Над портом показался городской Парк культуры и отдыха, а под ним засверкал ковш Авачинской бухты. В окне замелькали вывески кино, городского драматического театра, мелькнуло новое белое здание гостиницы «Восток», и, наконец, автобус мягко остановился у красивого здания Морского вокзала.

Еле дождавшись, когда откроется пневматическая дверь, Коля выскочил на привокзальную площадь. Кондукторша объяснила ему, как ближе пройти до стоянки кораблей.

— Тут рукой подать. Поедешь по направлению к жестяно-баночному комбинату по этой же главной улице, — сказала кондукторша.— Прямо вдоль территории Торгового порта.

Коле осталось только уточнить время отправления ближайшего автобуса, и он побежал в Морской вокзал. Но вдруг ноги юнги словно вросли в асфальт: прямо на него из помещения Морского вокзала шел Сергей Иванович Шапорин. Первой мыслью мальчика было укрыться за автобус, смешаться с пассажирами, но многолетняя привычка говорить капитану только правду заставила вытянуться по стойке «смирно».

— Товарищ капитан!

По тому, с какой быстротой капитан обернулся на его зов, по радости, блеснувшей в его глазах, юнга безошибочно ощутил, сколько тревоги и беспокойства за все эти дни скрывалось в душе Сергея Ивановича.

— Коля! — только и сказал капитан.

— Товарищ капитан, — повторил юнга. — Я еще не прибыл в ваше распоряжение. Разрешите мне проследовать на место встречи с Витей. Ведь Витя...

Коля уже набрал полную грудь воздуха, чтобы на одном дыхании изложить Сергею Ивановичу все Витины злоключения, но капитан жестом остановил юнгу, и Коля почувствовал на своей голове тепло капитанской руки.

— Можешь не докладывать. О Вите я все знаю. Вот телеграмма начальника геологоразведочной базы. — Капитан протянул юнге телеграфный бланк.

«Виктор Шапорин прибудет на самолете в Петропавловск первого июля», — прочел Коля последнюю строчку. Первого? Это же значит завтра.

— Товарищ капитан, разрешите мне завтра встретить Витю.

— Завтра, — задумчиво произнес капитан. — А мы должны сняться в рейс сегодня до двадцати четырех ноль-ноль. Меня предупредил начальник пароходства, что от этого зависит выполнение квартального плана не только нашего «Богатыря», но и всего Дальневосточного пароходства, а может быть, и всего морского флота. Понял, Коля? Мы должны закончить погрузку и сняться в рейс до двадцати четырех ноль-ноль, — повторил капитан.

И зачем это Сергей Иванович так старательно объясняет? Он, кажется, совсем забыл, что Коля это не Витя, что Коля не один год плавает на «Богатыре» и отлично себе представляет, что значит для команды не выполнить государственный план.,

Коля отлично понимал, что судно не должно ждать Витю, А как горько будет ему самому отстать от судна и опять болтаться на берегу, на чужих судах догоняя свой «Богатырь». Сжав зубы и пересилив жгучее желание очутиться немедленно на борту своего «Богатыря», Коля твердо сказал:

— Товарищ капитан, разрешите мне остаться на берегу и дождаться Витю. Ведь Вите одному, да еще раненому, будет очень плохо.

— Ты, кажется, забыл, что Витя на нашем судне пассажир, а ты член команды. У тебя определенные обязанности,— сказал капитан.— О Вите я договорился с капитаном «Азии», — продолжал он. — Экспресс снимается во Владивосток завтра во второй половине дня. И я полагаю, что не мы Витю, а нас Витя будет встречать во Владивостоке. Ясно?

— Ясно, товарищ капитан, — понурился Коля. Ему ясно только одно, что капитан, убеждая его, и сам себя уговаривает. Но не будешь же спорить с Сергеем Ивановичем! Коля знает: если уж тот что-то решил, то это железно.

Но что же это происходит? Почему все старания Коли прийти на помощь другу наталкиваются на непреодолимые препятствия? Раньше геолог, теперь капитан! И ведь это люди, которых он по-разному, но по-настоящему уважает. Почему все могут заботиться о Вите, кроме него?

Ответ пришел сам собой. Наверное, потому, что Коля уже не маленький, что он юнга океанского судна и несет в жизни определенные обязанности.

— Есть следовать на «Богатырь», — насколько мог бодро выговорил юнга, направляясь вслед за капитаном к воротам Торгового порта,

Коля оглядывает новые здания складов, портальные краны. Все это тоже для моряков. А ведь еще два года тому назад суда, привозившие на Камчатку грузы, неделями простаивали на рейде в ожидании свободных причалов. Это была первая встреча юнги с государственным планом.

Из-за вынужденного простоя «Богатырь» тогда не выполнил план, и вся команда была лишена премии. Это Коле запомнилось на всю жизнь, так как на ожидаемую премию боцман обещал купить сыну велосипед. Коля и до сих пор не дождался велосипеда. В этом, правда, была виновата уже не столько премия, сколько его «успехи» в учебе, но в памяти, естественно, отпечаталась только премия.

Коля перевел взгляд от новеньких складов к линии причалов и почувствовал, как учащенно забилось сердце. У причала, забитого бочками с рыбой, стоял «Богатырь». Свежевыкрашенный чернью корпус судна глубоко ушел в воду — даже не различишь ни малейшей полоски красного сурика, которым покрываются борта ниже ватерлинии.

Опытным морским глазом юнга увидел, что погрузка подходит к концу. На палубе отец с матросами закрывают люки кормовых трюмов, и только в носовые трюмы хоботы портальных кранов торопливо опускают последние грозди бочек. Даже парадный трап выбран и закреплен по-походному. Коле с Сергеем Ивановичем пришлось подняться на борт прямо по опущенной на причал сходне. «Сейчас,— подумал Коля, — ко мне подбегут все члены команды. Будут трясти руку, хлопать по плечу. Наверно, рады, что «сын Богатыря» вернулся домой». Но почему-то никто не прекратил работы.

— А где же Витя? — вместо приветствия спросил боцман,

— Здорово, браток. А куда же подевал своего дружка?

— А почему один? — посыпались на юнгу вопросы матросов.—-А где ленинградец?

— Товарищ капитан, — подошел к Сергею Ивановичу третий помощник капитана. Тот, который всегда так любовно объяснял юнге устройство навигационных приборов. Сейчас он только слегка на ходу кивнул мальчику. — Погрузку заканчиваем, разрешите оформлять отход?

— Оформляйте, — коротко ответил капитан.

Коля стоял на краю сходни и не решался ступить на палубу своего родного судна. Он еще в лагере предчувствовал эту встречу. Но он ожидал «разноса» от капитана, порицания от отца, который всегда заодно с капитаном, но то, что его так встретила вся команда, было очень страшно. Захотелось повернуть обратно и бежать куда глаза глядят. Нет, нельзя было соглашаться лететь без Вити в Петропавловск. Не чувствуя за собой никакой вины, он понимал, что нарушил главный закон моря: сам погибай, а товарища спасай, — закон, нарушение которого моряки отмечают презрением.

— Товарищ боцман, —как сквозь сон услышал Коля громкий голос капитана.

— Есть боцман, — подбежал отец к Сергею Ивановичу.

— Завтра в восемь ноль-ноль вместо матроса Королева к рулю допустите юнгу Николая Самохвалова. По полученным мной сведениям он успешно стоял на руле в штормовых условиях на буксире и на берегу высоко пронес имя советского моряка. На борт «Богатыря» без Вити он вернулся по моему прямому приказу.

Это была полная амнистия. Как всегда, капитан пришел на помощь своему юнге в самую тяжелую минуту. Может быть, в самую тяжелую во всей его жизни. И потом... ведь это Коле не послышалось. Капитан разрешил допустить его к рулю.

— Есть поставить юнгу Самохвалова на руль, — радостно гаркнул боцман, и Коля в этом крике услыхал, какая тяжесть свалилась с отцовской души.

— Ну, чего стоишь как гость? — подбежал боцман к сыну. — Скорей переодевайся да ложись отдыхать. Завтра в восемь часов утра заступишь на вахту в рулевой рубке.

— Товарищ капитан, товарищ боцман, — задохнулся Коля от любви, от благодарности к этим самым близким ему людям. — Я не хочу отдыхать. Разрешите приступить к палубным работам.

— Только сначала в баню и на камбуз,—улыбнулся капитан.