— Как пацанов назвали?
— Марлен и Саша.
Николай вскинул голову и она поразилась — Ахмад плакал. Крупные слезы текли по щекам. Заметив, что женщина удивленно смотрит на него, тут же опустил глаза:
— Странное имя у парня…
Женщина ответила:
— Ничуть. В честь тети Маруси и моей мамы. Мария и Елена!
Он попросил, не сводя глаз с изображений:
— Отдай мне эти фотографии…
Она решительно забрала фотки из его рук и положила в военный билет:
— Зачем? С этой поляны один из нас сегодня не уйдет. Если ты меня убьешь, заберешь фотки и так. А если я тебя прикончу, они тебе ни к чему. На чем драться будем? Пистолеты, автоматы, ножи или рукопашная?
Он мрачно смотрел ей в лицо. Устало предложил:
— Марин, давай разойдемся. Слово даю, я тебя больше преследовать не стану. Уйду из этих мест и друзей твоих никто из моих подчиненных не тронет.
Она холодно поглядела ему в зрачки:
— Зато я стану тебя преследовать, пока не убью! Где бы ты ни был, я буду идти за тобой. Я не забыла Амира. По твоей милости ослеп полковник Шергун. Ты отдал приказ Яндиеву схватить его. Ты! Я все знаю. И ты отсюда не уйдешь!
Степанова решительно сняла автомат с плеча и повесила на сучок. Стащила бушлат и шапку. Эта решительность давалась ей очень тяжело. Все внутри восставало против боя с бывшим приятелем. Перед глазами вновь и вновь возникали картинки из совместного детства, но она заставила себя думать о пытках, которым по приказу Ахмада подвергали ее друзей. Горев не двигался, наблюдая за ней. В его памяти возникали приблизительно такие же эпизоды из детства. И когда она сказала:
— Выбирай оружие!
Он твердо произнес:
— Я не стану драться с тобой. Ты была и осталась моей единственной любовью. Я исковеркал себе жизнь сам и мне не кого винить, но все эти годы я не переставал думать о тебе…
Марина с кривой усмешкой слушала его речь. Хотя это оказалось не легко. Затем подошла и крепко врезала ему по физиономии кулаком:
— Станешь драться, станешь!
Колькины глаза сверкнули. С уголка губ потекла струйка крови, но он сдержался, хотя женщина видела, как сжались его кулаки. Он так и стоял прижавшись к стволу ели. Она, глядя в серые глаза, врезала ему еще раз. Обручальное кольцо, которое так и не сняла с правой руки, оставило глубокую вмятину на скуле Горева. Он не шелохнулся, лишь прикрыл глаза, чтобы не видеть ее искаженного ненавистью лица. У Маринки перед глазами встало бледное лицо Амира, слепые глазницы Олега и она озверела окончательно, хотя душа продолжала болеть. Врезала в третий раз, совсем не желая того. Послышался хруст и из носа у Горева хлынула кровь. Он не выдержал и отскочил в сторону. В руке сверкнул нож. Крикнул:
— Не приближайся, Маринка!
Она наступала молча, сжав в руке маленькую «Осу». Резко махнула рукой, Колька успел отклониться, зато отлетевшая в сторону пола пятнистой куртки лишилась уголка. Горев взял себя в руки, поняв, что будет убит, если и дальше станет отступать. Его глаза вспыхнули сталью и он покрепче сжал тесак. Голова оставалась ясной и холодной: убивать Марину он не станет.
Женщина медленно кружила вокруг. На губах змеилась кривая улыбка. Эта улыбка наполняла его сердце страданием. Если бы мог, Николай вернул бы прошлое в тот миг назад. Оба выбрались на поляну, чтобы иметь простор для маневров. Степанова неожиданно метнула нож и Горев еле успел упасть на землю. По спине пробежал мороз — нож мог бы угодить ему в горло. Да, подружка стала опасной! Марина прыгнула вперед и носком ботинка выбила из его руки нож, больно попав по пальцам.
Колька перекатился и вскочил, наконец-то поняв, что находится на волоске. Он не знал, сколько еще ножей припрятано у нее в запасе. Теперь они кружили по поляне, пытаясь подловить друг друга на ошибке. Он не сводил глаз с ее рук. В глазах женщины сверкала лютая ненависть. Ахмад содрогнулся. Несмотря на разгромленые лагеря, ненависти к бывшей подружке он не испытывал. Скорее ловил ее для себя.
Марина кинулась на него первой. Ботинок мелькнул перед носом успевшего отклониться мужчины. Он попытался схватить ее за руку, чтоб провести бросок и прижать к земле, но вместо этого взлетел в воздух сам. Степанова дралась яростно и молча, чисто по-мужски. Удары сыпались на Горева один за другим. Он едва успевал обороняться, удивляясь бешеному напору, который не ослабевал уже минут десять. Ударить ее в ответ со всей силы он все же не решился. Старался ставить блоки против ее ударов, чувствуя, как жесткие маленькие кулаки оставляют все новые и новые синяки на теле.
Улучив момент, Ахмад сумел уронить ее на землю вниз лицом. Как Марина не сопротивлялась, он притиснул ее носом к земле, навалившись всем телом сверху. Вывернул руки и держал их одной рукой, заломив суставы вверх. Левую руку сунул ей под куртку и выдернул документы, на долю секунды коснувшись женской груди. От этого прикосновения затрепетало сердце и горячая волна начала туманить мозг. Он замер на несколько секунд. С трудом справился с собой. Забрал фотографии, отшвырнув ее военный билет в сторону. Прошептал в ухо:
— Я ухожу. Драться с тобой всерьез я все равно не стану. Забираю фотки, ты еще нафотографируешь…
Она задыхалась, силясь вырваться из его железных лап, прохрипела:
— Все равно я убью тебя! Ты мой кровник! Запомни, найду и прикончу…
Он тихо сказал ей в ухо:
— Я знаю и попробую не попадаться тебе на глаза.
Легко вскочив на ноги, бросился к деревьям. Он не стал связывать ее и забирать оружие, подумав, что это лес и она может наткнуться на банду. Маринка, словно пружина, вскочила на ноги. Одним прыжком преодолела расстояние до висевшего на сучке автомата и сорвала его с сучка. Коренастая фигура была прекрасно видна и она могла бы срезать старого врага одной очередью, но что-то удержало. Пули просвистели над головой Горева. Он не остановился и не оглянулся, продолжая бежать между деревьями. Через минуту исчез в чащобе. Степанова уронила автомат и упала ничком на землю. Уткнувшись лицом в мох, она разрыдалась.
С другого края поляны начали выбегать спецназовцы. Они не видели схватки, зато слышали автоматную очередь. Сквозь деревья увидев упавшую женщину и решив, что она убита, скопом бросились к ней. Несколько человек кинулись по следу Горева, но вскоре вернулись ни с чем. Бандит ушел под покровом надвигающихся сумерек и вновь начинавшегося дождя.
Женщина рыдала, уткнувшись носом в траву и не понимала, что с ней произошло. Не смотря на то, что Горев старался не бить всерьез, ей тоже досталось: разбитые губы и синяк на скуле, ссадина на лбу и множество синяков на теле и конечностях. Маринка, с мрачным выражением на заплаканном лице, встала. Резким движением стерла слезы рукавом куртки. Подошла к ели. Натянула шапку и бушлат, висевшие на сучке. Исподлобья посмотрела на столпившихся мужиков. Глухо буркнула:
— Одного я все же сцапала. Пошли, заберем снайпера. Думаю, это он стрелял в Монаха…
Допрос очнувшегося боевика дал кое-что интересное: Горев взял снайпера потому, что был уверен — Марину он сам убить не сможет и приказал пристрелить женщину, едва та появится. Желательно до того, как появится сам. Ахмад явно боялся, что увидев Марину, отменит приказ. Николай по-прежнему верил ей и знал, что она рискнет появиться одна. Пока шел допрос, Степанова не один раз почувствовала, как больно сжимается сердце. Пленного увели. Огарев повернулся к мрачной женщине:
— Похоже, он тебя до сих пор любит…
Степанова стукнула по столу кулаком и разревелась, уткнувшись в скрещенные на столешнице руки:
— Самоуверенная дура! Надо было вас послушаться и с отрядом идти…
Полковник подошел и положил руку ей на дрожащее плечо:
— Ладно. Не вини себя. У кого не бывает? Ушел и ушел…
Маринка подняла голову. Виновато посмотрела на офицера заплаканными глазами и вдруг, словно маленькая девочка, обхватила его руками за пояс и разревелась, уткнувшись мужчине в грудь. Сквозь всхлипы выдохнула: