны из карманов, как услышал отдалённый лай, затем свист. Степан выглянул в дверь и увидел на опушке хозяина зимовья. Тот стоял спиной к избушке и подзывал отставшую собаку.

Степан схватил карабин, перекинул мешок за спину и сбежал со ступенек. Охотник его не видел. Не успел Степан пробежать и двадцати шагов, как на него набросилась невесть откуда взявшаяся собака. Оскалив пасть, она прыгнула на него, злобно ворча. Он отшвырнул её ударом приклада. Собака отскочила, готовая снова наброситься на него. Из-за кустов показался охотник. Он заметил Степана, бежавшего с мешком и карабином к реке.

— Сокол, ко мне! — кричал охотник собаке, но она не повиновалась ему.

Она сбоку набросилась на беглеца и схватила за ногу. Затрещала штанина. Степан инстинктивно отдёрнул ногу и, отскочив шага на три, вскинул карабин и в упор выстрелил в озверевшего пса. Тот упал с простреленной грудью.

— Стой! — кричал приближаясь охотник. — Ты чего делаешь? Стой, кому говорю! Брось карабин!

Степан, не обращая внимания на крики охотника, продолжал бежать к реке, оставив рядом с мёртвой собакой брошенный мешок с провизией.

— Брось карабин! — кричал охотник. — Стрелять буду! Брось карабин!

Степан не добежал до спасительных кустов нескольких шагов, как прогремел выстрел. Охотник то ли стрелял вверх, то ли промахнулся, но ни одна из дробин не задела Степана. Он остановился, передёрнул затвор и посмотрел в сторону охотника.

— Что ты, сволочь, наделал! — кричал тот, наставляя дуло дробовика на беглеца. — Зачем собаку убил, гад? Стой, иначе застрелю!

Степан, увидев искажённое яростью лицо хозяина зимовья, бросился наутёк. Прогремел ещё выстрел. Дробины кучно шелестнули листвой кустарника возле Степана. Он на мгновенье замер, втянув голову в плечи, обернулся и увидел, что охотник досылает патрон в ствол. Безотчётно вскинул карабин к животу и не целясь выстрелил в сторону охотника. Выстрела своего не услышал. Только увидел совсем близко охотника, его орущий рот, растрёпанные волосы и ноги, неестественно подогнутые, и тело, валящееся в траву. У Степана поплыло перед глазами…

Когда он пришёл в себя, шагах в двадцати увидел распростёртое тело охотника. Тот лежал ничком, широко раскинув руки. Рядом валялось ружьё. Степан подошёл к нему. Охотник не подавал признаков жизни. Глаза были открыты, ветер шевелил волосы на лбу. Степан наклонился и перевернул тело. Крови было мало — пуля угодила в сердце.

Степан выпрямился, потряс головой, словно пытаясь понять, на месте ли она. Всё случилось так быстро, что он только сейчас осознал трагичность произошедшего.

Он никогда никого в жизни не убивал. Он боялся крови.

Бывало, отец скажет ему: «Степан, отруби пёстрой курице голову!» Степан не отказывался, но, найдя во дворе Ахметку, просил его обезглавить птицу и после этого относил её к Пелагее, которая была у них и за кухарку. А здесь он убил человека. Удрал из лагеря да ещё убил охотника. Теперь, если поймают, вышка ему обеспечена.

Глава одиннадцатая Вниз по реке

Когда Степан совсем пришёл в себя и, поняв, что содеянного не исправишь, первым делом решил замести следы. Мало ли кто мог появиться здесь. Может быть, у охотника поблизости были товарищи. Наткнувшись на труп, найдут возможность сообщить, куда следует.

Он оттащил убитого в кусты, рядом положил собаку и забросал ветками, надеясь после похоронить зимовщика. Ружьё бросил в реку, полагая, что оно ему не нужно — хватит и карабина.

Теперь, когда ему никто не мешал, успокоившись, стал думать, что предпринять дальше. Судя по вещам в избушке, охотник был один, без напарника. Но кто знает, возможно, сюда ещё кто-то прибудет. Однако гадай не гадай, а спешить надо было в любом случае.

Было два пути — пробираться тайгою или плыть по реке. Река текла в нужном ему направлении. Конечно, по берегам реки чаще всего стоят селения, по ней долго не проплывёшь, если только ночью, но зато быстрее и с экономией сил. Тайгою плутать придётся дольше. Он предпочел реку, надеясь, что этим убьёт и второго зайца — собьёт со следа преследователей. Он не сомневался, что его будут искать с собаками.

Подойдя к лодке, тщательно её осмотрел. Посудина была пригодна для длительного плавания. Недавно её подлатали и просмолили. Была она лёгкая, но остойчивая.

В избушке он не торопясь сложил в мешок продукты, какие нашёл у охотника и что могло сгодиться в пути. Муку брать не стал, думая, что на костре хлеба не испечёшь, а брать лишнюю посуду с собой не решился — будет тяжело, лучше в счет этого захватить побольше других продуктов. Взял лапши, сухарей, вяленой рыбы. Нашёл большой кусок солонины. Обрадовали его спички, облитые парафином или воском, чтобы не сырели. Взял довольный запас патронов. На стене в углу за печкой обнаружил в матерчатом чехле стеклянную солдатскую фляжку. Прибрал топор, решив, что он ему пригодится. Всё перенёс в лодку, переправив её в другое место, в излучину, и скрыл под нависшими над водой ветками.

Надо было подобрать одежду. Охотник был приблизительно такого же сложения, как и Степан, может, чуточку пониже и погрузней, и его одежда подошла беглецу. Он надел ещё хорошие парусиновые штаны, крепкие, как кожа, обул пахнущие дёгтем сапоги, которым по его представлению не должно быть износа, с добротным поднарядом, в таких ходили старшие охранники в лагере, натянул тёплый свитер из козьего пуха. Поношенный полушубок тоже отнёс в лодку.

Вернувшись в избушку, посмотрел на себя в осколок зеркала, вмазанного в переднюю стенку печки — и нашёл себя ничего, не похожего на политзека. Смущала только красно-рыжая щетина на подбородке.

Он перерыл от пола до потолка обиталище охотника, но принадлежностей для бритья не нашёл. Охотник носил бороду, и, наверное, бритву не брал с собой. Зато обнаружил ножницы и положил в карман. Ему хотелось найти документы, но сколько не искал по всем закоулкам, нигде не обнаружил. В карманах убитого искать было безрассудно: не будет же он с собой их в тайгу брать.

Он хотел идти к лодке, как услышал ржанье лошадей. Выглянув в дверь, увидел двух верховых, подъезжающих к избушке. Степан подбежал к двери, спохватившись, что под рукой нет карабина, который остался в лодке. Прикрыв дверь, стал в узкую щёлку разглядывать подъезжавших всадников. Кто они? На стражников не похожи. Одежда выгоревшая, забитая пылью. Лица заросли бородой. Тёмные рубашки, просторные пиджаки. На одном была кожаная фуражка, напоминающая вытертый картуз, на другом — фетровая шляпа, какие носят городские щеголи, только изрядно замусоленная и мятая. За спиной переднего верхового торчало дуло ружья, пояс был перевит патронташем. Ружьё второго было приторочено к седлу.

Бежать из избушки было бессмысленно. До реки было не меньше двухсот метров. Кто бы ни были верховые, увидев очертя голову бегущего к реке человека, они бы заподозрили неладное и в два счёта догнали бы на лошадях. Поэтому Степан счёл за благо остаться в избушке, но чтобы не оказаться взаперти, вышел в сенцы, и приоткрыл дверь, ведущую на крыльцо. Он притаился, поджидая всадников, нащупывая нож, засунутый за голенище сапога.

— Эй, хозяин! — крикнул передний всадник в кожаной фуражке, подъехав к избушке вплотную и останавливая лошадь. — Ты дома?

Степан не откликнулся, продолжая наблюдать за подъезжавшими и ожидая дальнейшего развития событий.

— Кричи громче, — сказал товарищу второй всадник. — Стены толстые, не слышит. А может, спит. — И сам закричал во всю силу: — Денис Трофимыч!

— А что ты знаешь, как его зовут? — спросил всадник в фуражке.

— Толик сказал, что Денисом. Он его знает, весной по большой воде виделись.

Верховые смахивали на геологов или геодезистов. Похожих на приехавших Степан неоднократно видел и в лагере, и на полустанке, откуда они отправлялись в лагерь пешком. Поэтому, надеясь, что это геологи, он вышел на крыльцо.