— Да нет. Свет от костра. Режет, — Витя сдвинул платок на глаза и опять, кажется, забылся. Но едва юнга привстал, сразу забеспокоился: — Коля, ты где?

— Я тут. Не крутись! — тихо-тихо заговорил Коля, как бы убаюкивая товарища. — Ты лежи спокойно. Скоро Леха придет. Он тут где-то рядом. Мы с ним будем спать в палатке у Арсения Николаевича, так что ты не беспокойся, если меня рядом не будет. Знаешь, Вить, жалко, что мы оставили в «Приморье» твой приемник. Завтра ты настроил бы его, и узнали бы мы обо всех судах торгового флота... Наши дальневосточники сейчас ушли в Арктику, а черноморцы пришли из Антарктики. А кто-то плывет сейчас в тропиках, может, даже экватор пересекает. . . Твой приемник такой сильный, что в него и экватор был бы слышен. И с «Богатырем» связались бы, а то эту лагерную бандуру крути-верти, а дальше ста километров никого не слышно. Эх! . . Стоять бы сейчас за штурвалом. . . Капитан спрашивает: «На румбе?» Рулевой, как эхо, отвечает; «На румбе двести два!» Это я запомнил курс от Петропавловска на Владивосток. . . Вить! . .

Около палатки послышались шаги, и почти одновременно просунулись две головы — Левши и Лехи. В руках у Лехи был какой-то мешочек, который он протянул Коле.

— Однако, держи. Трава камчатская. Заваришь, Вите дашь. Пить будет. Дед пил. Здоровый стал.

— Ось де вин був! Траву сбирав? А мене Арсений Николаевич шукать тебе налажував. А трава ця нехай полежить. . . Доктора скажуть, що пити, що не пити.

— Дед пил! — обиделся Леха. —Такой травы нигде, кроме Камчатки, нет. Доктор знает, старый камчадал тоже знает.

— Тихесенько, без паники. Володя, мабуть, спить! — остановил Леху Левша. — То ж був старый камчадал, а ты молодий камчадал. Ты що, у современну медщшу не виришь? У радянсьских ликарив? Ты же, Леха, книжник прозываешься? Сознательна людина! А то — знахарство.

— Зачем знахарство?—окончательно вскипел Леха.— А в книжках про траву разве нет? Есть в книжках! К нам ученый с Большой Земли приезжал. Из Москвы из самой! Траву собирал! Трава все болезни лечить может! Эта на сопках растет! Больше нигде не растет! Знахарство — зачем врешь, зачем?

— Э, який горячий, — попробовал остановить Леху матрос. — От якой хвороби твий дид таку траву пив?

— От живота. Живот болел!

— А у хлопця голова побита. Е таки трави, що для одной хвороби добре, а для другой отрута. Отруишь хлопця, що тоди? Брось цю травку!

— Бросить? — вдруг сник Леха. — Собирал! Зачем вечер тратил? Отрава, говоришь? Брошу!

— Коля, не бойся! Это не змея, это гейзер, — внезапно громко заговорил Витя.

— Жар? Однако, бредит! — испуганно прошептал Леха, причмокивая губами.

— А ты травку от живота притащил, сказал Коля. — Витя, — притворно зевнул юнга, — если бы я ушел спать, ты меня отпустил бы? Сейчас с тобой побудет Леха, а когда ты уснешь, и он пойдет в нашу палатку. Ты один не будешь бояться? Если что надо, позовешь — у костра всю ночь кто-нибудь будет. — Энергично подмигнув Лехе, Коля вылез из палатки.

Леха присел около Вити и еле слышно стал напевать тут же сложенную им песню:

Под тихое Лехино пение Витя заснул. Убедившись в этом, Леха выскользнул из палатки.

Спиной к ней у костра сидел Арсений Николаевич, Рядом с геологом примостился Левша. На длинных прутьях они жарили оленину на завтрак и не заметили, как Леха и Коля скрылись за палатками и растворились в вечерней мгле.

В палатке радиста очень тихо. Левша прислушался. Нет, беспокоиться нечего: слышно, как Витя разговаривает с Колей.

— Почему не отпустил бы? Ты ведь тоже очень устал. Ну и иди отдыхай... Коля, а сколько я ни надумывал, что со мной может случиться в рейсе, о том, что на самом деле случилось, никогда не думал. Я ребятам все больше фантазировал о необитаемых островах. А как называется остров, куда мы высадились? Это колония каких-то империалистов. Я подарил жителям острова свой приемник, и они узнали правду о Советском Союзе. Они взяли да и тоже сделали у себя революцию. . . Вот бы здорово было. . . А интервентов выгнали! И написали в Москву. И в мою школу: «Если бы не Витя Шапорин, так бы мы и были. . . отсталая колония». Коля, ты здесь? Коля, мне холодно. Коля, ты ушел спать? Ну спи! И я буду спать.

— Кажись, yci хлопчжи позасыпали, i хвори, i здорови, — сказал матрос.

Разбудил Витю знакомый домашний шум. Как будто над их дачей пролетел вертолет. Начались обычные утренние полеты. Витя поймал себя на том, что даже прислушался к шагам за стеной. Вот сейчас откроется дверь, войдет мама и скажет: «Сынок, вставай скорей, попей молочка, пока оно парное, тепленькое». Витя даже чувствует во рту противный, приторный вкус козьего молока и просыпается окончательно.

Совсем светло, сквозь полотно палатки угадывается яркое утреннее солнце. Витя приподнял голову. Какая-то блямба нависла над глазом, мешает смотреть. Глаза начинают косить, и в поле зрения возникает почему-то его собственный нос.

Чьи-то шаги действительно приближаются к палатке. Но не легкие мамины, а грузные, явно мужские.

— Туточки! Сюды, будь ласка! — слышит Витя голос Левши.

Полог палатки откинулся, и в проходе появилась белая фигура, «Доктор, — понимает Витя. — Значит, вертолет действительно был».

— Ну, ну, где тут мои пациенты? — мягким баритоном заговорил доктор.

Вите отлично знакомы эти наигранно бодрые, чисто докторские вопросы. Вслед за ними обычно появляется холодный скользкий градусник, а потом зачастую и касторка.

Но на Камчатке и доктора, видно, особые. Опустившись на колени перед Витей, доктор пощупал его пульс, потом придавил двумя пальцами шишку над глазом и, не говоря ни слова, пересел к радисту.

— Немедленно госпитализировать. Погрузим на наш вертолет! — сказал он появившемуся у палатки Арсению Николаевичу.

«Кого госпитализировать? Витю или радиста? Иди обоих? И почему доктор ничего не сказал после осмотра? А может, его дела так плохи, что врач не решился высказаться при пациенте? И куда девался Коля? Вечно, когда он нужен, куда-то исчезает. Ведь он не пациент, при нем доктор скажет, кого госпитализировать».

Вите становится очень жалко себя. Он тихонько дотронулся пальцем до шишки, надавил на нее, но почему-то почти не почувствовал боли. Наверно, поврежден нерв, командующий болевыми ощущениями.

Он приподнял голову, и вдруг палатка зашаталась, затрещала, поплыла куда-то вверх. Витя закрыл глаза, чтобы исчезло противное головокружение, а когда открыл, увидел над головой голубое небо.

Ничего не понимая, мальчик огляделся по сторонам. Вокруг него и радиста собралось все население лагеря. Тут же поблизости, на берегу речки, стоят два вертолета, до странности похожие на двух огромных бескрылых кузнечиков.