Левша положил на камень снятую им палатку и тоже присоединился к мужчинам.

— Осторожно. Каждое сотрясение может повредить  больному, — сказал доктор.

Левша, охотник-камчадал, Арсений Николаевич и доктор бережно подняли радиста вместе с матрасом и понесли к вертолету. Наташа поддерживала его голову. Значит, госпитализировать нужно радиста. А он как же?

— Витя! — послышался рядом с ним шепот. — Ты нас можешь узнать? Это мы, Ариша и Саня-хозяйка. Мы принесли вам деньги от капитана «Богатыря». А Коля с Лехой куда-то ушли. Коля еще вечером нам сказал по секрету, что они скоро вернутся. А куда уходят, не сказал.

Ну как может Витя не узнать Аришину скороговорку? Но сейчас она не раздражает. Наоборот, Витя рад, что рядом с ним эти милые девочки. Витя улыбнулся и протянул им руки:

— Здравствуйте!

— Не шевелись, — не поняла его дружеского жеста Ариша, — я сама положу,—она сунула в карман его курточки пакетик с деньгами. — И расписки не нужно. . . Только не шевелись!

— Ну, друже, сбирайся! — раздался голос Левши.

— Куда?! — попытался снова приподняться Витя.

— На литак! Доктор сказав, що опасного ничого нема, а все ж краще покласти тебе в ликарню, подивитись — може, в ранци що осталось. Кусок кварцу або що!

— А Коля?

— А Коля на другим литаку з милиционером и бандиами полетить. Як що поспиэ. Ще ранише за тебе в Петропавловски буде. Вас тильки до ближнего медпункта, а його в самий Петропавловск доставлять!

— А если не успеет? Не полечу! Без Коли не полечу.

— Значит, нехай льотчик летит з одним радистом?

— Нехай, — не замечая, что заговорил на украинском языке, упрямо мотнул головой ленинградец.

— А ты розумиешь, що я тебе можу силком взяти и вкинути в литак, — обозлился на мальчишечье упрямство матрос. — Я тоби кажу: треба летити.

-— Без Коли? Нет, нет! Я останусь тут, пока придет Коля!

— Витя, ты ж не мала дитина, — еще раз попробовал урезонить мальчика Левша. — Юнги нема з вечора. Може, вин з Льохою в район подався.

— Витя, Витечка, — дуэтом поддержали Левшу Ариша и Саня.— Нужно лететь. Ведь Коля здоров, а ты раненый. Мы тебе обещаем, если Коля опоздает на вертолет, разыскать его и любыми путями доставить в Петропавловск.

Сейчас уже девочки не кажутся Вите родными и близкими, как несколько минут тому назад. Девчонки — они девчонки и есть. Что они понимают в настоящей мужской дружбе? Разве Витя может вернуться на «Богатырь» без юнги? Нет, он останется здесь, в лагере, и дождется друга. Если Коля не придет, Витя подождет, пока заживет рана, и сам отправится на поиски. Он пристанет к охотникам, обойдет всю Камчатку. Никогда больше дядя Сергей не произнесет обидных слов: «Витя, ты плохой товарищ».

— Витя, ты плохой товарищ, — прозвучал около Вити спокойный голос Арсения Николаевича. — Вертолет готов к отлету, тебя там ждут врач и тяжело больной Володя, а ты тут, как маленький, упрямишься: «Не полечу». Неужели ты думаешь, что мы хуже тебя сумеем позаботиться о Коле?

— Не полечу, еле слышно выговорил Витя и почувствовал, что ему очень хочется спать.

— Ну-ка, быстренько, — сказал Арсений Николаевич.,

Вдвоем с Левшой они легко подняли Витю и погрузили в готовый к отлету вертолет.

Девочки бросились к машине. Они забыли спросить самое главное — Витин адрес. Не пригласили его приезжать еще. . .

— Тю на вас! — задержал рыбачек Левша. — Чи ви не бачите?

Над вертолетом, набирая обороты, завертелся пропеллер, машина плавно оторвалась от земли и легла курсом на утреннее солнце.

В своей песне у Витиной постели Леха пел правду. На Камчатке нет тюрем. На Камчатке нет места для преступников, нет места для плохих людей. Камчатские жители немедленно изгоняют все подлое и пакостное, весь шлак и накипь, попавший на огнедышащий полуостров с материка. Не строятся на Камчатке тюрьмы и кутузки. Некуда деть на Камчатке вредного человека.

Второй вертолет принадлежит камчатскому леспромхозу. Его дело летать над тайгой и, завидев признаки лесного пожара, доставлять к очагу пожарную команду. Но воры, грабители, свободно разгуливающие по камчатской земле, хуже пожара. Их нужно немедленно отправить в Петропавловск, а оттуда первым теплоходом убрать вон с Камчатки.

Крючконосый отлично понимал, что их игра проиграна. Золото сопки Неведомой достанется не им, а этим не понятным ему людям. Эти люди могут целыми месяцами под дождем и палящими лучами солнца, в зной и холод вгрызаться в крутые склоны камчатских сопок и, найдя золото, сдать его — все, до малейшей песчинки — государству. Крючконосый много встречал на своем пути таких людей. Сначала он не верил им, считал, что это противоестественно, противоречит самой природе человека. А когда узнал поближе, возненавидел их.

И опять все стало на свои места: с одной стороны — крючконосый со своим мирком, с другой — эти люди. Они, как масло и вода, не смешиваются между собой и враждебны друг другу всем своим существованием. Ни одной мысли о том, что люди погибнут, что они обрекают людей на голодную смерть, не возникло у крючконосого, когда они уносили продукты из лагеря, оставляя отряд без пищи: это было в порядке вещей.

А вот Наташа притащила им утром по огромному куску жареной оленины с печеной лепешкой, принесла первым, пока еще никто в лагере не завтракал. Главный начальник всего отряда видел и не остановил, не выхватил из рук девушки пищу, которую она передала людям, пришедшим в этот лагерь только для того, чтобы его обокрасть.

У крючконосого сместились все установившиеся понятия. И, может быть, впервые за всю свою воровскую жизнь он ощутил где-то глубоко, под спудом своего сознания, зависть к этим людям, неосознанную тоску по этой незнакомой ему жизни.

— Чуфань, пока мильтон не заграбастал, — обратился к дружку тестолицый. Его ничто не мучило — разве что комары. С наслаждением вонзив зубы в пропитавшееся дымком костра оленье мясо, он старался быстрей с ним разделаться. Так вернее. Тестолицый уже давно привык ничему в жизни не удивляться.

Крючконосый при посадке в вертолет встретился взглядом с Наташей и неожиданно для себя помахал ей рукой. Он постарался сделать это так, чтобы не заметил тестолицый.

— Давай не грози! Отгрозился! — подтолкнул его милиционер к дверце вертолета. Он тоже не предполагал, что этот «ворюга» мог помахать девушке рукой с простым человеческим прощальным приветом.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Леха очень торопился, он вел Колю по кратчайшему пути и, не подрассчитав, вывел прямо к летнему собачьему «дому отдыха».

Бешеный собачий лай встретил ребят на подходе к летнему стойбищу оленеводов.

— Однако, собачки,—спокойно сказал Леха, чувствуя, что юнга явно замедлил ход.

Летом ездовые собаки на Камчатке опаснее волков. Летом они не работают — не будешь же на нартах ездить по сухой земле, — поэтому хозяева перестают их кормить. Да и чем кормить летом? К зиме заготовляется сушеная рыба — юкола — на каждую ездовую собаку приходится в день по целой рыбьей тушке. А как беречь рыбу летом?

Леха считает совершенно справедливым, что ездовые псы летом должны питаться чем придется. Для Лехи собачья жизнь — это веками отработанное правило. Мало остается у пастухов отходов от их пищи. И охотятся собаки сами на всякую бегающую, а зачастую даже и летающую дичь. За короткое камчатское лето домашние собачки набираются звериных навыков. Становятся похожими на своих далеких предков. Чтобы они совсем не одичали и не ушли от человека, пастухи обычно устраивают собак на какой-нибудь остров или окруженный непроходимой топью холм и изредка навещают их там. Только чем ближе к осени, тем трудней и сложней взаимоотношения собак и хозяев.

— Однако, сиди тут, жди! — сказал Леха. — Не надо ходить к собачкам, могут кусать маленько.

Особенно долго уговаривать юнгу не пришлось, но как же отпустить товарища одного?

— А ты? — неуверенно спросил Коля.